Пепелище

      Уилсон был не один. Стоя посреди выжженного ельника и в очередной раз давясь забивающимся в ноздри и глотку пеплом, он наконец в полной мере это осознавал. От некогда пышного леса остались лишь угли, а к запаху смолы примешались мерзкие гнилостные нотки сгоревшего паучьего мяса, в последние дни становившиеся привычными.       - Уже пятое пожарище... - хмуро отметил учёный, стряхивая с волос вездесущий пепел, - прошлое было южнее. На север движется?       Он сделал подобранным тут же под ногами угольком пометку на карте, жирно обводя некогда выделенный собой для вырубки сектор с по-детски нарисованными елочками, с досадой огляделся и обвел ещё жирнее. Пять черных овалов следовали друг за другом: первый обводил саванну, где когда-то паслось стадо бифало, сгоревшую дотла не более трёх дней назад и до сих пор пахнущую палёной шерстью. Запах гари, продолжавший горчить на корне языка, давил на воспалённое усталое сознание, утомлённое бесплодной подготовкой к приближающимся холодам. Зима близко, а кто-то - Уилсон хотел, но не мог отрицать, что этот кто-то есть - не просто забирает немногочисленные блага Константа себе, а фанатично, по нескольку в день, выжигает их.       Порыв ледяного ветра едва не вырвал обветшавшую карту из рук, и учёный с отчаянием вцепился в тонкий папирус, сминая его пальцами. Зябко вжав голову в плечи, он снова взглянул на схематично нарисованный углем остров, кивнул сам себе, с нежностью, будто извиняясь, разгладил неровные бумажные складки и убрал карту во внутренний карман жилета. Причин, как и желания, оставаться на остывающем пепелище не было, и учёный, последний раз оглядевшись, повернул на юго-восток.       - Если так, - земля хрустела под его удаляющимся шагами, - если этот движется на север, я не пойду навстречу очередному пожару, - он замолчал, снова огляделся, прищурившись, и проглотил хриплое - есть-то хочется.       Под ребрами тянуло от голода, и кроме как о еде, о ничтожных, тающих шансах пережить зиму, думать не получалось, да и не стоило. Выживший в Константе в любой иной ситуации, будь то более ранняя осень или весна, обязательно вызвал бы по меньшей мере интерес, как некогда вызывали его случайно разбросанные по острову скелеты, что были лишь бутафорией, но вселили надежду, что Уилсон не одинок, сподвигли тщательней осматривать острова, искать любые следы, что могли бы привести ученого к людям. "Следы" из пепла, углей и золы уводили на север, крича о чужом присутствии, Уилсон же, обеспокоенный совсем иным, бежал в обратном направлении. Потом, быть может, позже, когда разум прояснится, а голодная смерть перестанет дышать в спину, он пойдет вслед за сажей и найдет виновника всех этих разрушений, но пока что у Уилсона другие приоритеты.