Путешествие на Восток

Первые два дня плавания почти не отложились в моей памяти. Общая слабость и спутанные мысли, частое забытье, перемежавшееся с невнятными и тревожными сновидениями — вот почти все, что я запомнил из этого краткого периода. Время от времени в мою наскоро оборудованную каюту заходил Кадм или Антиох, справлялся о моем самочувствии и терпеливо сидел рядом, пока я вновь не проваливался в очередной сон. На третий день, когда «Святой Иаков» скользил вдоль скалистого западного берега Бретани я, шатаясь и опираясь на руку Эйлин, покинул каюту, которая раньше, судя по отчетливому смоляному запаху, служила отделением для перевозки ценных сортов дерева, и выбрался на палубу. Погода к этому моменту испортилась, сильный боковой ветер нещадно раскачивал судно, идущее крутым правым галсом, что отнюдь не улучшало мое самочувствие. Я оперся на фальшборт и только тогда обессиленно выдохнул, глядя вниз на бурлящую воду цвета старого свинца, в которой трепетали наши отражения. Украдкой покосившись на девушку, я неожиданно наткнулся на встречный взгляд. Она редко отводила от меня глаза и еще реже отходила в сторону. В другой ситуации такое поведение могло показаться навязчивым, но только не сейчас. Пусть само мое присутствие было для нее сродни убежищу, где можно укрыться от ужасов окружающего мира, осознание того, что я ей нужен, как ни странно, вселяло уверенность и в меня самого. — Решил проветриться, братишка? — спросил подошедший Антиох и стал по другую сторону от Эйлин, которая по-прежнему придерживала меня за локоть, словно опасаясь, что от слабости я свалюсь за борт. — Надо же когда-то вставать на ноги, — пожал я плечами. — Сколько нам плыть до Арберии? — Певчий Джон уверяет, что от двух до четырех недель, если не влипнем ни в какую историю. Точнее сказать не может: слишком уж от ветра зависим. Рассказывал даже, как однажды у него ушла целая неделя только на то, чтобы добраться до Франции: то штиль, то встречный ветер. — А у Амара сколько времени ушло? — Спросил бы, будь он с нами. Я резко обернулся, отчего мир еще с полминуты вращался вокруг меня, а слюна приобрела металлический привкус. Амар не с нами? Неужели погиб? Почему я узнал об этом только сейчас? Антиох, встретив мой взгляд, горько усмехнулся и ответил на невысказанный вопрос: — Так и не пришел к отплытию. Пришлось отчаливать, пока еще была возможность. «Святой Иаков» — отличный корабль, но от королевских галер ему не уйти. Мы уж не стали тебе сразу говорить… Итак, мы остались без проводника, и единственная наша надежда на продолжение пути — пресловутый Голем из Круи, до которого еще нужно добраться. Я покачал головой в смятении. Таинственный монах казался мне почти всесильным: с таким холодным спокойствием он встречал любую угрозу, так неистово сражался, так прозорлив оказывался раз за разом, что со временем я перестал даже думать о том, что и он человек из плоти и крови, способный погибнуть в бою. С другой стороны, кто сказал, что он погиб? Амара могли задержать тысячи причин помимо смерти. В лицо ударил внезапный порыв соленого ветра. Парус над головой оглушительно хлопнул, мачта заскрипела. С бака послышался раздраженный окрик Певчего Джона, и два жилистых матроса подтащили к фальшборту сорвавшийся с крепления шкот, чтобы водворить его на место. — Пьяницы сухорукие! — беззлобно рыкнул на них капитан, проходя мимо, и с довольной ухмылкой остановился перед нами, окутанный аурой перегара. Я вопросительно взглянул на Антиоха, на что тот лишь едва заметно пожал плечами, словно бы говоря: мне нет дела до его пьянства, пока он способен проложить курс длиной в три тысячи миль и провести по нему судно. И все же… Да, я нисколько не ожидал трезвого образа жизни от бывалого моряка, но Певчий Джон, казалось, не просыхал вовсе. Тем не менее, повторно оглядев его, я был вынужден признать: вино не имело над ним власти. Несмотря на то, что «Святой Иаков» нещадно раскачивало, капитан