Осадок зла

Как подсказывало Леде плохое предчувствие, в целом оптимистичное начало недели уже к среде обернулось досадным тупиком. После разговора с Нозоми и нескольких визитов к специалистам разных областей медицины, Леда вдруг понял, что не представляет, как действовать дальше. Постепенно начали приходить результаты сданных анализов, и все врачи, как один, говорили о том, что его здоровью можно только позавидовать. Даже какие-то нестабильные, часто нарушенные показатели вроде железа в крови у Леды и то были в норме. Формально он оказался на зависть здоровым человеком. – И что мне делать дальше? – спрашивал Леда. – Давайте попробуем обратиться к другому специалисту, – отвечали ему с преувеличенной бодростью. Длительный больничный давал Леде возможность посетить еще немало врачей, но с каждым днем надежда убывала. Морально Леду подкашивали новые проявления его недуга. Как-то раз он открыл холодильник и приказал себе мысленно перечислить все продукты на полках: в итоге один желтый фрукт, неаппетитную на вид белую массу и банку с каким-то напитком он не смог идентифицировать, пускай и не сомневался, что не так давно знал их названия. После Леда повторил эксперимент и задал в поисковике атлас по зоологии для детей младшего школьного возраста. Нужная картинка с заданием нашлась быстро, на ней рядами были размещены фото животных без подписи – авторы предлагали юному читателю самостоятельно определить, кто на них изображен. По мнению Леды, такая задачка подходила скорее дошкольникам, однако справиться с ней не смог: из полутора десятка животных двое остались неопознанными. Леда подсмотрел в ответы – одно называлось "медведем", второе – "зайцем". Он как будто впервые слышал эти слова. Экспериментировать дальше Леда побоялся, хотя до этого планировал пролистать свою телефонную книгу и вспомнить каждого указанного в ней абонента, ведь любой из имеющихся номеров он собственноручно внес в список, а значит, должен знать, кто есть кто. Вот только ему физически плохо становилось от понимания, сколько всего он забывает и пока что не замечает, потому эту проверку решил на время отложить. С поиском информации о жизни Меган Сальвадор тоже возникли трудности. Леда слабо представлял, что делать теперь. – По сути эта Нозоми ничего нового тебе не рассказала, – подлил масла в огонь Йо, когда Леда отчитался ему в тот же день. – Ну и что? – вспылил тот. – У тебя есть идеи получше, что еще можно предпринять? – Чего ты злишься? – без особых эмоций отозвался Йо. – Я просто говорю как есть. Видимо, девушка ни с кем не поделилась о том, что произошло. Леда заметил, что Йо, как и он сам, избегает называть жертву их пьяного насилия по имени. – И тем не менее, теперь известно, что немало людей об этом наслышано, – вздохнул Леда. – Соно – мудак. – Согласен, – тут не стал пререкаться и выгораживать брата Йо. – И не побоялся же трындеть об этом. – Видимо, он не упоминал, что девушка была почти без сознания. – Он не сомневался, что ему никто ничего не сделает. Некоторое время они помолчали, а потом, подавив вздох, Леда озвучил просьбу, с которой долго тянул: – Узнай для меня контакты Соно. Йо как будто ожидал, что рано или поздно Леда заговорит об этом: когда после непродолжительной паузы он ответил, ему почудилось, что слова тот заготовил заранее. – Я же говорил тебе, наша семья не поддерживает с ним... – К счастью, то, что ты говорил, я пока помню, – перебил Леда. – И все же тебе легче его найти. Я даже фамилии его не знаю. Соно, поди, не настоящее имя? – Конечно, не настоящее, но... – Йо, я и так тебя практически ни о чем не прошу. Спорить дальше его школьный друг не стал, пообещал только сделать все от него зависящее. Остаток недели пролетел в походах по врачам, которые перемежались посиделками во всех подряд кафе и раменных, где Леда, не имея возможности отправиться домой, коротал время с ноутбуком. Большую часть времени он