Поезд-ДА-Да-а

— Фух, успели, — Вовка закинул последние сумки с инструментами и музыкальным оборудованием на багажную полку, и поезд тронулся. К сожалению, экономные организаторы не вписались в бюджет и не смогли выделить отдельное купе для солиста. Это было его единственное требование касательно переезда. Все боялись сообщить Самойлову неприятную новость о том, что к нему в купе пришлось подселить ещё трубача, а также по совместительству гитариста, техника и бек-вокалиста. «Скажите спасибо, что только вдвоём будут ехать, а не придётся ещё кому-то лезть на верхнюю полку», — ответили организаторы в ответ на претензию. Трубач, гитарист, техник и бек-вокалист и уселся на полку напротив мрачного попутчика. В купе сразу же стало тесно. Хоть Вова и уважал Глеба Рудольфовича, считая его своим учителем и гуру, но в данном случае чувствовал себя козлом отпущения. Пока все остальные участники команды будут спокойно себе отдыхать и веселиться, он же всю ночь будет в напряжении и не сможет расслабиться. Мало того, что ему придётся терпеть угрюмое невысказанное недовольство от невозможности остаться одному и от того, что пришлось делить пространство с кем-то ещё. Так ещё и доведется выполнять роль няньки, а этого ему хватало и во время концертов. Нужно постоянно следить, что Глеб был обеспечен всем необходимым, в случае какой-то неполадки немедленно устранить ее, побежать туда, принести то и т.д. Да и к тому же, порой было невероятно сложно разобрать, что же именно хочет от него Самойлов. Хоть Владимир и привык за годы работы к странной дикции, но не всегда мог разобрать смысл с первого раза. Слова не поспевали за мыслями в голове. Кроме того, порой формулировал он их довольно загадочно. Иногда несколько минут надо было потратить на то, чтобы расшифровать смысл, и то не всегда это удавалось, особенно когда тот выпивал, и мысли лились в не отформатированном виде. Переспрашивать было стыдно, и иногда он чувствовал себя неловко, когда например, отвечал совсем невпопад. Владимир удивлялся, как такой великий человек, как он считал — гений, создающий невообразимый мир с помощью музыки и вообще мыслящий на несколько уровней выше обычных людей, в некоторых бытовых вопросах беспомощный, как ребёнок. Если его оставить одного — казалось, он пропадёт. Он забудет о том, что надо поесть, на мороз выйдет не одетый, заблудится по дороге из гримерки и не сможет найти сцену. Казалось, его вообще не волнуют какие-то материальные и бытовые моменты, и он их мог попросту не замечать, летая своим сознанием где-то в неведомых остальным глубинах космоса. Вова восхищался неземными качествами начальника, и вначале очень гордился тем, что ему выпала честь находится рядом с великим маэстро, но и нянькой быть тоже устал. Поэтому он решил пойти потусить с ребятами в соседнее купе и как можно дольше не возвращаться на свою полку. Уже когда станет совсем невмоготу, он тихонечко вернётся и сразу же заснёт. Так он и поступил. Разложил все вещи, достал с верхней полки матрац и подушку, и расстелил постель сразу на обеих полках. Заказал у проводницы чай для Глеба и показал ему, где выключается свет и где находятся usb-розетки. После концерта тот был измотанным и уставшим, и по всей видимости должен сразу же уснуть. Вовка пожелал ему спокойной ночи и вышел, направившись в купе к Юре и остальным ребятам.