стоял на палубе как влитой, причем без малейших усилий. Спутанные седые волосы, усыпанные кристаллами соли, трепетали от порывов ветра, время от времени обнажая глубокий уродливый шрам от скулы к правому виску, оставленный, похоже, пиратским фальшионом. И этот взгляд — совершенно трезвый, с оттенком бесшабашной веселой злости, — довершал картину, делая понятным выбор Кадма. Пусть Певчий Джон оставался пьяницей, но он действительно отличный капитан. — Что-то случилось, капитан? — обратился я к нему. — Пока ничего. Вот только, гм… — Певчий Джон помедлил, подбирая слова. — Словом, уже второй день за нами следует какое-то судно. Тоже ког, как и «Святой Иаков». Я поначалу думал, что какой-то торговец просто идет тем же курсом, поэтому пару раз намеренно отклонился к западу. Так вот, не отстает. Но и догнать, однако же, не пытается. — Думаешь, пираты? — нахмурился Антиох, вглядываясь в туманную даль за кормой. — Точно нет, — покачал головой капитан. — Те атакуют сразу, а не выслеживают сутками. И ког для них — не самое подходящее судно, он хорош в обороне, а для преследования и абордажа — ни к черту. Мы прошли на корму и поднялись на квадратную площадку, огражденную толстыми дубовыми щитами с прорезанными в них бойницами. Мне сразу стало понятно, почему корабль такого типа хорош в обороне: несколько арбалетчиков, укрывшись здесь, смогут сеять смерть и хаос в команде любой пытающейся атаковать галеры и при этом оставаться прекрасно защищенными от стрел неприятеля. — Сколько человек в нашей команде? — поинтересовался я, с уважением оглядев укрепленную площадку. — Одиннадцать, считая со мной, — отозвался капитан. — И четверо пассажиров, — добавил он, ухмыльнувшись. — Отобьемся, если что. Не впервой. Вон в том направлении, видите? Идет тем же галсом. Я вгляделся в указанном направлении и с трудом разобрал очертания парусного судна, однако без каких-либо подробностей. Как Певчему Джону, который уже в годах, удалось рассмотреть тип корабля на таком расстоянии? Воистину орлиное зрение! — Думаешь, это снова он? — спросил я Антиоха. — Наш таинственный убийца? Похоже на то, — кивнул мой брат. — Это его тактика: держать нас в поле зрения, но никогда не приближаться. Эйлин судорожно сжала мой локоть, и, обернувшись, я разглядел неприкрытый страх в ее глазах. Я успокаивающе погладил ее ладонь, и это, как ни странно, подействовало: страх не ушел, но лицо ее просветлело, и она даже сделала попытку робко улыбнуться мне. — Не волнуйся, Эйлин, — тихо проговорил я. — Пока ты с нами, никто не причинит тебе вреда. — Что ж, — подвел черту Антиох, направляясь к спуску на палубу, — пока непосредственной угрозы нет. А раз так, значит и беспокоиться раньше времени не стоит. Да, еще, — обернулся он ко мне, — Кадм хотел увидеть тебя, когда ты будешь в силах подойти. Он в нашей каюте под баком. — Проклятье, Итан, что ты творишь? — послышался за спиной раздраженный голос кормчего. — Забыл, как я тебе показывал? Не дергай колдершток, тяни медленно, иначе румпель ко всем чертям заклинит! Последовали сбивчивые оправдания юнги, но мы их уже не слушали, направившись к баку, увенчанному пузатым котлом не вполне ясного назначения. Котел сиял надраенной медью, а из его бока отходила короткая труба, проходившая справа от бушприта и соединенная с массивными кожаными мехами. Вся эта конструкция была огорожена такими же дубовыми щитами, как и верхняя часть юта, где мы только что были. Какое-то оружие? Мне показалось, что я видел нечто подобное на иллюстрации в одном из трактатов, посвященном истории морских сражений, но сейчас никак не мог вспомнить, о чем шла речь в этом труде. Поэтому, еще раз окинув взглядом необычную конструкцию, я решительно направился ко входу, расположенному ниже. Эйлин не отходила от меня ни на минуту. Не сразу я осознал, что это не просто проявление заботы о своем спасителе, хотя со стороны могло показаться именно так: девушка поддерживала меня под локоть, куда бы