читал о симптомах, что проявились у него и его приятелей, и интернет выдавал сотни, если не тысячи статей с возможными ответами. Леда не считал себя умнее врачей, просто понимал, что от бездействия тронется умом. *** А в пятницу вечером, уже после возвращения Леды домой, позвонил Йо. Леда сидел в гостиной, когда увидел на дисплее знакомое имя, и, прежде чем сбросить вызов, поднялся на ноги и прошел по коридору, как будто ему было надо в ванную, попутно заглянув в спальню. Сойк лежал, вытянувшись на футоне: руки он закинул за голову, глаза закрыл, а в его наушниках так отчаянно гремела музыка, что Леда понял – можно не опасаться и ответить на звонок. – Выяснил номер телефона и даже адрес, – отчитался Йо. – Скину тебе сообщением. Одна из тетей моих связывалась с ним около полугода назад. Возник вопрос по очередному наследству очередного покойного дедушки, что-то такое. Адвокат смог отыскать Соно. – И что там Соно? Каким он был полгода назад? – Я не мог такое спрашивать у тети, выглядело бы странно. Да и вообще не уверен, что она с ним общалась лично – все вопросы решались через адвоката. – Понятно, – вздохнул Леда, меряя шагами гостиную. – О чем ты собираешься с ним говорить? – спросил Йо. – Для начала узнаю, происходит ли с ним то же, что и с нами, – о чем он будет общаться с Соно и что именно скажет, думал Леда уже долго. – И если да, попытаюсь выяснить, нашел ли он какое-нибудь решение хотя бы замедлить это, если не прекратить. "В случае, конечно, окажись Соно все еще жив", – мысленно закончил Леда. Предположение Анзи, что его некогда близкого друга первого должен был настигнуть загадочный недуг, уже не казалось чрезмерно мрачным или необоснованным. – Как ты вообще? – спросил Леда, когда в трубке повисла тишина, и на всякий случай еще раз украдкой заглянул в спальню, где ничего не изменилось: Сойк по-прежнему на полную громкость слушал свою гранжевую жуть, которую по какому-то недоразумению именовал музыкой. – Хреново, Леда. Все очень хреново. Йо не жаловался, не ждал утешений или расспросов, он просто констатировал – Леда понял по интонациям голоса. А еще почувствовал, что на смену прежней паники к Йо приходила апатия. – Что именно происходит? – напряженно спросил он. – Ты продолжаешь видеть галлюцинации? – Она – не галлюцинация, Леда. Она реальна, – возразил Йо так уверенно и спокойно, как маленьким детям объясняют, что, если хвататься рукой за утюг, будет ожог. – Она – это женщина? – Да. Я не видел ее при свете дня, чаще она появляется в полумраке и отступает в тень, если включить свет. Мне кажется, она немолода – слишком тощая и сутулая. Волосы длинные, лохмотья какие-то – платье в пол. – И что она делает? – Леда как со стороны услышал, что его голос дрогнул. – Пока что ничего, просто стоит и смотрит. Иногда я просыпаюсь ночью, обычно после очередных кошмаров из прошлого, и вижу, что она стоит в полуметре от моей постели и смотрит... Кажется, смотрит на меня, лица не видно. Во рту пересохло. Леда попытался сглотнуть, но его язык лишь скользнул по нёбу. – Ты так спокойно об этом рассказываешь, – только и смог произнести он. – Что толку, если я начну биться в припадке? – флегматично отозвался Йо, и Леда подумал, уж не под успокоительными ли тот. – Недавно вот решил проверить, что будет, если ночевать не одному. Подцепил какую-то девушку в баре. – И что было? – Леда даже не сомневался, что девушка из бара призрака в полутьме не разглядела. – Она точно так же стояла рядом. Тень. Девушка ее не видела. Решила, что я – импотент, не иначе. Йо невесело усмехнулся, а Леду передернуло. Богатое воображение нарисовало картину: Йо, видящий монстра в темноте, его случайная подружка, которая не видит ничего, и сам призрак, полный злорадства и торжества. – Нужно думать о том, что ее нет, – убежденно произнес Леда. – Повторяй себе постоянно: ее нет, этой женщины. Она плод воображения, следствие того, что