Улыбка милосердия под цветущей вишней

      В мире без Сакуры не было солнца. Сколько бы Саске не пытался отыскать тепло и свет, его не было.       Серые стены домов, серые волны моря, и пепельно-серое небо. И однообразные серые лица людей, которых Саске даже не пытался запомнить.       Слишком резко мир потерял свои краски. Не только краски: даже звуки сливались в однообразный серый шум.       В этом мире только один цвет сохранял свою яркость - красный.       Ярким пятном он выделялся в бесцветном окружающем, раз за разом приковывая к себе взгляд.       Он не расставался с красным ни на миг. Яркое пятно, сохраняющее его связь с цветным миром, тем миром, в котором была Сакура. Миром, в котором ещё было теплое солнце, зелёная листва, голубое небо. В котором были заботливые прикосновения её мягких ладошек, её чарующий голос, чистый, словно перезвон серебряных колокольчиков, смех, и яркое сияние её души. Именно этот свет был его солнцем, которое погасло, обратив мир в вечные сумерки.       Рука раз за разом сжималась на рукояти её меча. Иллюзорное чувство тепла, мираж её присутствия рядом.       У этого меча было имя - Мей Хуа. Но ему постоянно хотелось звать его Сакурой. Это имя хотелось выкрикивать так громко, чтобы оно донеслось до самых небес. Чтобы она услышала его и отозвалась.       Чтобы ответила, почему она так поступила с ними.       Почему это произошло? Почему она исчезла так внезапно? Она не могла так... Не могла умереть, это ведь Сакура!       Почему... Почему они не могли даже попрощаться с ней?..       В мире без Сакуры даже привычного Наруто не было. Не было смеха, его дурацких шуток, не было их вечных боёв друг с другом. Последний раз они сломали дерево рядом с домом Тадзуны, когда повздорили насчёт превосходства помидоров над клубникой. Как глупо... Казалось, это произошло уже очень давно. Как будто они за пару дней постарели на сто лет.       Но Наруто ещё не сломался, он видел. Наруто отчаянно не хотел верить в её смерть, Наруто ждал, что это окажется гендзюцу, которое можно развеять обычным "кай".       Даже ему этот серый мир казался гендзюцу. Но он куда лучше Наруто знал, что именно это - реальность.       Именно этот чёрно-белый мир с редкими вкраплениями красного.       Он шёл, не разбирая дороги. По улицам сновали толпы народу, но люди уходили с его пути, словно чувствовали ауру серости и безысходности, окружающую его. Или, что более вероятно, их отпугивал висящий на поясе меч.       Он привык смотреть прямо, но сейчас обзор закрыла челка, упавшая на глаза. Впрочем, он все равно ничего не видел. Чудо, что ещё никуда не врезался.       Единственное, что замечали его глаза - рельеф чешуи саламандры на рукояти и ножнах Мей Хуа. Его глаза, до этого замечающие все детали мира, теперь видели только красный цвет.       Кто-то толкнул его сзади, и чужие пальцы обшарили пояс. Рефлексы сработали раньше разума, лезвие - наверно, обломок куная, - само собой возникло в руке и прочертило линию в чем-то мягком.       Неправильно. Так легко даже генин не попадётся, уж уклониться от такого беспорядочного взмаха любой сможет.       Саске обернулся. Первое, что он увидел - длинная алая линия, смазанная стекающими ручейками крови.       Яркий. Красный. Это приковало его взгляд.       Почему у всех людей кровь именно красная? Почему, глядя на этот порез, перед глазами стоит Сакура? Сакура с губами, испачканными в собственной крови, с дырой в груди и с расцветающими на белоснежном кимоно красными пятнами?       Когда алая капля сорвалась вниз, глаза наконец увидели что-то кроме невыносимо яркого красного.       Ребёнок. Всего лишь ребёнок, мелкий оборванный мальчишка - таких было полно на улицах деревни Тадзуны. Нищий и наверняка бездомный, промышляющий воровством и клянчащий милостыню, сидя у серых стен.       Широко распахнутые глаза глядели испуганно. Одни глаза занимали половину исхудалого детского лица. Зрачки сжались в маленькую точку, а радужки дрожали от выступивших слёз.       Он не мог разобрать цвета этих глаз. Чумазый мальчишка был слишком блеклым, серым. Только его кровь имела цвет.       