я ни пошел, часто заглядывая мне в глаза, чтобы уловить любые изменения в моем самочувствии. Однако стоило мне нырнуть в полумрак узкого помещения под баком, вынужденно освободив свой локоть из тонких пальцев Эйлин, чтобы протиснуться между переборками, как она хрипло вдохнула, метнулась за мной следом и снова вцепилась мне в руку, затравленно озираясь вокруг. Тесное темное помещение. Нетрудно было догадаться, что оно воскрешает в ее памяти. Эйлин держится за мою руку не только ради желания помочь мне, хотя я уверен, что и это имеет для нее значение. Но в первую очередь она цепляется за меня подобно утопающему. Держится за живого человека, чтобы вновь не остаться одной в темной каменной могиле, пусть даже сейчас полдень, а вокруг нас — необъятный морской простор. Я едва удержался от того, чтобы вновь сказать, что все в порядке и что ей ничего более не угрожает, пока она под нашей защитой. Возможно, она нуждалась в таких словах, но не обесценятся ли они, если повторять их снова и снова? Кадм сидел за узким деревянным столом и болезненно щурился, вглядываясь в текст тонкого пожелтевшего манускрипта при свете сильно коптящей свечи. Увидев нас, он кивнул, захлопнул рукопись, вложив между страниц гусиное перо, и неторопливо поднялся навстречу. — Рад, что тебе лучше, Игнотус, — серьезно сказал он, доставая небольшой сверток из складок мантии. — Вот это — для Эйлин. Антиох сделал основу, а я кое-что улучшил. Он развернул потертый пергамент, и я увидел искусно сделанную палочку из светлой красноватой древесины. — Молодая ольха, — продолжил Кадм, — это лучшее, что можно придумать для волшебника, гм… лишенного дара речи. Отлично работает с невербальными заклинаниями. С материалом для сердцевины, увы, похуже: мы почти все дома оставили. Если бы знать, что понадобится в дороге… Словом, я решил, что пока сгодится волос вейлы. Устойчивые чары с такой сердцевиной создать сложно, но в бою она не подведет, а для нас это самое главное. Эйлин благодарно кивнула и протянула руку. Ее пальцы сомкнулись на древке с неожиданной твердостью, пристальный взгляд скользнул по гладкой поверхности, покрытой тонкой вязью рун, которые Кадм использовал для усиления магического потока. В глазах девушки мелькнула тень мимолетного усилия, и чернильница на столе, дрогнув, обратилась в изящную бронзовую статуэтку, изображавшую, как мне показалось, греческую нимфу в легком хитоне, в которой, присмотревшись, я узнал саму Эйлин. Пришлось в который раз себе напомнить: какой бы уязвимой и по-детски беззащитной ни казалась мне Эйлин, она все же оставалась полноправной волшебницей, выпускницей Хогвартса. Трансфигурацией она владела мастерски, и способность говорить ей для этого не требовалась. Статуэтка вновь обратилась чернильницей, и я замер от пришедшей в голову идеи. Эйлин не может говорить, это верно. Перенесенное жуткое испытание искалечило ее душу, и мы не знаем, когда она сможет оправиться от раны. Но утратила ли она способность записывать свои мысли? Если дать ей чернильницу и пергамент, то, возможно, она сможет рассказать что-то важное. Может быть, о том, кто убил ее отца и похитил ее саму. — Присаживайся, брат, — прервал Кадм мои мысли. — И ты, Эйлин, тоже. Это не единственное, ради чего я позвал вас. У меня было время как следует подумать без того, чтобы каждую минуту ждать нападения… И, признаться, теперь я в сомнениях. Правильно ли мы поступили? — О чем ты? — спросил я, присаживаясь на узкую скамью рядом с Эйлин. — Ты думаешь, что лучше было дождаться Амара? — И это тоже… Но главное, я не знаю теперь, ждет ли нас желаемое в конце пути, даже если мы успешно завершим его. Пусть Кали — богиня, но что с того? Как можно вернуть к жизни — к настоящей жизни, а не жалкому подобию, — того, кто давно умер? Ты знаешь меня: я не сдаюсь, встретив сложную задачу, и знаю, как работает магия. Но здесь… Игнотус, я не могу даже предположить, какая сила способна на это. Понимаешь? Бывает, что