— Я хочу прикоснуться к твоей коже.

      Чонгук заворачивает на нужную улицу. Уже издалека возле магазина виднеются две полицейские машины с включенными мигалками и одна скорая. При виде врачебного автомобиля у мужчины внутри всё колышется, он давит сильнее на педаль газа. Подъезжая к цветочному магазину, Чон видит недовольные взгляды полицейских. Тормозит рядом с обочиной, выскакивая из машины, даже не удосужился закрыть дверь и сразу бежит в здание. Окна магазина разбиты, осколки острыми лезвиями валяются под ногами; цветы увядают на полу в разбитых горшочках и следователи по ним топчутся, совершенно не жалея молодые зелёные растения; касса выдернута из проводов и скинута на пол. Чонгук проходит дальше, стараясь взглядом зацепиться за рыжий цвет.       — Извините, – к нему подходит пожилой мужчина в полицейской форме, – вы хозяин этого магазина?       — Нет, – брюнет сглатывает, когда замечает кровоподтёки за прилавком.       — Тогда Вам нельзя здесь находиться, выйдите из помещения, – следователь что-то черкает в своих документах, ожидая, пока Чонгук выйдет из магазина.       — Здесь работает Чимин. Вы не знаете где он?       — Выйдите из магазина.       Полицейский устало вздыхает, головой кивая молодым полицейским на Чонгука. Те быстро подходят к нему, держат его за локти, подталкивают к выходу и повторяют, что ему нельзя здесь находиться.       — Нет! Не трогайте меня!       Чон резко останавливается, оборачиваясь в сторону небольшого прохода в сторону... подсобки. Точно! Чимин же писал, что сидит в той комнате! Брюнет отталкивает двух полицейских в разные стороны, бегом направляясь к подсобке. Молодые следователи не дают ему пройти, то и делая, что заламывают руки за спину и угрожают несколькими сутками в камере.       — Отпустите меня!       Крики Чимина действуют как адреналин для Чонгука. Он ударяет сначала одного полицейского, а затем другого. Другие следователи спешат на помощь, но брюнет убегает. Расталкивает врачей, склонившихся возле рыжеволосого и полицейских, которые, какого-то чёрта, держат юноше руки. Чонгук резко опускается на колени, больно ударяясь о плиточный пол; но сейчас его это не волнует. Он обнимает трясущегося Чимина, прижимает к своей груди и вплетает пальцы в его волосы, холодным железом массируя кожу головы.       — Чонгук? – парень отстраняется от мужской груди, смотрит щенячьим взглядом, словно не верит своим глазам. – Чонгук... Чонгук!       — Тш-ш, – брюнет чувствует, как пальцами юноша сжимает рубашку на его спине, а в районе сердца становится влажно и горячо. Пак обжигает его кожу горячим и тяжёлым дыханием, захлебываясь в слезах. – Я здесь, Чимин-а. Я здесь, слышишь? Всё хорошо. Прости, я так поздно увидел твои сообщения.       Младший лишь сильнее сжимает чужую рубашку, а всхлипы превращаются в настоящий страх. Чонгук не может назвать это громкими рыданиями или воем. Это именно то, что называют страхом. Такие опасные моменты, которые вы переживаете и думаете, что уже всё может быть кончено, в итоге возвращаются к вам ощущением страха за себя и людей, которые за вас переживают. Чонгук прикрывает глаза, щекой опираясь на макушку младшего. Даже врачи и полицейские отошли на второй план, совершенно его не волнуя.       — Извините, – на плечо брюнета ложится чья-то рука, – нам нужно взять показания и провести обследование.       — Хорошо, – мужчина шепчет в волосы Пака еле слышно, – выйдите из комнаты, пожалуйста.       Когда все посторонние люди выходят, Чонгук, держа юношу за плечи, отстраняет его от себя. У Чимина глаза покраснели, и щёки слегка опухли, на губах виднеются мелкие кровоподтёки из-за частого их покусывания.       — Х-хён, – младший трясущимися ладонями вытирает со щёк мокрые дорожки от слёз и слегка улыбается, – п-прости, если я отвлекал тебя. Они пытались вломиться сюда, мне было так с-страшно.       Пак слегка заикается из-за прошедшей истерики. Чон сильнее сжимает пальцами его плечи. Он не знает, как можно успокоить парня и нужно ли это делать вообще. Брюнет никогда не был в подобных ситуациях, поэтому он совершенно понятия не имеет, что делать. Мужчина замечает для себя, что в тех ситуациях, когда виноват не Чимин, второй почему-то всегда улыбается и извиняется. Честно говоря, Чонгук даже малейшего понятия не имеет, почему именно так происходит.       — Сейчас все хорошо, слышишь? – он осматривает открытые участки тела юноши на присутствие синяков или царапин; и когда старший убеждается, что Пак получил только психологическую травму, то немного успокаивается. – Сейчас мы дадим показания, и нас отпустят. Я отвезу тебя домой, хорошо?       Чимин кивает, поднимаясь на ноги с помощью Чонгука: брюнет поддерживает его за руки, видя, как трясутся колени парня. Они уже подходят к деревянной двери, когда рыжеволосый резко останавливается, хватая Чона за рубашку и сжимая идеально выглаженную ткань, где виднеются мокрые следы от чужих слёз.       — Ты мне расскажешь? – он видит непонимающий взгляд мужчины. Свои пальчики спускает по его рукам ниже, пока не прикладывает свою ладонь к чужой, ощущая лишь холод и твёрдость железа. – Что случилось с тобой?       