Путешествие на Восток

— Итэ, эт интерфичерэ! — врезался мне в уши хриплый крик, исходивший, казалось, отовсюду. Горящий лес вокруг пришел в движение: среди объятых пламенем стволов показались приземистые темные фигуры, бредущие сквозь огненный ад к только им ведомой цели. Я скользил в сумраке, стараясь держаться подальше от любых признаков жизни. Где-то впереди меня ждал Источник, но я не мог вспомнить, что это такое и чего ради я стремлюсь к нему. Меня не замечали — пока. Что произойдет, если я столкнусь с одним из врагов, казалось очевидным: то и дело мне попадались изувеченные тела тех, кто оказался менее удачлив. Взобравшись на поросший молодыми деревцами пригорок, я замер. Передо мной, освещенный холодным лунным светом, возвышался храм. Да, вероятно, это был храм, хотя и построенный задолго до начала христианской эры. Каким языческим богам поклонялись в его стенах? Я не имел представления, но каким-то образом знал: моя цель — внутри этого строения, сложенного из призрачно-белого мрамора, увитого плющом и уже тронутого всесокрушающей дланью времени. — Не ходи туда ночью, — услышал я шепот за спиной и рывком обернулся. Рядом со мной стояла Эйлин, протянув руку в направлении храма. — Не ходи, — повторила она, и меня нисколько не удивляло, что она способна говорить. — Они ждут тебя. — Мы ждем тебя, — донеслось из клубов дыма. — Ждем, — прошелестел ветер, взметнув облако пепла. Земля дрогнула, и обугленные ветви ближайших деревьев осыпались черным крошевом в золотых искрах угасшего огня. В плотной пелене дыма показались очертания человеческой фигуры — слишком неправильные, искаженные для того, чтобы принадлежать человеку. Каждый шаг существа отдавался в моих собственных костях, и от этих глухих ударов становилось трудно дышать, словно мою грудь придавили каменной глыбой. Страшный человек остановился, возвышаясь надо мной подобно каменному изваянию. Он и был изваянием — с его безволосой бугристой плотью из сырой глины и темными провалами на месте глаз и рта. Мой взгляд остановился на изломанной линии, выжженой на лбу существа. Руна Зиг? Бесформенная рука метнулась вперед, и холодные пальцы впились мне в горло. Существо зарычало, и я почувствовал, как мои ноги отрываются от земли. Чудовищная глиняная маска вместо лица заслонила собой окружающий мир, который утонул в кровавых сумерках. — Глорификамус фигулюс! — пророкотала разверстая пасть, окатив меня запахом холодной земли. — Кто… ты? — прохрипел я, пытаясь разжать убивающие меня пальцы. — Я есть будущее. Что-то хрустнуло в моей шее. Я попытался закричать в последнем мучительном усилии, но не смог выдавить из себя ни звука. Мир окрасился в багровый цвет, его очертания изменились до неузнаваемости, и там, за плотной дымкой, вырос черный провал, сама пустота, подобная туннелю, прорытому в небесах, пустота, окаймленная кольцом нестерпимого блеска. Пустота рванулась ко мне с яростью голодного зверя, и мое сознание, не выдержав безумного ужаса, покинуло меня. Я поджег жировую свечу привычным взмахом палочки и сел на краю кровати, силясь сделать достаточно глубокий вдох. Дышалось легко, но я все еще ощущал холодные глиняные пальцы на своем горле, и удушье по-прежнему терзало меня. Невольно я коснулся ладонью шеи, словно и впрямь ожидал обнаружить там жуткую длань существа из кошмара, и только тогда увидел, что Эйлин не спит. Она неподвижно лежала на боку и следила за мной встревоженным взглядом. Увидев мой последний жест, девушка приподнялась на локте, дотянулась до пера с чернильницей и вывела на уже порядком исписанном пергаменте новую строчку: «Сон?». — Да, — кивнул я. — Кошмар. И там была ты, — сделав попытку улыбнуться, невпопад добавил я. На этот раз строчка оказалась длиннее. «Горящий лес, храм вдалеке и големы?», — прочел я, пододвинув