Повод для улыбки

Цю подъехал к дому Хэ Чэна с тяжелым чувством. Он собрался сразу, как только Чэн позвонил. Кроме слова «приезжай» в трубке ничего больше не прозвучало, но по тону голоса Цю понял, что дело плохо. Они были давно знакомы, еще с тех самых пор, когда их семьи пересеклись и стали работать вместе ради «общего блага». Чэн был старше Цю всего на пару лет, но уже в подростковом возрасте производил впечатление слишком замкнутого, не по годам уравновешенного и спокойного человека. Он не терпел нытье и был слишком идеален для того чтобы зависать с друзьями, гулять по барам и прохлаждаться в клубах как положено обычной молодежи. Когда Цю посвятили в дела семьи, указали иерархию и представили кругу партнеров, он понял, почему Чэн был таким. Он был старшим в семье, а значит, в будущем стал бы преемником своего отца. Его к этому готовили с самого детства. Цю развивали физически, но не отбирали свободу, и он каким-то образом желал поделиться ею с Чэном. Ну, и сблизиться с будущим начальником, конечно, тоже было не лишним. Они часто устраивали спарринги, и Цю получал от этого необыкновенное удовольствие, хоть и заканчивалось это часто кроваво. Он был силен, но победить такого как Чэн - означало прыгнуть выше головы, и эта мысль сводила с ума от азарта. Разбитые костяшки их не пугали, как не пугали потом огнестрельные раны, если они отправлялись на задание вместе. Знали, что тыл всегда будет надежно прикрыт, а напарник поймет тебя с полужеста. Теперь Чэн не занимался такой работой лично, но на Цю полагался всё так же безоговорочно. Их учили быть хладнокровными, способными на всё ради дел семьи, бездушными исполнителями и управленцами. Эмоциональность в их деле могла стать фатальной. Никто не будет подчиняться взбалмошному выскочке или неуверенному в себе юнцу, не умеющему держать себя в руках. И Чэн с лихвой оправдывал свой высокий статус, никогда не проявляя чувства, безупречно контролируя себя в любой ситуации. Зная о нем намного больше остальных подчиненных, Цю научился понимать разницу в его настроении по едва заострившемуся подбородку, глубине теней возле глаз, крепко сжатым губам - но и только. И всё же некоторые моменты не способен был вынести даже Чэн, и тогда его хладнокровная маска трещала по швам. Впервые это случилось после смерти их с Тянем матери. Чэн тогда пришел к Цю домой без предупреждения. Вызвав на бой, он дрался как сумасшедший, продолжая до тех пор, пока оба не упали без сил и чувств. Но даже в тот день Цю не видел его слез. В темных мутных глазах была лишь горечь и невыносимая боль, которая едва притупилась из-за боли физической. Потом это стало повторяться снова и всегда совпадало с каким-либо потрясением или потерей. Исключением был лишь щенок. Тогда Чэн попросил не спарринга, а приюта для мелкого пушистого комка. Спустя годы спарринги стали реже, но Цю всегда был готов. Как и сегодня. Он зашел в зал для тренировок, где его уже ждали. Молча сбросив куртку на пол, встал в боевую стойку. Чэн нанес удар первым… Они лежали на полу в темном зале, успокаивая дыхание. Руки и ноги налились тяжестью. Кожа горела огнем. Уже стемнело, и вечерний сумрак окутывал прохладой и размывал очертания предметов. Но Цю видел, что Чэн лежит с закрытыми глазами. В голове гудело. - Захват у тебя не меняется, так прописал мне под ребра, я чуть копыта не отбросил, черт тебя дери! - Хм. Ты тоже был хорош, достал-таки меня, - произнес Чэн задумчиво, потирая скулу рукой, где уже наливался синяк. - Ха, теперь твоё лицо заиграло новыми красками, не то что раньше, Мистер Угрюмость, - Цю не мог удержаться, чтобы не съязвить. Слишком был велик соблазн, и он знал, что Чэну это нравится. - Не неси чушь и принеси мне сигареты. - Что? Ты мне чуть печень не отбил, а командуешь! - Мозг я тебе не отбил, по крайней мере часть, ответственную за болтовню, и я всё ещё твой начальник. Услышав знакомый хмык, а затем шорох, Чэн наугад вытянул руку. Пачка попала точно в пальцы. Закурив, он, наконец, открыл глаза. Цю снова лежал рядом, всё ещё взмокший после спарринга. Повернув голову, спросил: - Что на этот раз? - Тянь опять не хочет меня видеть и слышать. Сказал, что я ему противен. - Почему ты не расскажешь ему? - Что я должен рассказать? Что с детства воспитывал и муштровал его так же как отец меня, готовя к суровой жизни? Что не смог защитить его тогда, потому что сам был еще не готов и не придумал ничего лучше, чем бросить его за борт, только чтобы он не видел что случилось в том пожаре? Он потерял мать в таком возрасте, а я решил, что ему будет лучше в одиночестве, чем со старшим братом, и сознательно держал дистанцию, не позволяя быть просто ребенком? – голос Чэна был все так же спокоен, но Цю знал, что клокотавшая внутри него несколько часов назад бессильная ярость, сменилась сейчас черным пеплом выжженой огнем пустыни. - У тебя не было другого выхода. - Нет. Сейчас я бы сделал всё по-другому. И я всеми силами хочу оградить брата от этой грязи. - Да, но он упорно сам туда лезет. Каким-то образом