***

Раздались два длинных сигнала паровоза, оповещающие поездную бригаду о команде «Отпустить тормоза!», и Глеб очнулся. Он сразу не смог понять, где он, но оглядев знакомый железнодорожный антураж, сообразил, что едет в поезде. Он совсем не помнил, как здесь очутился. Вроде бы только что он стоял на сцене и пел, потом свет и музыка стихли, и он погрузился в какой-то разливающий серый туман. Неразборчивый гул голосов, слышный будто бы через призму воды, когда ты лежишь на дне океана, а вверху на поверхности что-то происходит и идёт своя жизнь. Кто-то его куда-то тянет, что-то говорит и хочет от него. Он как немая рыба, не понимающая человеческого языка, плывет сквозь толщу реки, не сопротивляясь. Кто-то возникает перед его лицом, шевелит губами, потом становится рядом, держа в руках телефон. Вспышка. Наверно делаете с ним фото. Ему все равно, он даже не пытается улыбаться или выдавливать какую-то эмоцию. Какой есть — такой есть. Выжатый, мрачный, отдавший всего себя публике, и взамен получивший их внутреннюю боль и депрессию. Получаете! Вы ж этого хотели. А сами пляшите и веселитесь! Обмен энергией, че. Потом голосов становится меньше, и он спиной ощущает какое-то движение. Периодически машина останавливается на светофорах и поворачивает. Глаза плотно закрыты и он не знает, куда и где они едут, да это и не имеет значения. Ему всегда нравилось это ощущение скорости, когда ты сидишь неподвижно, а твоё тело перемещается в пространстве, при этом оставаясь неподвижным. Судя по всему, в микроавтобусе он занял место спиной по направлению к движению. Но ему это даже нравилось. Выходил из тела он именно назад, а в небо всегда падал вниз. Дальше он полностью выпал из окружающей реальности и погрузился в свои переживания. И не заметил, как оказался в поезде. В купе он был один, но на соседней полке заметил рюкзак и шарф Вовы. Тот успел куда-то ускользнуть. На столе стояла чашка с чаем в фирменном подстаканнике. Он отхлебнул немного янтарной жидкости, которая уже успела остыть. «А кто сказал, что чай должен быть горячим?» — подумал он, привыкший идти против течения, и допил до дна. Вообще его тело последнее время мало реагировало на температуру. Казалось, в нем существует собственная теплорегуляция, не зависимая от внешнего воздействия. В мороз, когда все люди вокруг укутывались в тёплую одежду, он мог выйти в одном свитерке. Выступая в тёплом клубе, где кроме тысячи людей, на тебя направлены софиты, разогревая и без того жаркое место, он надевал толстовку с длинными рукавами и капюшоном. Хотя его коллеги в летних футболках изнывали от жары, истекая потом. Конечно, пот на его теле тоже выступал, но эта реакция выделительной системы вовсе не зависела от температуры. Главное — чтобы была открыта шея, он терпеть не мог одежду под горло, всякие шарфы и прочее, казалось, тугая горловина душило его, и не давала нормально дышать. Существуют теплокровные существа, которые сохраняют и поддерживают постоянную температуру, не зависимо от отгружающей среды. Например, у людей это около 37 градусов, у птиц более 40, обезьяны 38.1. Хладнокровные же, наоборот, принимают температуру окружающего пространства. К примеру, морской ёж при температуре среды 8,6 градусов имеет температуру крови 10,96. То есть гомойотермическим существам приходится использовать внутренние ресурсы для поддержания постоянной температуры. Допустим, им приходится забирать тепло из других участков организма: охлаждая кожу, ступни и другие участки, а в жару выделять жидкость, обезвоживая запасы организма. У Глеба, казалась, все функционировало совершенно иначе, как у отдельного вида. Эволюция или космическое вмешательство в ДНК сделало его существом третьего типа, на которого эти все температурные колебания не воздействовали. Скажем, как есть люди, нечувствительные к лунному ритму, они вовсе не реагируют на новолуние и полнолуния. А кто-то наоборот подвластен всем переменам, и на собственной шкуре буквально ощущает движение звёзд, перемещение и приближение планет и другие астрономические явления. А те, кто настроили свои приемники на другую частоту, и научились слышать звезды, не чувствуют больше дуновение ветра и не различают разницу температур в несколько градусов. Равномерный стук колёс успокаивал скачущие мысли и убаюкивал. Глеб допил холодный чай, снял ботинки, и лёг в казенную постель с синим чернильным штампом с эмблемой РЖД. Он устал и чувствовал, что хотел спать. Глаза было трудно держать открытыми, они без намеренного усилия самостоятельно закрывались. Но при этом полностью погрузиться в сон не удавалось, сознание как будто находилось где-то в промежуточной фазе: отключено восприятие большинства внешних объектов, но частичка осознания блуждает, готовая в любой момент окончательно выйти в мир или наоборот исчезнуть. Хотя это состояние было привычным и хорошо знакомым, в нем Самойлов мог находиться большую часть дня, но сейчас хотелось именно отключиться полностью, уйти в забытьё. Осознанные сны и другие пограничные состояния — это, конечно, хорошо, но мозг при этом не отдыхает. Да и он уже не знал чем там заняться, множества часов проведя в этом безмолвии, где ничего особо не происходило. Хоть это и приятно, ты будто бы качаешься на мягких тёплых волнах спокойной реки. Но невозможно же заниматься этим вечно. Скучно. Хотелось чего-то нового, какого-то прорыва на новый уровень. Говорят, чтобы заснуть, надо заняться чём-то монотонным, например, вести счёт. Глеб решил считать перестуки колёс между участками состыковки рельс. Он вслушивался в паузы между стуками, замеряя ее длину. Это почти как музыка, имеющая определённый ритм. Ту-ту-ту ту-ту-тух. Ту-ту… Он начал вслушиваться в этот звук, пытаясь разобрать слова. Только кажется, что звук все время одинаковый. Объехав тысячи километров по рельсам необъятной родины, Глеб знал, что каждый раз стук разный. Гудок паровоза звучит не в один голос, а в несколько. Количество «голосов» зависит от количества специальных отверстий, через которые проходит пар. «Голоса» свистка могли достигать количества пяти, причём, непросто настроенных на разные ноты, а на выборочные, взаимодействие которых образует красивейшие аккорды. У каждого паровоза — свой голос! Глеб вслушивался, напрягая слух, пытаясь разобрать, что же хочет сказать ему дорога. Но мог уловить лишь какие-то отдельные нечленораздельные слова, которые не составлялись в предложение. Он достал айфон и включил диктофон на запись. Потом дома с помощью специальных программ уберёт ненужный шум и усилит звучание, и возможно, сможет в наушниках понять о чем там говорится. А может быть, этот отрывок войдёт в его новый трек. Пускай тогда и слушатели помучаются, как и он, разбирая слова. Ну, а что ж — должна быть какая-то загадка. Когда все ясно с первого раза — не интересно, сразу все понял и забыл. А когда осталось что-то за кадром и с каждым разом ты можешь уловить что-то больше, приблизиться к разгадке, это явление запечатлевается в сознании, как незакрытый гештальт. Кто-то поймёт, прослушав всего пару раз, кому-то потребуются годы, а кому-то правильное понимание и вовсе будет недоступно, но такова его судьба. Значит, ему ещё рано знать. Поток мыслей, как и звук колёс, стучащих о металлические рельсов, нескончаемо стучал в голове, лишь иногда делая непродолжительные остановки на станциях.