к себе пергамент, и, не сразу осознав суть вопроса, переспросил: — Големы? В следующее мгновение кровь бросилась мне в лицо. Она видела это! Мы видели один и тот же сон? Я слышал о таких случаях, но всегда считал это просто байками. Правильно истолковав выражение моего лица, Эйлин вздохнула и вновь склонилась над пергаментом. «Неуправляемая легилименция. Это у меня с детства. Так и не смогла научиться проникать в мысли сознательно, но иногда это происходит во сне. Я не хотела подглядывать, прости». — Тебе не за что извиняться, Эйлин. У всех магов бывают выбросы с детства, а у меня нет от тебя никаких секретов. Ты знаешь, пока был жив наш отец, мы… Мы проговорили больше часа. Конечно, говорил только я, а она лишь время от времени писала короткие вопросы и ответы на пергаменте, на котором за все это время места живого не осталось. Не помню, чтобы мне доводилось кому-то вот так просто и естественно рассказывать о своем детстве, включая и такое, чем сложно гордиться. Я рассказал о том, как боялся всего и вся. О своих выбросах, которые делали меня невидимым для окружающих на пару часов, из-за чего однажды все решили, что я сбежал из дома. О том, как от клыков местного оборотня погибла мама. Как отца убил на дуэли заезжий маг с севера. Я рассказал о нашем соседе, добром и безобидном маге Гиацинтусе, который как-то помутился рассудком и время от времени становился другим человеком — злобным и жестоким, как дикий зверь. И о том, как я влюбился в рыжую девчонку на третьем курсе Хогвартса, но так и не смог сказать ей об этом. Как на следующий год она просто пропала — без единого следа. Мне хотелось говорить вечно, однако солнце уже поднялось над палубой и теперь пробивалось огненными полосами сквозь щели в дощатых стенах каюты. Я с сожалением отвел взгляд от темных глаз Эйлин и выбрался наружу, сощурившись от нестерпимого дневного света. Стоило мне свернуть к баку, как я нос к носу столкнулся с Певчим Джоном, который, похоже, удержался от града непристойных ругательств только из уважения к своим нанимателям. — Что-то случилось, капитан? — поинтересовался я. — Это мягко сказано, — отозвался тот. — Сегодня с утра я надумал нанести визит своему приятелю, который вчера продал нам это вино, и выяснить с глазу на глаз, какого дьявола он вытворяет. Да только он оказался ни при чем. — Удалось что-то найти? — Именно. Я отправил Мартина в трюм, чтобы выволок это чертово вино — хотел предложить Иву его отведать… Ну, а Мартин, смотри, что обнаружил в углу за бочкой. Капитан протянул мне бронзовую чашу, на ко дну которой прилипла ссохшаяся корка какого-то зелья. Я осторожно поднес чашу к лицу и втянул воздух через нос, сразу же ощутив терпкий аромат, который сложно было с чем-либо спутать. — Смертоголов, — кивнул я. — То есть отраву приготовили на судне и здесь же отравили вино. Снова Тень. Правда, на сей раз наш загадочный убийца устроил что-то совершенно безумное. Зачем отправлять на тот свет весь экипаж после того, как он с трудом проник на корабль и втерся в доверие? Что-то здесь не сходится, Джон. Тот лишь пожал плечами и бросил мрачный взгляд на залитый солнцем город. Потом брезгливо понюхал чашу и, помедлив, швырнул ее за борт. Повернувшись ко мне, он вновь заговорил: — Словом, теперь нет необходимости выяснять что-то у Иву. Можно поднимать якорь и надеяться, что ваш убийца не настолько безумен, чтобы расправиться с экипажем в открытом море. Он должен понимать, что в одиночку ему не выжить. — Он определенно безумен. Но я согласен, отплыть следует как можно раньше: когда мы найдем его, убийца не сможет бежать на берег. Певчий Джон, кивнув, вернулся на бак, где по его распоряжению двое моряков с кряхтеньем уперлись в рычаги ворота с якорной цепью. Драконья голова вновь оскалила пасть на поднятом парусе, и «Святой Иаков» неторопливо двинулся в открытое море. Я поднялся за капитаном на бак, и Эйлин безмолвной тенью последовала за мной. Мы стали у самого бушприта, время от времени прикрывая глаза от летящих в лицо соленых брызг. — «Бог тьмы и урагана», — усмехнулся я, поймав удивленный взгляд девушки. — Мы ожидали встретить Смерть в конце путешествия, но она всю дорогу дышит нам в лицо, Эйлин. Очень не хочется подвергать тебя опасности. И все же… я ужасно рад, что ты с нами. Она, улыбнувшись, придвинулась ко мне ближе и положила голову мне на плечо. Меня затопила волна такой нежности, что я с трудом удержался от того, чтобы крепко обнять Эйлин, и в этот момент со странной обреченностью понял: я пропал. Мы плывем в Богом забытое место, нас постоянно пытаются прикончить, в чем лишь чудом до сих пор не преуспели, и меня угораздило влюбиться именно в тот момент, когда мне больше всего требуется трезвость ума, свободного от страстей. Если бы Эйлин не отвечала взаимностью, не выходила за пределы простой благодарности и светской вежливости, все было бы куда легче. Но в том, как она смотрела на меня, как сжимала мне руку и как улыбалась, было столько теплоты и доверия, что становилось ясно без слов: она увлечена мною не меньше. И вот что мне теперь делать? Я услышал деликатное покашливание Кадма за спиной и со вздохом обернулся. Брат сменил мантию на обычную моряцкую куртку, из-за чего казался до странности заурядным маглом. Неужели внешний вид настолько сильно влияет на то, как мы воспринимаем человека? Я всегда считал себя выше подобных предрассудков, но глядя в тот момент на родного брата, я при всем желании не мог разглядеть сильного и мудрого чародея с огромным опытом. — Жарковато в этих краях, — заявил Кадм, перехватив мой удивленный взгляд. — Да и морская вода для мантии — не лучшее соседство. Я, собственно, к тебе вот по какому вопросу… Как ты считаешь, что сделает Тень, когда… если мы его обнаружим? — С четырьмя магами и командой он вряд ли справится, поэтому, полагаю, он попытается бежать. — Вот именно! — победно поднял Кадм палец. — И мы не должны допустить этого. Я попросил капитана отплыть как можно дальше от берега, не меньше, чем на десять-двадцать миль. Даже если убийца — отменный пловец, столько ему не проплыть. — Вполне разумно, брат, но чем же я могу помочь? Кадм встал рядом со мной, устремив взгляд к горизонту. — Видишь ли, Игнотус… Очень скоро мы пройдем через Гибралтарский пролив. Даже если Певчий Джон направит «Святого Иакова» точно по центру, все равно до каждого берега будет не больше пяти миль. Кроме того, там очень много торговых судов, каждое из которых, конечно, придет на помощь человеку за бортом. — Следовательно, мы должны найти убийцу раньше, — кивнул я. — Или, напротив, повременить с этим, — тихо ответил Кадм. — Я знаю, что ты тоже пытаешься распутать этот клубок, и потому прошу тебя, брат: даже если ты поймешь, кто из команды — Тень, не пытайся его поймать и никому не сообщай этого до тех пор, пока пролив не останется далеко позади. Сейчас он уверен в том, что нам его не обнаружить, иначе он бежал бы еще в порту. Значит, не будет пытаться скрыться и в дальнейшем. — Что ж, я тебя понял. Но затягивать все равно не следует. Лучше бы нам найти отравителя еще до того, как мы подойдем к проливу. Пожалуй, я опрошу охрану судна, кто из них чем занимался после доставки вина. Кадм со вздохом покачал головой. — Я уверен, ты не с той стороны ищешь, братишка. Можно сколько угодно опрашивать свидетелей, но по меньшей мере один из них лжет, а Тень умеет заметать следы. Я бы на твоем месте полагался лишь на то, что видел собственными глазами. — Но я же совершенно ничего не… — Просто научись смотреть, Игнотус. Сейчас ты смотришь и не видишь. — Уж не хочешь ли ты сказать, что уже нашел