ты... Что мы нездоровы. Она как голоса в голове у шизофреников. – Она есть, Леда, она никакой не плод фантазии, – убежденно возразил Йо. – Ты сразу поймешь это, когда она явится и к тебе. Пора нам признать, что в мире существуют вещи, которые мы не можем видеть. Пока они сами не пожелают нам явиться. Нечто подобное говорил Леде Анзи. Он вспомнил об этом, как тут же некстати пришли в голову и другие его слова или, точнее, намек, – лучше решить вопрос с собственной жизнью до того, как попадешь в дурдом. Там освободиться по собственному желанию будет куда сложнее. – Мне не нравится твой тон, – честно заявил Леда, когда Йо умолк. – Надеюсь, ты ничего нехорошего не задумал? В ответ его собеседник неожиданно сухо рассмеялся. – Понимаю, о чем ты. Самоубийство. Я размышлял об этом, веришь? Но я трус, не могу решиться. Агги был куда смелее... – Даже не вздумай, – вскинулся Леда и непроизвольно повысил голос. – Мы еще не разобрались до конца, не попробовали ничего исправить. – А что тут можно исправить, если девушка уже мертва? Мы все за это в ответе и несем наказание. Интересно только, почему так поздно? Почему мы не свихнулись еще десять лет назад? Такой вопрос Леда сам себе задавал неоднократно. Судьба будто посмеялась, дав им шанс построить свою жизнь, добиться успеха, найти счастье, чтобы потом было куда больнее терять, постепенно забывать по крупицам. Однако в такой вариант Леде не слишком верилось – в конце концов, никто из них не достиг ничего сногсшибательного, не обзавелся чудесными семьями и не сколотил умопомрачительный капитал. Для подобных достижений нужно было больше времени. Они коротко попрощались, и Леда, опустившись на кухонный стул, сжимал мобильный в руке и думал о том, не съездить ли ему на выходных в Миэ. Чтобы повидаться с Йо, слишком уж подозрительно спокойным тот был, да и недурно бы увидеться с родителями. "Пока я их еще помню", – от этой мысли у Леды закололо в носу. Мобильный снова завибрировал, и он, не глядя, провел пальцем по дисплею, чтобы прижать трубку к уху. – Да, Йо? – устало спросил он. Они только-только попрощались – наверное, тот вспомнил еще о чем-то. – Кто такой Йо и почему ты так рад его слышать? Что за постный голос, Леда? Несмотря на подавленное состояние, услышав Джури, Леда все же улыбнулся. – Привет, – поздоровался он. – Как дела? Что там у вас нового? – Без тебя – все не то, жизнь не та, и вообще, – почти пропел Джури. – Скучал по тебе всю неделю, убивался! – Что-то не верится, – хмыкнул в ответ Леда. – А зря! Даже поржать не с кем. Одна радость – пока не зашиваемся и с работы уходим почти вовремя. У нас тут, кстати, новенькая. Знаешь, как зовут? Чико! – И что? – Как что? Леда, ну это же кошмар – девушка по имени Чико. Вообще симпатичная, я даже подкатить хотел, но как представил, что со мной в постели потом будет Чико... Его напарник тараторил еще долго, перечислял свежие сплетни, рассказывал, кто ушел в отпуск, а кто, наоборот, в этом году не пойдет, и Леда, слушая его, отдыхал. С Джури было легко – в большинстве случаев он не требовал обратной связи. Пару раз слух Леды царапнули незнакомые имена, и он понял, что забыл кого-то из коллег, потому как Джури рассказывал об этих людях уверенно, ничего не поясняя, а значит, Леда должен был понимать, о ком речь. Пугаться снова не осталось сил, Леда лишь чувствовал горечь. Его память уходила, как вода сквозь пальцы. – Слушай, ну и я вообще чего звоню, – наконец чуть утихнув, куда более неуверенно продолжил Джури. – Надеюсь, я не наделал тебе проблем? Все ждал, что ты перезвонишь, а ты никак, и я уж подумал, не зол ли ты на меня. Вот теперь в голове Леды забил набат: он снова что-то потерял в лабиринтах своей памяти. Произошло нечто, из-за чего Джури решил, что Леда мог разозлиться. А Леда, тем временем, был готов поклясться, что не говорил с Джури и не видел его с прошлой пятницы. – Почему я должен быть зол? – как можно