но ты настойчиво просишь тебя отпустить, отпустить тебя
они меня не впускают. у меня нет кожи на коленях, сердце рвется сквозь вены, но ворота закрыты. я остаюсь снаружи, жду помилования. пожалуйста, ну пожалуйста. вы обязаны принять меня назад, я готова плакать и молиться, только впустите, я никогда, никогда больше не буду чувствовать, только не оставляйте меня здесь, одну, снаружи. почувствуйте же: я раскаиваюсь. [я же ее отпустила] [я же отпустила тебя] чьи-то когти тонут в моем плече, но я не оборачиваюсь. это даже не привратник, нет, это демон, и я знаю, что у него точно твое лицо. мне нужно слушать. шум за вратами, шаги, шелест — хоть что-то. они должны появиться, я стану на колени [у меня вместо них осколки костей, но я так хочу домой, что готова не плакать] и буду просить их забрать меня. я готова лишиться всего, только не бросайте. и в этот момент я думаю про кристину: стояла ли она на этом самом месте, молила ли о пощаде, кричала ли? когти спускаются ниже, давление падает, но я помню, что это затишье. я никогда еще не попадала в чужие лапы — обычно все путались в моих сетях, и сейчас такая беспомощная, такая маленькая, мне хочется вперед, колотить и кричать хочется. у меня должны быть красивые белые крылья, они были такими почти три сотни лет. он ведет когтями по стене, по моей спине, а я боюсь оборачиваются, но холод ползет по мне. это нельзя называть страхом, нет, это что-то маточное, злое. оно не полосует мне спину, а сквозь линии вен проникает внутрь. и я вспоминаю: крылья. у меня вместо них сейчас — абсолютный крах. огрызки, обрубки. и перья торчат в разные стороны, гной и копоть. и я среди своей попавшей плоти. стою, исчезая, крича. они спрятаны, их нет, но он ведет пальцами между лопаток, и я чувствую, как они, остатки моего превосходства, трепещут, дрожат. как мелкие перышки становятся дыбом. и вы ры ва ют ся н, а р у ж у, а я начинаю кричать. /// у меня чувство, что их вырезают из моей спины, вызывают. кожа трещит, и в своей боли я снова вижу тебя: как ты палец за пальцем ломаешь мне, как ножом полосуешь легкие. ты можешь, а я чувствую это сейчас. это твоя месть? за то, что ты третья? за то, что я снова выбираю себя? изгороди ломаются от моего дыхания, когда я слышу смех за спиной. смех принадлежит не тебе, но я все равно оборачиваюсь. и вижу не тебя. боль пропадает безропотно, а у моих крыльев больше нет белизны, и я вдруг чувствую кусающий их огонь. передо мной стоит он. то ли страж, то ли бес. скорее бес: у него ничего твоего, кроме глаз. как греховно. мне не хватает сил заговорить с ним. я стою, мои руки исследуют дороги вен и костей, и я знаю, что смотреть в глаза — это исчезать-исчезать-исчезать. если он здесь, меня не впустят. это все ты. если он здесь, про меня уже забыли. я опускаюсь на землю. он смеется: — поняла? о да, я поняла. /// он сжимает мои плечи, сжимает мои руки, я так хочу кричать и плакать, но мы летим вниз. под моими ногами строится туман, я знаю, что мы никуда не вернемся, что мы навсегда в полете, но я так хочу разбиться. эй, никто не хочет помочь мне? /// мы петляем среди домов, и я не знаю, где ты живешь, но понимаю, что здесь, сразу же. тут отпечатки твоих следов, тут твои руки на стенах, твое дыхание, настоящее между кирпичной кладкой. мое зрение будто специально настроено на твою кожу, мне видно абсолютно все и везде, и каждый след на твоем — ваша смесь омерзительна, я чувствую запах погони и похоти. ты отдаешься первому встречному или второму? ты не пользуешься духами, но у меня першит в горле от твоего запаха. он сжимает мою руку. дергает резко, но я ищу среди тысячи окон — верчусь, хожу кругом, — твое лицо. ты здесь? эй, скажи мне, ты помнишь меня? не помнишь, конечно, не помнишь. ты не принимаешь пыль больше месяца, и я будто чувствую, насколько тебе все равно. [эй, хоть чуть-чуть] он водит меня по числителям, когда ты находишься в знаменателе. ты выше, эй, понимаешь? эй. эй? эй! /// на самом деле. мы тут специально. ты — наша первая остановка, первый порог [самый сложный, самый больной, я повторяю, что мне плевать, а он лечит меня и лечит снова — глупые привычки. ты, например, или молитва. — сложно с вами, верхними, — говорит он самоуверенно, — но я справлюсь], шаг моей реабилитации. и провал, кстати, тоже. мой взгляд по твоим возможным точкам, но тебя нет-нет-нет, и я не знаю, радоваться мне или падать. ты ссоришься с родителями, помню, исчезаешь, но я все равно будто вижу тебя. /// вторая наша остановка [ты тут никогда не бывала, но очень хотела] — город твоей мечты, голод в чужих глазах. это набережная, и я. как бы. клянусь, что тут до сих пор пахнет потом и железом. — мы пройдемся по всем твоим грехам, аня. да я уже поняла. хватаю воздух губами, он, солёный [от слез и пота, голубизны глаз. я бы коснулась их