убийцу? — У меня есть… одно предположение. Я молчал, ожидая продолжения, но его так и не последовало. Подошедший к баку Антиох окликнул Кадма, и тот, кивнув мне, отправился за старшим братом в сторону кормы. «Научись смотреть», значит? Что он имел в виду? Чему-то из того, что произошло на моих глазах, я совершенно напрасно не придал значения — вот что. Как теперь узнать, что это? — Ты ничего странного не видела за эти дни, Эйлин? — спросил я, прекрасно понимая, что ответа не будет. Она обернулась ко мне и пожала плечами. А чего я ожидал? Что-то очевидно странное наверняка привлекло бы мое внимание. Я мысленно обратился к застолью, которое едва не закончилось смертью экипажа. Отравитель должен был сидеть вместе со всеми за столом. Однако он просто обязан был вести себя иначе, чем другие, если не хотел погибнуть с ними заодно. Может быть, пытался добавить в свой кубок снадобье из подлунника. Может быть, до последнего не прикасался к своему кубку вовсе. Может, еще что-то. Кто вел себя иначе? Карлуш и Рикарду — их только что наняли. Капитан — он держал речь перед нами. И еще Итан, который… Проклятье! Именно юнга предупредил всех, что вино отравлено. Бессмыслица какая-то. Может быть, что-то пошло не так? Может, он не рассчитывал, что яд окажется в его кубке? — И все-таки я должен опросить охрану, — пробормотал я. — Пойдем, Эйлин. Шейна я обнаружил в кубрике, где он, засучив штанину, обрабатывал каким-то снадобьем — наверняка шарлатанским — рану на щиколотке. Моим расспросам бывалый вояка ничуть не удивился. — Итан? Валялся в кубрике, пока не вернулся капитан. Буравил потолок, как обычно. Настолько угрюмого мальчишку поискать: обычно в таком возрасте им не сидится на месте. — И что же, он вообще ни разу не выходил? — Выходил, конечно. Пару раз и ненадолго. Один раз высунул нос, когда доставили вино, и еще разок по нужде бегал. Итак, снова мимо. Впрочем, чего еще можно было ожидать от случайной догадки? Конечно, Шейн может лгать, но зачем это ему? — А кто-то еще был в кубрике? — уцепился я за последнюю возможность. — Я да еще Рональд, — безразлично отозвался Шейн. — Хью помогал сволакивать бочки в трюм, потом тоже вернулся. Я мог бы проверить его слова, поговорив с Рональдом и Хью, но был уверен, что услышу ровно то же самое. Все говорило о том, что я на ложном пути, а значит, мне следовало вернуться назад и начать заново. Поступок юнги привлекает внимание — бесспорно. Но как насчет поступка Аспида? Итана не было с нами во время стычки в доках. Кого тогда защищал наш старый враг? Ответ очевиден. Антиоха. Кадма. Эйлин. Больше никого с нами не было, верно? И ни одного из них я не мог представить в роли убийцы. Безумие какое-то. Безумие? А что, если это и есть ответ? Стараясь не вспугнуть внезапно проскользнувшую мысль, я рассеянно попрощался с Шейном и вышел на палубу. Братьев поблизости не было, и я, потянув за руку Эйлин, направился в сторону каюты Кадма. В памяти снова всплыл образ мага Гиацинтуса, в прошлом учившегося на Когтевране. Почему утром я вспомнил его? Должно быть, уже тогда я подспудно догадывался, куда заведет меня расследование. И вот сейчас страшная догадка озарила темные закоулки моей памяти подобно вспышке молнии. Я шел в каюту Кадма и вспоминал — один факт за другим. Брат был прав: я смотрел и не видел. Кто из нас всех был ближе всех к безумию? Должно быть, Эйлин, которая к тому же выпускница Слизерина. Но она не отходит от меня ни на шаг, и никак не могла отравить вино. Антиох — резок и суров, но при этом приземлен и устойчив, и мало что способно разрушить твердокаменные чертоги его разума. А вот Кадм… Гениальный маг, чей ум — настолько же хрупок, насколько и прекрасен. И он находился на судне, когда туда привезли припасы из Портус Кале. В самом деле, сколько гениальных безумцев