задача слишком тяжела для меня, но я хотя бы могу представить себе, в каком направлении надо двигаться. Но только не здесь. Сейчас все выглядит так, словно я пытаюсь нарисовать треугольный круг. — Но Амар иного мнения. Думаешь, он лжет? Зачем ему это? — Нет, совсем не обязательно. Возможно, он попросту искренне верит своей госпоже, а вот она… — Он покачал головой, сжав губы. — Сам понимаешь, я никогда не имел дела с языческими богами, и не был уверен в самом их существовании. Святые отцы утверждают, что все они — просто демоны, исполняющие волю отца лжи. Меня сложно назвать добрым христианином, как и большинство иных волшебников, но что, если в этом они правы? «Последний же враг истребится — смерть», так сказано в Писании, верно? Если мы плывем прямиком к врагу всего человечества, на что мы можем рассчитывать, в самом деле? — Понимаю твои сомнения, Кадм. Я и сам изначально их полон. Но чем тебе могу помочь я? Мне известно не больше твоего, напротив. Кадм опустил голову и надолго замолчал. Казалось, он собирается с духом, чтобы сказать что-то важное, но отчего-то не может решиться. Наконец он глубоко вдохнул и выпалил: — Скажи мне честно, брат, я безумец? Я возмущенно вскинул голову, но он нетерпеливым жестом прервал мой готовящийся сорваться с губ протест. — Нет-нет, не надо меня подбадривать, я обращаюсь совсем не за этим. Думаю, я готов услышать правду сейчас, и лучше, если я услышу ее раньше. У Антиоха спрашивать такое бесполезно: он до седин будет считать себя моей нянькой, поэтому скажи мне, Игнотус, не безумен ли я? Безумец и одержимый считает себя здоровым, и потому не мне судить о своем состоянии. Сделав глубокий вдох, я как можно спокойней ответил: — Кадм, ты умнейший человек из тех, кого я знаю. Твоя душа ранена, но разум здоров, и я готов поклясться в этом. Может быть, твоя мечта несбыточна, и нам никогда не вернуть твою любимую в мир живых, но я отдам жизнь за то, чтобы это произошло. Он положил мне руку на плечо и заглянул мне в глаза, словно сомневался в том, что я говорю серьезно. Затем едва заметно кивнул и отвернулся. — Спасибо, Игнотус, — тихо сказал он. — Надеюсь… Я очень надеюсь, что наше путешествие не приведет нас к с… Проклятье! — он невесело рассмеялся. — Именно к Смерти оно и ведет нас. Когда Эйлин привела меня в каюту, я уже едва держался на ногах. Голова кружилась, и от слабости в глазах плясали цветные пятна. Я почти упал в свою кровать и благодарно улыбнулся девушке, надеясь, что моя улыбка не оказалась похожей на мучительный оскал умирающего. Она, не отводя от меня взгляда, разместилась на придвинутой к переборке простой деревянной кровати. Совсем недавно необходимость спать в одном помещении с чужой девушкой могла бы изрядно смутить меня, но сейчас ничего подобного я не испытывал. Во время морского путешествия даже монарх вынужден поступиться удобством и забыть о многих условностях, что уж говорить о нас? Меня беспокоило другое. — Эйлин, наше путешествие будет долгим и опасным, — сказал я. — и мне не хочется, чтобы с тобой что-то случилось. Если у тебя есть родственники где-нибудь, мы могли бы пришвартоваться в ближайшем порту и найти для тебя корабль, идущий в Англию. Она бросила на меня взгляд, как мне показалось, полный обиды, и отрицательно покачала головой. — Я не пытаюсь прогнать тебя, Эйлин, — со вздохом проговорил я. — Но ты должна понимать, кто мы и куда направляемся. Не знаю, что тебе успели рассказать мои братья, но ты слышала, о чем я говорил с Кадмом. Да, мы идем на поклон к самой богине Смерти… если мифы не лгут. Мы не знаем, что поджидает нас в конце пути и сможем ли мы вернуться обратно. Ты понимаешь это? Она просто кивнула, не колеблясь ни минуты, и я устало прикрыл глаза. В эти дни мне сложно было думать о чем-то кроме выживания, но Эйлин… Что я чувствую в действительности по отношению к ней? Я готов рисковать жизнью ради нее и заботиться о ней, но какая часть моего отношения — всего лишь