подушечками пальцев, самыми нежными частями души, чтобы учуять небо и плоскость, но их уже нет. лет сто, чуть меньше — чуть больше, хватит, стоп], ложится на мои раны. и до этого я думала, что ты — сложнейшее мое из моих испытаний. /// его звали то ли глеб, то ли мальчик-моего-сердца. я думала, что ему больше шло что-то вроде погибели. будто он темной ночью, когда я еще спала или переживала далекую утрату катрин, проложил мои ребра и вылез наружу. потом — по берегу реки в этот самый город. он даже кожу заштопать меня не потрудился. а потом нас столкнули, и мы, в слишком разных ипосталях, не были совсем незнакомы: я знала его, я знала его словно тысячи лет — дольше, чем я жила. а он меня не знал, нет, не помнил. и не хотел. вообще-то, я не должна была следить за ним, но моя девочка гуляла по набережной, где он ловил ветер. его пальцы перебирали гитарные струны. он сам этого не знал, совсем не знал, но эта песня была только для меня одной. это было время войны, и он больше никогда не вернулся. [был тот раз, когда я рванула за ним в апокалипсис] /// я вынимаю осколки из своих ладоней. они в порезах, в отметинах [я вся такая, на самом деле]. — что ты продаешь? [спросит кто-нибудь] души. тебе какую, сладкий? с пеплом, с магией, с болью? мои волосы — продолжение твоих ожогов, я не избавляюсь от них, мне позволяются слабости, да. он на каждом твоем оставляет свой — привычка глупая, болезненная. я закрываю глаза, я прижимаюсь плотнее, и ткань мешает мне чувствовать тепло. тебя рядом нет, я улавливаю суть, я стараюсь не искать тебя, но ноги сами идут вперед. я тяну его за руку. его — моего инструктора. если так можно сказать [здесь можно говорить по-любому, знаешь? не знаешь, конечно, меня ты не знаешь тоже. вы все забываете окончательно, бесповоротно. иногда я думаю о том, чтобы прийти, вернуться. и сказать: — привет, помнишь меня? ты скажешь, что нет. я — что это поправимо. ты будешь не по девочкам, я обязательно засмеюсь и скажу, что ты отравила мне жизнь. и вообще. у меня есть парень, я сожму его пальцы крепче, сильнее. этот хруст будет нашей песней — одной на троих. я запомню ее навеки. и не смогу свернуть тебе шею, потому что… куда же тебя будут тогда целовать мальчики из-под кустов и требовательный учитель химии?] — куда дальше? — спрашиваю я. дни идут за днями, космос все дальше от моих протянутых к нему ладоней. молитва задушенной птицей лежит под языком. он забрасывает ноги на стол. — а куда ты хочешь? официанты смотрят недовольно, с раздражение на дне бокалов, которые несут ко вроде-как-пустому-столику. и только на подходе замечают нас. меня — в платье и демоническую [надеюсь]. его — элегантного и опасного [определенно]. — благодарю. я приподнимаюсь, чтобы перегнуться через стол, и толкаю его ноги. ботинки тут же бьются подошвами о пол. мои пальцы в его волосах, и я задерживаю дыхание. он — не ты, но все это тебя стоит. точнее, ты не стоишь этого всего. — я хочу на море. /// книжные полки ползут вверх, я вижу пыль в солнечных лучах. он стоит за мной, и я почти чувствую, как меня прижмут к стенке. корешки разноцветные, я глотаю их запах, но вдруг ощущаю твой. сначала думаю, что мне кажется, а потом вижу тебя. сидишь в далеком углу у большого окна. оно грязное. как и ты. в драных колготках и с синяками. ребра мои начинают трещать. я резко к нему поворачиваюсь: — ты специально? — ты сама захотела прийти сюда до отъезда. я вспоминаю. — дашь мне пару минут? /// опускаюсь на лавочку напротив тебя. ты даже не читаешь — перед тобой учебник химии. учителю надоели игрушки? я смеюсь. ты поднимаешь на меня полые глаза. смотришь внимательно. сначала блеск, зажженная и тут же погашая спичка. ты силишься вспомнить, я знаю, я вижу это в тебе — никаких тайн, я изучила когда-то наше проклятие со всех сторон. ты лишила меня всего, я не лишаю тебя сомнений. — мы знакомы? я снова смеюсь: — мне тоже так кажется. и оставляю тебя. /// мне нравится представлять себя человеком: ходить пешком, спотыкаться. платить за еду в магазинах и ругаться с бабушками [не твоими] у подъезда [не твоего]. в этом больше жизни, чем во мне за все годы. море блюет пеной на берег, скалы жрут тепло, а мне так холодно-холодно-холодно. даже соленая вода не вымывает твой запах. через пару лет после нашей встречи я вижу тебя у круглосуточного в совершенно другом городе. и — спокойно — иду мимо. песок хрустит на зубах: — обними меня, мне холодно. у меня за спиной годы без тебя и нет-то-чтобы-влюбленный-демон и я сама не-то-чтобы-влюбленная-в-ответ. у тебя были проблемы, но, помнишь, как я говорила, что не буду тебя спасать? тебя облизал огонь: море вина и искры. я вижу это сейчас, но тогда не пришла. и не поменяла бы это сейчас. счастлива ли я? [он обнимает меня, новые поцелуи на старые отпечатки тебя-спасительницы]а ты?