сблизился с Его сыном и еще с тем парнем Мо. - Видимо, пути Господни неисповедимы. Но я постараюсь сделать все, что в моих силах. Чэн затянулся в последний раз так, чтобы горечь от сигарет осталась в легких как можно дольше. Выдохнув дым медленно через ноздри, он протянул руку и провел пальцами по татуировке Цю. - Она тебе идет, – его взгляд был серьезен, без тени усмешки. - А тебе идет, когда ты улыбаешься, но я уже забыл что такое вообще возможно, - ответная серьезность в глазах напротив. Чэн смотрел на Цю и действительно не мог вспомнить, когда у него был повод для улыбки. Цю изредка подкалывал его, когда они были одни, и их взаимные словесные перепалки - вот всё, что могло вызвать хоть какие-то эмоции на лице Чэна. Кто еще мог выдержать его яростные атаки накопившихся эмоций, кто никогда не пресмыкался перед ним и не боялся его, несмотря на разницу в положении? Кто еще был так к нему близок, что стоило отдать ему спасенного щенка, такого важного для брата? - Кажется, мой повод для улыбки ближе, чем я думал, - произнес Чэн. Вместо ответа Цю приподнялся на локте и приложил большой палец к его губам. Легко надавил на уголок, отодвигая в сторону и приподнимая. - Так то лучше. Почти получилось. Цю провел по губам еще раз, усиливая нажим. Другой рукой он откинул растрепавшиеся волосы со лба Чэна. Лицо его было по-прежнему бесстрастно и ничего не выражало, но он будто бы впитывал эти касания, а в глазах что-то неуловимо изменилось. Цю слишком хорошо его знал, чтобы не заметить этого. Когда он, склонившись, заменил пальцы своим ртом, Чэн уже положил ладонь ему на шею. Внутри что-то щелкнуло. Они целовались, не закрывая глаз, но даже сквозь сумрак был виден их ответный блеск. Цю подумал, что это самый неожиданный вариант развития спарринга, но это стоило убитой печени. Губы Чэна были жесткие и сухие, совсем не как у девушек, с которыми он вместе часто проводил время после заданий, и всё же ни одна из них не могла заменить тот зов сердца, по которому он всегда являлся, как только у Чэна появлялась в этом необходимость. Что бы он ни делал, где и с кем бы он ни был, он чувствовал себя на своем месте только рядом с ним. Чэн ответил на поцелуй, и это означало, что, возможно, его чувства были взаимны. Считая его самым близким человеком, почти братом, Цю знал, что Чэн никогда не предаст его и, не задумываясь, отдаст за него жизнь, если потребуется. Но Цю не смог бы этого допустить, ведь у него ещё был младший брат, который тоже нуждался в поддержке, несмотря на свой независимый и дерзкий характер. Вдвоем они достигли такого взаимопонимания, ментального единства, когда оба думали почти одинаково, и порой между приказом и его выполнением проходило едва ли сколько-нибудь заметное время. Цю наивно предполагал, что это дружба. Кажется, Хэ считал так же до сегодняшнего дня. Когда воздуха в легких уже не осталось, Цю отстранился. Коротко усмехнувшись, он сел, потирая руками глаза. Не было сил смотреть сейчас на Чэна. Никто из них не решался нарушить тишину. В конце концов, он опустил руки на колени, так и не разомкнув веки. Просто ему нужно еще немного времени. Ведь он, черт возьми, не боится, нет! Это ведь Хэ Чэн, он его знает как облупленного. Сейчас самое время сморозить какую-нибудь глупость и.. - Ну и чего ты испугался? - голос Чэна опередил его, но был каким-то странным. Таким, какой бывает только если.. - Ты улыбаешься?! - Цю раскрыл глаза и поборол желание вновь их как следует протереть кулаками. Потому что это было невероятно. Неожиданно. Сильно. Оглушающе. Всего-то изгиб губ и взгляд потеплевших глаз, но они преобразили Чэна до неузнаваемости, и Цю не мог оторваться от этого, пытаясь запечатлеть в памяти всё до мельчайшей детали. - Выглядишь как идиот, - улыбка стала еще шире. - А ты как порнозвезда! - огрызнулся Цю. - О, так меня еще ни разу не оскорбляли. Интересно, Тянь когда-нибудь додумается до такого.. - Чэн тихо вздохнул. - Тебе надо было в самом начале так сделать, тогда бы и драться не пришлось. Я бы сдался сразу. Но тогда ты не смог бы выпустить пар. - Я выпускаю пар не от того что машу кулаками, а от того что делаю это вместе с тобой. Цю не знал, что ответить на это – признание? В голове вихрем пронеслись мысли о том, что было, узнай он об этом раньше. Но додумать ему не дали. - Кстати, об улыбке ты серьезно? Хм, надо отработать этот прием на моих людях и при переговорах, - подчеркнуто серьёзный тон Чэна попал точно в цель. - Только попробуй! И я подправлю её тебе, убрав лишние пару-тройку зубов. - Уже ревнуешь? Вспыльчив, как и всегда.. - Чэн закатил глаза, всё еще улыбаясь. И впервые за долгое время Цю почувствовал, что Чэн действительно расслабился и стал походить на себя прежнего - каким был еще до всех этих трагических событий в их семье, до тех пор как взвалил на себя этот непомерно тяжкий груз вины и ответственности. - Да, а еще теперь я буду злоупотреблять служебным положением, например, попрошу организовать дополнительные выходные.. - Еще чего. - .....тебе. Вместе со мной.