продукт воспитания и можно ли сказать, что я увлечен ею? Наверное, нет. Определенно нет: я слишком мало знаю об этой девушке. И все же… Я слегка приоткрыл глаза, надеясь, что она не увидит моего взгляда сквозь опущенные ресницы. Свет, пробиваясь в щель между досками потолка, падал на ее волосы, окутывая их дрожащим мягким сиянием. Ее темно-красное платье, которому магия почти вернула исходное состояние, свободно облегало фигуру, а вышитые на нем золотистые цветы превращали Эйлин едва ли не в мифическую дриаду из ночного леса. Да, пальцы недавней пленницы моста все еще несли на себе кровавые следы тех жутких дней, в течение которых она пыталась голыми руками процарапать известковые швы в каменной кладке. По-прежнему осунувшееся лицо все еще заставляло помнить о времени заточения, но в глаза вернулся блеск, а губы все чаще складывались в мимолетную и грустную, но все же улыбку. Она была по-настоящему красива до похищения, и ее красота вновь расцветала с каждым проходящим днем, пока «Святой Иаков» неторопливо скользил по волнам к цели нашего путешествия. Корабль ощутимо накренился, возвещая смену галса, парус шумно затрепетал под порывами ветра, сквозь который донесся сильный голос Певчего Джона, хотя и окрашенный хрипотцой. Песню я узнал сразу.       «— Пусть мой супруг вернется в дом,       Избегнув страшной доли,       Меня ж ты жди на дне морском,       На сумрачном престоле.       И вот она, шагнув за борт,       Уходит вмиг под воду.       И больше по дороге в порт —       Ни тени непогоды.       Гервасий горестью убит,       Но с этих пор поныне       Всегда в пути его хранит       Живущая в пучине.» Насколько же укоренилась в человеческой душе идея жертвы! Высшие силы никогда не одаривают бесплатно: они всегда требуют платы, и платой в конце концов оказывается жизнь близкого человека. Что потребует от нас взамен богиня Смерти? Наверное, нет смысла задаваться такими вопросами, не пройдя и четверти пути. Добравшись до цели, мы сами будем принимать решение о плате, а сейчас мне нужно набраться сил, чтобы встретить во всеоружии любые опасности, поджидающие нас на пути. Чтобы помочь своим братьям и защитить Эйлин, которая и без того насмотрелась ужасов в своей недолгой жизни. Когда я вновь посмотрел на нее, она уже спала, и, судя по беспокойному движению глаз под веками, видела сон. Сомневаюсь, что ее сны несли успокоение после всего пережитого, но отдых ей нужен не меньше, чем мне самому. Сумерки на море спускаются быстро: свет, пробивающийся сквозь дощатый потолок, уже померк, и я, перевернувшись на спину, стал дожидаться прихода сна под мерные удары волн и скрип снастей. Мне почти удалось заснуть: я перестал отличать отголоски собственных мыслей от звуков окружающего мира, медленно погружаясь в липкую хмарь, возвещающую забытье. Пронзительный крик, донесшийся с палубы, не сразу разбудил меня, едва пробившись сквозь заслоны угасающего разума. Только когда он повторился, я, осознав, что происходит нечто из ряда вон выходящее, сел на своей кровати, тупо вглядываясь в темноту. В следующее мгновение я соскочил на пол, тут же зашатавшись от нахлынувшей слабости и чуть не сбив с ног уже проснувшуюся Эйлин. Выйдя наружу, я, борясь с дурнотой, поспешил в сторону кормы, откуда доносились крики. Еще до того, как я взобрался на ют, мне стало ясно, что случилось непоправимое. На покосившемся колдерштоке безвольно повисло грузное тело кормчего Грегори. Кровь из располосованного горла, стекая по руке кормчего, уже образовала на палубном настиле лужу, которая в неясном свете штормового фонаря казалась почти черной. Рядом с ней, упав на колени, дрожал то ли от страха, то ли от промозглого ветра юнга, которого, кажется, звали Итан: он не отводил от покойника широко раскрытых глаз, безотчетно кутаясь в поношенную матросскую куртку с оторванным рукавом. Эйлин, взобравшись за мной следом, положила руку мне на плечо: я почувствовал, как судорожно сжались ее