легкомысленнее спросил он. – Тебе дали премию, а мне нет? – Ага, премию нам, как же, – проворчал Джури, и Леда был готов поклясться, что слышит облегчение в его голосе. – Я о своем звонке. Мне показалось, что я тебя спалил. Или нет? – О звонке, – медленно, даже не вопросительно повторил ничего не понимавший Леда. – О звонке Сойку, твоему... Ну, другу. Я ж звонил ему в понедельник утром. Он тебе не сказал? Мир вокруг покачнулся, Леда поднялся на ноги и сделал несколько шагов в сторону балкона, чтобы замереть у его двери, глядя на весеннее вечереющее небо. – Нет, он не говорил, – медленно произнес Леда. – Утром в понедельник генерального что-то укусило, – принялся торопливо объяснять Джури. – На выходных долбодятел решил почитать наш уже сданный отчет и докопался к Акире насчет коэффициентов по эффективности. А это ж как раз твой расчет был. Ну, Акира ко мне – откуда цифры, где формулы? Я полез искать – и нифига, представь! Ну и решил уже тебя дернуть, раз такая срочность. А дозвониться не смог. Слушая Джури, почти до боли прижимая телефон к уху, Леда пытался вспомнить, где был в понедельник утром. Он ходил к врачам, а еще – в библиотеку. Ему казалось, что он ставил телефон на беззвучный, но могло статься и такое, что, нечаянно пережав кнопку, мобильный он просто выключил и не заметил. Вот Джури и не дозвонился, а Леда потом не увидел пропущенный. – Тогда я позвонил Сойку, – подытожил Джури. – Подумал, может, вы вместе. – Откуда у тебя телефон Сойка? – спросил растерянный Леда, как будто сейчас это было важно. – Да ты ж мне сам дал, года два назад. Когда я хотел забрать у тебя диски, а ты куда-то уехал, и Сойк подвез к метро вместо тебя. У него тот же номер, что и тогда. Джури умолк, ожидая ответа, но и Леда не знал, что сказать. В понедельник, мысленно повторил он. А сегодня уже пятница. – Мне просто показалось, что Сойк не в курсе о твоем больничном, – осторожно пояснил Джури. – По-моему, до моего звонка он думал, что ты в офисе. А Леда думал, что Сойк так считает и по сей день. И верит, что каждое утро Леда уходит на работу. – Да нет, все нормально, – сказал он, старательно придавая голосу безмятежность. – Наверно, ты его разбудил, и он недопонял. Так что там с коэффициентами? – Ой, да разобрались, конечно! Все у тебя правильно, – Джури был явно рад вернуться к теме работы. – Просто я ж их не считал, не смог объяснить им сразу. Перекинувшись еще парой фраз, Леда, сославшись на дела, поспешил попрощаться, пообещав не пропадать. – Тогда до встречи через неделю, – сказал Джури. – Ага, – согласился Леда. – Пока. Когда в трубке воцарилась глухая тишина, ознаменовавшая, что Джури отключился, Леда опустил руку с телефоном, и та бессильно повисла, словно плеть. Он даже не вздрогнул, когда услышал за спиной голос: – Я не хотел говорить. Надеялся, что ты сам объяснишь. Обернувшись через плечо, Леда увидел в дверях Сойка в его привычных домашних спортивных штанах, черных, таких же, как и футболка, настолько полинявшая от многочисленных стирок, что разобрать надпись на груди было практически невозможно. Сойк стоял перед ним босой, с рассыпавшимися по плечам волосами, а контрастно белые наушники были опущены на шею. В руке он сжимал пачку сигарет, и Леда предположил, что Сойк шел курить. Именно поэтому выключил музыку и случайно подслушал разговор. Отвернувшись, Леда снова посмотрел в розовеющее закатное небо. Удивительно чудесная погода была в этом апреле. Никак не соответствовавшая черным тучам, что сгущались над головой Леды. *** После их первой большой размолвки, когда Сойк узнал о тайных пристрастиях Леды и ушел, а потом вернулся, некоторое время они привыкали жить вместе как будто с начала. Около недели не занимались сексом, хотя спали в одной постели, и разговаривали друг с другом преувеличенно осторожно, словно оба боялись неловкой фразой нарушить хрупкое равновесие. Леде все казалось, что Сойку