подарил миру факультет Когтевран? Кадм, наш брат, без сомнения, был одним из них. Рассудительный, логичный и спокойный чародей, чья безмятежность оказалась лишь оболочкой, под которой угнездилась кровоточащая рана с тех пор, как погибла Лия. Как часто он покидал дом в эти годы? Обычно мы находили его без чувств в «Ведьмином зеркале», но где еще он мог побывать? Где угодно. Что, если так все и было? В своей иной, темной ипостаси он заключил союз с Аспидом и обучил его магии Пустоты. Сам Амар оказался обманут, решив, что кто-то из учеников Кали не смог сохранить секреты богини, — он недооценил гениальность Кадма, который проник в эти секреты просто силой своего ума. В тот памятный день, когда мы обнаружили Аспида с Кадмом в таверне — на что так досадовал молодой Изли? «Бездарная пьянь, опустившийся неудачник»… Прежняя личность Кадма вернулась раньше, чем следовало, — вот что взбесило Аспида. Помилуй нас Господь! Все это время мы были рядом с Тенью! Знал ли сам Кадм о своей темной половине? Я распахнул дверь его тесной каюты. В полутемном помещении никого не было, только спартанского вида кровать, стол с наваленными листами пергамента и небольшой сундук в углу. — Эйлин, постой у входа, — обратился я к девушке. — Увидишь Кадма или Антиоха — дай мне знать, хорошо? Она широко раскрыла глаза и неуверенно кивнула, встав в дверном проеме. Я склонился над сундуком. Мой взгляд остановился на массивном навесном замке, однако никаких признаков защитных чар я не обнаружил: как видно, Кадм не особенно беспокоился о том, что его станет подозревать родной брат. Судорожно вдохнув от мгновенного укола неуместного стыда, я поднял палочку и, прищурив глаза, твердо сказал: — Портоберто! Замок с грохотом разлетелся железными обломками. Крышка сундука слегка приоткрылась, освободив край черной ткани. Я обеспокоенно обернулся к раскрытой двери, но Эйлин лишь покачала головой. Если кто-то и услышал взрыв, то вряд ли смог определить его источник. Вернувшись к сундуку, я поднял крышку, под которой лежала мятая мантия Кадма. Осмотрев ее и не обнаружив ничего примечательного, я было откинул облачение брата в сторону, как вдруг до моих ноздрей донесся еле заметный запах чего-то знакомого. Я снова взял мантию в руки и принюхался. Правый рукав слабо, но отчетливо пах смертоголовом. Так вот зачем он сменил мантию на куртку! «Жарковато в этих краях» — так ты сказал, брат? В сундуке больше ничего интересного, казалось, не было. Пара книг, посвященных германским рунам, редкий трактат Платона об Атлантиде, свернутые в трубку листы пергамента, пачка кошелей с ингредиентами… На самом дне тускло блеснула плоская бутыль из цветного стекла. «Potio mors capvt», — прочел я надпись на латыни. Настойка смертоголова! Больше сомнений не было. Кадм, мой родной брат — это Тень. Убийца, который с какого-то момента полностью поглотил его прежнюю личность — личность заботливого отца и доброго человека. Следующая мысль была не менее страшной. Чего ради он затеял это путешествие к языческой богине смерти? Действительно ли ради воскрешения своей погибшей возлюбленной? Или же, узнав от Амара о существовании могущественной магии Пустоты помимо его собственных щитовых чар, он понадеялся получить эти знания, чтобы возвести свое мастерство убийцы на недосягаемый уровень и… Для чего ему все это? Отомстить всему миру за Лию? Сзади послышался шорох, и моего плеча коснулись пальцы Эйлин. Обернувшись, я увидел ее встревоженный взгляд, обращенный к выходу, и замер: ко входу быстро приближались Кадм и Антиох. Уходить было поздно, да и не было у меня такого желания. Я не считаю себя несдержанным человеком, но в этот момент мои чувства просто бурлили, и, мягко отстранив Эйлин, я вышел навстречу братьям. — Что случилось, Игнотус? — нахмурился Антиох, увидев