пальцы. Дыхание смерти вновь настигло нас — даже здесь, в семи сотнях миль от берегов Англии. — Что тут, дьявол вас побери, произошло?! — рыкнул Певчий Джон, взбежав по лестнице на ют, и замер, увидев открывшуюся перед ним картину. Юнга наконец оторвал взгляд от убитого, затравленно обернулся в сторону капитана, после чего, судорожно сглотнув, вскочил на ноги и понесся к фальшборту. Судя по звукам, его мучительно рвало. — Эй, парень, — обратился к нему долговязый помощник капитана, подоспев как раз вовремя, чтобы захватить сцену, — успокойся и расскажи, что тут произошло. Ты видел убийцу? Итан нерешительно обернулся, вытирая рот единственным оставшимся рукавом, и отрицательно помотал головой. — Я услышал, как Грегори вскрикнул наверху, — сказал он, — и решил, что он зовет меня. Поднялся на ют, а здесь… Юнга всхлипнул и опустил голову. На лице капитана я впервые увидел нерешительность: до сих пор он, как мне казалось, всегда точно знал, что и как делать. Оттеснив меня в сторону, к телу решительно подошел Кадм, поднимая палочку, и яркий белый свет, зажженный его заклинанием, озарил место преступления в мельчайших деталях. Кадм осторожно приподнял повисшую голову покойника и вгляделся в рану на горле. — Смотрите! — коротко бросил он мне и подоспевшему Антиоху. Я осторожно подошел ближе, стараясь не ступить в лужу крови, и посмотрел туда, куда указывал брат. Горло мертвого моряка еще при жизни потемнело от жгучих солнечных лучей и ветра, но недостаточно, чтобы я не заметил: края раны изогнулись и почернели. Тот же самый яд. То же самое оружие. Еще одна бессмысленная смерть. — Это наш убийца, про которого я рассказывал, — буднично сообщил Антиох капитану, оторвавшись от разглядывания разреза на горле покойника. — И он сейчас где-то на твоем корабле, дружище. А раз так, значит, нас преследует кто-то другой. — Прошу простить нас, капитан, — обратился я к Певчему Джону. — Мы притащили за собой… — Брось, парень, — остановил меня тот, мрачно покачав головой. — Грегори был хорошим другом, хоть и буйного нрава, но он знал, на что идет. Мореходство — опасное дело, мало кто из наших доживает до старости. А если этот ваш головорез, Ночная Тень, или как там твой братец называл его… Если он на моем корабле, то ему уж точно не скрыться. — Тень? — переспросил я у Антиоха. — Надо же его было как-то называть, — пожал тот плечами и развернулся в сторону команды, сгрудившейся под ютом. — Сейчас не самое удобное время для поисков. Однако вряд ли кто-то из вас будет в безопасности этой ночью, если мы не поймаем убийцу. И лучше всего сделать это как можно раньше, пока он не успел подготовиться и замести последние следы. Капитан! Ты лучше всех знаешь свое судно, тебе и следует организовать поиски. И предупреждаю: никто и ни при каких условиях не должен оставаться один, если он желает дожить до утра. Мы имеем дело с одним из самых опасных людей в истории Англии, помяните мое слово. Певчий Джон кивнул и обратился к помощнику: — Кайл, иди с чародеями и возьми с собой мальчишку, пусть будет на виду. Осмотрите верхнюю палубу и бак. Лестер, ты остаешься здесь вместо Грегори. Хью, ты тоже, будешь его прикрывать. Все остальные — за мной, спускаемся в трюм. Там чертовски много мест, где можно спрятаться. Подождав, когда капитан с остальной частью команды скрылись под палубой, мы с братьями и Эйлин выстроились цепью, взяв в руки палочки. Кайл с юнгой разместились позади нас. Я сильно сомневался, что от меня будет много толку в случае сражения, но хотя бы уж смогу отвлечь внимание противника на себя. — Что с тобой, Кадм? — внезапно спросил Антиох. — Ты никак боишься? Кадм презрительно фыркнул и покачал головой. — Я почти уверен, что нам ничего не угрожает: ты же помнишь, как ведет себя Тень. Дело в другом. Мы не найдем никакого убийцы. И капитан в трюме — тоже. — Думаешь, он уже покинул судно? — с сомнением спросил я. — Нет, Игнотус. Все куда хуже. Я думаю, что Тень — один из нас.