Чонгук на несколько секунд прикрывает глаза и вздыхает. Собирается с силами, кивает.       — Если ты мне доверяешь, я расскажу тебе.       — Я доверяю тебе.       — Спасибо, – старший слабо улыбается, удобно перехватывая чужую ладонь и сжимая.       — Итак, мистер Пак, Вы утверждаете, что эти два молодых человека, – мужчина в форме показывает их фотографии, – пытались ограбить цветочный магазин, в котором Вы работаете продавцом уже около года?       — Да, всё так.       Чимин в полицейском участке даёт показания уже битый час. Следователи здесь работают такие, что совершенно не хотят верить словам юноши, хотя он, между прочим, пострадавший! Пак даже не уверен, что Чонгук всё ещё ждёт в коридоре; ведь приехали то они вместе.       — И ты не ударял никого из них? – да, рыжеволосый помнит лужу крови за стойкой и от этого его передёргивает, потому что кровь для него выглядит ужасно.       — Нет! – чуть повышает голос Чимин. – Я же говорю, что я всё это время прятался в подсобке!       — Допустим. Мы проверим камеры снаружи магазина, но внутри мы не нашли никаких камер, поэтому доказать Вашу непричастность к этому будет сложно.       Чимин выходит совершенно выжатым и понурым из кабинета полицейского. Он замечает Чона у окна, который беседует с другим следователем. Пак решает не встревать в разговор двух мужчин, поэтому дожидается хёна на скамейке возле адской комнаты, где его задержали на целых два часа. У него в мыслях не укладывается, что из-за несовершенного им поступка ему могут дать наказание. Внутри пустота, так и хочется постучать следователю по голове и спросить, какого же чёрта происходит.       Чимин поправляет в плечах свитер, а затем прячет пальцы в длинных рукавах. Он откидывается на спинку скамейки, наблюдая за каждым движением, каждой эмоцией и даже словом проходящих мимо полицейских. Все таскаются из кабинета в кабинет с какими-то бумажками. Юноша не следит за счётом времени, поэтому слегка пугается, когда на его макушку кладут руку.       — Едем домой?       Чимин поднимает свой уставший взгляд на мужчину; он видит его помятый вид. Чонгук слабо улыбается, протягивая руку. Только сейчас Пак замечает небольшие морщинки в уголках глаз, видимо, от частых улыбок. Парень переплетает свои пальцы с железными, и, чёрт, он совершенно не чувствует дискомфорта от не должного холодного прикосновения. Чон крепко держит младшего за руку, чтобы тот не потерялся в бешеном потоке полицейских. Они выходят из двухэтажного здания, вдыхая свежий воздух полной грудью. Мужчина подходит к своей машине, снимает блокировку с помощью специального брелока, открывает переднюю дверь пассажирского места и ждёт Чимина. Тот почему-то замялся, топчется на одном месте и взгляда боится поднять.       — Что случилось, Чимин-а? – юноша резко поднимает взгляд, смотрит в глаза и улыбается, отрицательно качая головой. – Садись, я отвезу тебя домой.       Пак садится, тут же пристёгивая ремень безопасности. Чонгук закрывает за ним дверь, обходит машину и повторяет действия младшего. Он выезжает со стоянки в сторону дома Чимина.       — Что тебе сказал следователь? – нарушает тишину мужчина, когда они останавливаются на красном сигнале светофора.       — Они с чего-то взяли, что та кровь на полу одного из... грабителей, что это я его ударил. Будет разбирательство и проверка всех камер видеонаблюдения, – рыжеволосый замолкает, теребя пальцами кромку свитера.       — То есть, они хотят перекинуть всю вину на тебя? – Чонгук заворачивает на нужную улицу, паркуясь недалеко от подъезда младшего. – Чимин-а, ты же знаешь, что это не так, правда? Не думай об этом, следователи во всём разберутся, слышишь? – мужчина поворачивается корпусом к юноше.       — Ты веришь мне, хён? – Пак тоже поворачивается, наклоняясь чуть вперёд, и шепчет. – Ты обещал мне рассказать, – и Чон даже не чувствует, как кончиками пальцев Чимин гладит его тыльную сторону ладони.       — Конечно, я верю. Я расскажу тебе, когда ты успокоишься и приведёшь себя в порядок.       — О боже, я настолько страшный сейчас? – Чимин достает из кармана свой телефон, смотрится в своё отражение на черном экране.       — Ты красивый.       Чонгук шепчет еле слышно, а юноша румянцем лёгким покрывается. Он телефон убирает обратно в карман и вроде как выходить уже нужно, но сидит почему-то, снова теребя пальцами край свитера. Мужчина не двигается, смотря перед собой в лобовое стекло. Там вдали, кажется, всё же дождь идёт, судя по облакам, то скоро и в Пусане начнется.       — Так, – вновь нарушенная Чонгуком тишина, – что ты будешь делать сейчас с работой?       — Увольняться, это точно! – рыжеволосый отстегивает ремень безопасности. – И искать новую!       — Хорошо, – старший выдыхает, думая, нужны ли ему лишние руки в офисе. – Тебе уже пора идти. Отдохни хорошо, Чимин-а.       — Мы увидимся завтра?       — Конечно, – Чонгук улыбается широко и чуть смеётся. – Спокойной ночи.       — Спокойной ночи, хён, – Пак выходит из машины и, повернувшись назад и чуть наклонившись, быстро тараторит. – И, спасибо!       Юноша убегает домой, а Чонгук, не уезжая с парковки, достаёт свой телефон и пишет адрес и время Чимину, решая, что свободные руки ещё никому не помешали.