выражение моего лица. — Ты что, искал меня? — спросил Кадм. — Объясни-ка мне вот это, брат! — проговорил я, подняв бутыль на уровень его глаз. Кадм изменился в лице и сделал шаг назад. Потом со смешком тряхнул головой и проговорил: — Бог мой, Игнотус! Это вовсе не то, что ты… — Ступефай! — выкрикнул я, швыряя бутыль с настойкой ему в лицо, чтобы отвлечь внимание. — Протего! — молниеносно среагировал Кадм, взмахнув палочкой. Бутыль ударилась о невидимую преграду и с глухим стуком упала на палубный настил, лишь чудом не разбившись. Тот же магический щит отразил луч моего заклинания. Среагировать я не успел: алая вспышка в глазах — и я, лишившись ощущения собственного тела, рухнул, как подкошенный. — Эйлин, нет! — услышал я голос Антиоха. — С ним все будет в порядке. Нужно только разобраться, с чего он решил напасть на нас… Антиох, дубина ты эдакая, убийца рядом с тобой! Да посмотри же ты на бутыль! Увы, я не мог издать ни звука в этом состоянии, лишь смутно отмечая, как мое бесчувственное тело подняли и внесли в каюту, положив на кровать. Палочку извлекли из моих оцепеневших пальцев, и теперь я не смог бы защитить себя, даже если бы действие моего собственного заклинания закончилось. К сожалению, этого в любом случае ждать пришлось бы долго. — Что за дьявольщина тут у вас происходит? — послышался голос капитана. — Что вы между собой не поделили? — Просто недоразумение, Джон, — спокойно ответил Кадм. — Никто не пострадал. — А что с вашим малым? По виду он здорово смахивает на окоченевшего покойника. — Обездвижен заклятием, но с ним все будет в порядке, — отозвался Антиох и, хмыкнув, добавил: — У нас… магов такое бывает. — Уж надеюсь. Не хотелось бы остаться без нанимателей в разгар путешествия. Дверь захлопнулась, и судя по всему, мы остались одни. После недолгого молчания Кадм заговорил: — Я сейчас освобожу тебя, и, надеюсь, ты дашь мне возможность объясниться, прежде чем снова кидаться в бой. Фините Инкантатем! Незримые путы рассеялись, и я вновь обрел способность двигаться. Сев на кровати, я смерил брата долгим взглядом и произнес: — Я слушаю тебя. — Ты, конечно, вообразил, что я — Тень, — ухмыльнулся Кадм. — Не так ли? — Станешь отрицать это, брат? После всего, что я нашел в твоей каюте? Кадм невесело рассмеялся. — Игнотус, когда я советовал тебе научиться смотреть, я имел в виду не только и не столько наблюдательность. Да, ты провел блестящее расследование. Однако ты взялся расследовать совсем не то, что нужно. С какой стати Тени может понадобиться убивать тех, кого он всю дорогу защищал? Ты мог бы догадаться, что отравитель — кто угодно, только не он! — Если только речь не идет о безумце, Кадм, — тихо ответил я, глядя ему в глаза. — Ты признаешь, что отравленное вино — твоих рук дело? — Да, признаю. — Ты… Ты хотел всех убить? Черт возьми, Кадм! — Игнотус, успокойся. Никому ничего не угрожало. — Он тяжело вздохнул. — Ты же слышал мои намеки! Помнишь, что я тебе рассказывал про порошок подлунника? Загляни в сундук. Вот он, вместе с другими ингредиентами! Я добавил его вместе со смертоголовом и первым же попробовал эту смесь. Ни у кого от этого вина даже живот не заболел бы, уверяю тебя, братишка. Все, что мне нужно было от смертоголова — запах. — Но… зачем? — А ты как думаешь? Чтобы найти убийцу, конечно. И судя по всему, мой план сработал. Назовите меня легковерным, но глядя в безмятежно улыбающееся лицо брата, я просто не мог ему не поверить. С моих плеч будто гора свалилась и, улыбнувшись в ответ, я спросил: — Ты знаешь, кто из нас — Тень? — Как я уже сказал, у меня есть хорошее предположение. И я знаю, как его проверить, Игнотус. Только давай дождемся, когда Гибралтарский пролив останется позади, хорошо? И возьми свою палочку. Если я прав, очень скоро она тебе пригодится по-настоящему.