он теперь противен. О чем в свою очередь думал Сойк, он не знал по сей день. А потом как-то поздно вечером, когда они легли и выключили свет, рука Сойка накрыла холодную ладонь Леды, и тот почувствовал, как в груди у него все переворачивается. Один из самых счастливых моментов его жизни. Они трахались как сумасшедшие, как сорвавшиеся подростки – то ли пять, то ли шесть раз за одну ночь. Наверняка их слышали и прокляли соседи, но Леда плевать на это хотел, да и Сойк, очевидно, тоже. Остановиться удалось, только когда за окном начало светлеть небо. Оба мокрые от пота, на сбившейся в ком простыне, они лежали на старом и без того раздолбанном диване, тяжело дыша и стискивая пальцы друг друга. Сил не было даже на душ. Даже на разговоры. А утром, которое началось для них ближе к обеду, Сойк впервые заговорил о том, что было действительно важно – о будущем, которое, как оба надеялись, у них еще было. – Я не смогу тебе сделать ничего такого, – честно признался Сойк. – Для меня такие вещи где-то за гранью добра и зла. В школе я даже не дрался, а от вида крови мне вообще хреново становится. – Знаю, – кивнул Леда. – Я никогда ни о чем таком тебя не попрошу. – Но я понимаю, что тебе оно нужно, – продолжил Сойк и тут же уточнил: – Точнее, я совершенно этого не понимаю, но если... – Не нужно, – перебил его Леда, поднимая руку. – Это больше никогда не повторится, я обещаю. Скрестив руки на груди, Сойк стоял рядом и смотрел на Леду сверху вниз, пока тот сидел на краешке единственного в квартире многострадального дивана. – Я больше не пойду туда, в тот клуб, – добавил Леда. – И в другие не пойду. Обещаю. Некоторое время Сойк молчал, и Леда, украдкой взглянув на него исподлобья, снова опустил голову. – Дело ведь не в прихоти, – задумчиво произнес Сойк. – Ты делаешь это не просто так, оно тебе необходимо. Я попытаюсь понять. Мы можем найти какое-то решение. – Тут не может быть решения, – уже жестче отрезал Леда. – Раз я пообещал, я сдержу слово. Очень постараюсь сдержать. И, мне кажется, ты сейчас радоваться должен, а не переубеждать меня. Он неуверенно улыбнулся, вот только Сойк радостным отнюдь не выглядел. – Подавленные желания – это плохо, – сказал он. – Нет у меня подавленных желаний, – перебил Леда. – Просто обыкновенная дурь. Он хотел добавить, что желание у него только одно – это сам Сойк. Чтобы тот был рядом, чтобы больше не уходил. Чтобы он был счастлив рядом с Ледой и не думал каждый день о том, что тот ходит куда-то налево, где с ним вытворяют отвратительные вещи. Что больше всего Леда желает быть любимым Сойком, а остальное не так уж важно – все это Леда понял совсем недавно. Но сказать подобное вслух не поворачивался язык. У Леды никогда не получалось толково выражать свои чувства. Кое-как им удалось наладить свою жизнь, в том числе интимную, и, должно быть, из-за того, что оба старались, в целом у них получилось. Порой Леде не хватало жесткости, и Сойк приспособился насколько мог: больно дернуть за волосы или отвесить тяжелый шлепок в самый ответственный момент у него получалось себя заставить. Леда и рад бы не признаваться, что в такие моменты готов кричать от экстаза, но реакция тела его выдавала. Поначалу Сойк даже пытался извиняться за грубость, со временем Леде удалось убедить его, что это лишнее. Со своей стороны Леда тоже не удовлетворял Сойка полностью и знал об этом. – Ну давай попробуем? Почему ты не хочешь? – глухим от сдерживаемых стонов голосом шептал ему Сойк. – Трахни меня. Хотя бы раз. Леда, ну это даже смешно, что я тебя упрашиваю. Только Леда правда не мог. От одной мысли, что он будет кого-то трахать, его бросало в пот, а эрекция моментально спадала. – Не могу, – он старался, чтобы ответ не звучал слишком жалко, даже жалобно. – Я сам все сделаю, – уверял его Сойк, вдавливая Леду всем весом в постель, сжимая его голые бедра своими. – Просто расслабься. Но к тому моменту расслабляться уже было поздно – Леда действительно не мог, не мог физически, пускай умом понимал, что Сойк сам этого хочет, даже просит. – Ты никогда не был сверху? – после очередного такого провала спросил Сойк. – Один раз был, – ответил Леда. Видимо, нечто в выражении его голоса убедило Сойка, что расспрашивать дальше не стоит. К этой теме они больше не возвращались. Через некоторое время, еще до переезда в новую квартиру, Леда искал в шкафу какую-то мелочь, не нашел и заглянул в ящики Сойка. Тогда чисто случайно под стопкой чистых футболок он обнаружил небольшую коробку, куда сунул свой любопытный нос и увидел два фаллоимитатора – один поменьше на батарейках, второй побольше, без встроенных механизмов. Несколько долгих секунд Леда рассматривал находку, потом закрыл коробку и аккуратно вернул ее на место, следом задвинув ящик. Само собой, лучше уж было обнаружить у Сойка в вещах интимные игрушки, чем узнать, что тот нашел человека из плоти и крови, способного его удовлетворить. Но Леда все равно чувствовал в груди тупую боль и ругал вовсе не Сойка, а себя. Один раз за все последовавшие годы Леда все же сорвался, и получилось это до того глупо, что было бы смешно, не будь так печально. Словно в киношной сцене, поставленной на повторный проигрыш, как и в тот раз, когда отменили рейсы в аэропорту, Сойк уехал на несколько дней со своей бейсбольной командой на матч, а у Леды случился грандиозный провал на работе и последовавшая за ним выволочка от начальства. Вместе с Джури, с которым он только-только начинал работать, они вышли из офиса, добрались до ближайшего бара и напились, после чего напарник Леды заявил, что отправляется зализывать раны к девушке, а Леда поплелся куда-то бесцельно, и ноги вынесли его к уже знакомому клубу, где он не бывал несколько лет. Будь он тогда трезвым, он бы точно не стал заходить. Жди его дома Сойк, Леда, скорей всего, даже никуда не пошел бы. Но события сложились так, что в итоге Леда оказался внутри и нарушил данное однажды обещание. К моменту возвращения Сойка все покраснения и отеки сошли, Леда мог умолчать о своем предательстве, но почему-то не смог, пускай и понимал, что наверняка ненужными откровениями причинит Сойку боль. – Я снова сделал это, – в лоб сообщил он, когда Сойк, стоя на коленях прямо на полу, разбирал свою сумку. Медленно подняв голову, Сойк несколько секунд внимательно смотрел на него, а потом спросил: – И? Леда не очень хорошо представлял, какой будет реакция Сойка, но все же ожидал проявления хоть каких-нибудь эмоций. – Мне нечем оправдываться. Потому что я сам не понимаю, как так вышло. День выдался дерьмовый, на работе нас с Джури четвертовали, потом мы пошли в бар и... Под странным взглядом Сойка, который отодвинул сумку и теперь сел на пол, скрестив перед собой ноги, Леда неловко замолчал и прикусил губу. – Прости, – только и смог выдавить он. С запозданием до него дошло, насколько лишними были все объяснения. Медленно покачав головой, Сойк вздохнул, а потом спросил: – Что с тобой не так, Леда? Такому вопросу он очень удивился, моргнул, потом пожал плечами. – Ты хочешь знать, почему я такой мудак? Или как стал извращенцем? – Скорее второе, – невесело улыбнулся Сойк. – И ты не мудак. – Не знаю, за что ты меня терпишь, – честно признался Леда и отвернулся. – Я не терплю, я тебя люблю, – спокойно возразил Сойк, и от этих слов у Леды все сжалось внутри. За несколько лет, что они были вместе, Сойк никогда не произносил слово "любовь" вслух. Как, впрочем, и сам Леда. Однако сосредоточиться на услышанном Сойк ему не дал. – Я много читал об этом, Леда, пытался разобраться, – начал объяснять он. – О мазохизме и откуда берутся люди, к нему склонные... – Ты читал про мазохистов? – недоверчиво протянул Леда. – А что тебя удивляет? Я не психолог, но должен же хоть представление иметь. – И что же ты вычитал? Задавая вопрос и нервно улыбаясь при этом, Леда почему-то не верил, что Сойк всерьез пытался разобраться, почему у его партнера проблемы с головой. Сам Леда считал свою страсть именно что болезнью. – Если честно, так ничего толком и не понял, – Сойк передернул плечами. – Часто пишут о насилии в семье. Но мне казалось, у тебя было счастливое детство. – Да, у меня хорошие родители, – согласился Леда, глядя в пол. – Еще пишут, что самое большое удовольствие для... Для таких, как ты, это знать, что все окончено. Что ожидание наказания, как и наказание само по себе, причиняет не меньшую муку, чем другим, обыкновенным людям. А цель всех издевательств и унижений – знать, что тебя уже наказали, что все позади и теперь можно расслабиться. В тот момент в лице Леды что-то переменилось. Он не видел себя со стороны, но заметил, как резко замолчал Сойк, который до этого явно собирался добавить еще что-то. Психологом он точно не был, но вряд ли дипломированный специалист описал бы ситуацию более точно. Знать, что тебя уже наказали. Знать, что самое худшее позади. – Что с тобой случилось, Леда? – повторил свой вопрос Сойк, пытливо всматриваясь в его глаза. Леда не мог ответить. Он знал, что никогда не найдет в себе сил рассказать. *** – Сначала я подумал, что у тебя кто-то появился, – не дождавшись никакого ответа, Сойк заговорил снова. – Что ты с кем-то целый день, пока вроде как должен быть на работе. А потом я подумал, что, быть может, случилось что похуже. Может, ты чем-то болен. Больничный ведь просто так не дают. Закрыв глаза, мысленно сосчитав до трех и снова посмотрев на чудесное вечернее небо, Леда тихо выдохнул: – Второе. – Второе? – Сойк, наверно, не был уверен, что расслышал верно. – Я серьезно болен. Наверное. Никто не может сказать. Только после этого Леда обернулся и развел руками, пытаясь придать своему лицу нормальное выражение, потому что чувствовал, что вот-вот распустится. – Та-ак, – медленно протянул Сойк и бросил так и не понадобившуюся сигаретную пачку на стол. – А теперь объясни по порядку. Покорно Леда сел за стол, повторяя за Сойком, и отстраненно подумал о том, что не рекомендуется вести серьезные разговоры, сидя лицом друг к другу. Чтобы расположить к себе собеседника, лучше сесть рядом и в идеале иметь возможность для физического контакта. Но сейчас было не до условностей. Сойк смотрел на него строго, выжидательно, старательно пряча тревогу. – У меня какая-то странная хрень, – неуверенно начал Леда, разглядывая свои руки. – Я даже не знаю, болезнь ли это. Хотя что, если не болезнь... – Леда, – нетерпеливо перебил Сойк, и тот понял, что пора прекращать мучить и переходить к делу. – Похоже, у меня деменция, – выдохнул он. – Или что-то вроде нее. Леда ждал, что на лице Сойка отразится ужас, может, даже тень неминуемого горя, но тот широко распахнул глаза и смотрел скорее с недоумением. – Это тебе врач сказал? – наконец негромко спросил он. – Нет, – мотнул головой Леда. – Я сам так считаю и без врача. Можно назвать слабоумием, если слово "деменция" тебе не нравится. – У тебя нет никакой деменции. Ответ Сойка прозвучал громче и строже, чем все слова до этого, отчего Леда невольно поник и сжался. – Ты не можешь знать, ты не врач, – слабо возразил он. – Не врач. Но как тебе известно, я не понаслышке знаю, что такое деменция. Это болезнь стариков, Леда. – У молодых тоже случается. – Да, случается. Но редко. Какие симптомы деменции ты нашел у себя? – Серьезные проблемы с памятью. Я все забываю. Если быть точным, у меня провалы. – Допустим, – Сойк не стал уточнять, что именно он забывает. – Еще? – Мне снятся кошмары. Сняться самые худшие события из прошлого. – Это не симптом деменции. Только сейчас Леда понял, что Сойк разнервничался и что держать себя в руках ему куда сложнее, чем могло показаться на первый взгляд. Всегда спокойный, даже меланхоличный, он говорил непривычно резко, а движения его рук стали дерганными. – Что еще? У тебя случалась дезориентация во времени? – Нет, такого вроде не было, – честно признался Леда. – А потеря ориентации в пространстве? – Я домой по навигатору хожу. Не помню, какой подъезд наш. Тяжело вдохнув и тут же выдохнув, Сойк откинулся на спинку стула, не сводя глаз с Леды. – Потеря ориентации в пространстве у больных деменцией – это когда человек вообще не понимает, где он и что он, как он сюда попал, и забыл, куда шел. – Ты не можешь знать точно, – повторил Леда и следом начал перечислять: – Я забываю вещи, которые забывать просто недопустимо. Забываю название цветов, животных, забываю некоторые события. На работе забыл, что мне дали задание сделать презентацию. Не могу вспомнить, как мы познакомились с тобой. На непроницаемом лице Сойка трудно было прочитать эмоции, он терпеливо слушал и, казалось, не дышал. – Врачи не могут ничего объяснить. Я сдал уже кучу анализов, но везде хорошие результаты. Сегодня проверяли, не нарушена ли работа щитовидной железы. Вроде как из-за нее тоже возможно подобное. Результаты придут в понедельник, но почему-то мне кажется, что опять все будет в норме. Сойк продолжал молчать, и когда Леда наконец договорил и несмело посмотрел ему в лицо, шумно выдохнул и провел ладонью по лбу. – Все это звучит действительно страшно, – бесцветно произнес он, уставившись куда-то в сторону, но потом снова перевел взгляд на Леду. – Тем не менее, все же я не думаю, что это деменция. Я бы заметил. – Может, деменция разной бывает, – пожал плечами Леда. – Дело не в этом, – покачал головой Сойк. – Ты ведь знаешь, у моего отца был Альцгеймер. – Да, я помню. – Человек с деменцией – это уже совсем не тот человек, которого ты знал когда-то и любил. Это... Сложно объяснить. Ты смотришь на него, видишь знакомые черты, но это кто-то совсем другой. Дело не в том, что он забывает, что он не помнит самых близких, не помнит тебя самого. Не в слабоумии, как ты сказал, не в том, что он может заблудиться в двухкомнатной квартире. Стирается личность – вот что самое страшное в деменции. И самое печальное. Взгляд Сойка затуманился – Леда понял, что тот вспоминает своего отца, который много лет страдал от страшного недуга и под конец от него осталась лишь беспомощная оболочка. – Возможно, все еще впереди, – негромко произнес Леда, но Сойк снова упрямо мотнул головой. – Наверное, тебе сейчас покажется, что я не хочу принимать действительность, но я правда уверен, что с тобой происходит нечто совсем другое. Какое-то заболевание, да, нельзя просто так забывать элементарные вещи, но ответ должен быть. И этот ответ – не деменция. – Очень надеюсь, что ответ найдется... Леда не договорил и прикусил язык, чтобы не добавить: "пока я помню еще хоть что-то". – Почему ты мне ничего не рассказывал? Вопроса Леда ждал с самого начала разговора. Даже удивительно, что Сойк его задал лишь теперь. "Я не хотел тебя расстраивать". "Я не хотел тебя пугать". "Думал сперва сам разобраться". "Мне так страшно, что я не могу говорить об этом вслух". Существовали десятки нейтральных ответов, и все они, по сути, не были бы ложью в чистом виде, и любой из них удовлетворил бы Сойка. На миг зажмурившись, Леда открыл глаза, но посмотреть на своего собеседника не смог себя заставить. – Потому что есть еще кое-что, – еле слышно выдохнул он. Сойк ждал продолжения, даже не шевелился. Сидел, сложив руки на столе перед собой. У него были очень красивые пальцы, тонкие и длинные, и всегда с безупречными, ухоженными ногтями. – История долгая, и на первый взгляд тебе может показаться, что она не имеет отношения к делу, – продолжил Леда. Отвечать Сойк не стал, сделал лишь некое неопределенное движение плечами: мол, а куда торопиться – рассказывай. И, подобравшись внутренне, Леда несмело начал: – Это случилось одиннадцать лет назад. Хотя не совсем так. Правильнее будет сказать, что все началось на пару лет раньше, когда я по уши влюбился в своего одноклассника.