На мгновение захотелось вскрыть его, вывернуть наружу, добавить в этот унылый мир больше ярких красок. К тому же, он был в своём праве так поступать: этот мальчишка пытался его обворовать.       Но это был ребёнок. Всего лишь маленький ребёнок, по глупости выбравший шиноби своей жертвой.       Сакура не одобряла насилия над гражданскими. Убивать человека, который настолько слаб, что не может быть тебе противником, значит пятнать свою честь.       Лезвие выпало из пальцев. Чакра привычно окутала руку, только ожидаемого зелёного сияния Саске не увидел - мир оставался отвратительно серым.       Нужно залечить порез. Это просто ребёнок, не стоило его ранить.       Но мальчишка, увидев сияние руки Саске, испугался ещё больше и убежал.       Саске бездумно смотрел ему вслед. Сияние погасло - больше не было необходимости концентрировать чакру. Люди, испуганные произошедшим, поспешили уйти подальше от Саске, только их перешептывания доносились из переулков.       Неужели он и вправду... Такой страшный?       С губ сорвался хриплый каркающий звук. Признать в нём смешок было очень трудно.       Он снова погладил Мей Хуа - это успокаивало. Стоять на этом же месте столбом было глупо, и он пошёл дальше. Снова не разбирая дороги и не обращая внимания на прохожих. Те, впрочем, теперь более явно сторонились его, на пути Саске даже образовывался живой коридор. Люди липли к стенам в тщетной попытке скрыться от взгляда чёрных глаз, но это не имело смысла. Саске смотрел, но не видел. Не видел ничего, кроме красных пятен.       Красный... Когда-то он считал этот цвет красивым.       Красный шёл Сакуре. Красный напоминал о тихих вечерах, которые они проводили вместе, втроём, в своём доме. Красное солнце, наполовину скрывшееся за горизонтом, нежно-розовые облака. Наруто, весь оранжевый в своём невыносимом комбинезоне и с ёжиком непослушных волос, покрашенных закатным солнцем. И Сакура, нежная и тёплая, на задумчивую улыбку которой хотелось смотреть вечно.       Но этого не будет больше. Теперь красный - не закатное солнце. Солнце серое, как и все вокруг. Только кровь красная, кровь и Мей Хуа с узорчатым красно-розовым лезвием в ножнах из саламандровой кожи.       Надпись цвета киновари на деревянной вывеске привлекла его. Странное, не имеющее смысла название вновь открывшегося заведения. Двое людей снаружи спорили о том, ровно ли висит эта табличка, а внутри уже вовсю кипела работа. Мужчины приходили и выходили, некоторых выносили под руки, а отдельную особь на глазах Саске просто-напросто выпнули.       Он тоже решил зайти. Во всяком случае, это показалось ему лучше, чем бесцельно блуждать по улице.       Запах сакэ сразу ударил в нос. Захотелось чихнуть, но ему удалось сдержать это желание. Привычка и воспитание, наследникам великих кланов не пристало чихать на глазах у простого люда.       Как глупо. Какая разница, как он будет выглядеть в глазах окружающих?       Кто-то смеялся. Кто-то в одиночестве ронял в себя чашу за чашей, мрачно зыркая на всех вокруг из своего тёмного угла. Кто-то плакал, жалуясь на жизнь, кто-то оплакивал умерших по вине Гато друзей. Этих людей объединяло только сакэ, подливаемое расторопными официантами.       Это питейное заведение отличалось от привычных Саске. Здесь не было пергаментных ширм или перегородок, создающих иллюзию уединения. Но полумрак скрывал лица мужчин, позволяя расслабиться и не видеть друг друга.       Зал был общим, занимая весь первый этаж здания. Только барная стойка отделяла небольшой участок, где ровными рядами стояли кувшины и бутылки с алкоголем, а бармен лениво протирал деревянную стойку засаленной тряпкой.       Возле стойки были высокие стулья, но люди предпочитали пить за столиками, подальше от бармена. Наверное, этим они преследовали желание эстетически насладиться приятными формами молодых официанток, которые выгодно подчёркивала одежда нетрадиционного кроя. Слишком открыто для простых девушек, такое предпочитают носить куноичи, которые могут отбиться от совращенных своим провокационным видом мужчин.       Этим девушкам не стоило так опрометчиво оголять свои ноги и демонстрировать округлости, едва не выпадающие из глубокого выреза. Когда вокруг полно пьяных мужчин, такое может плохо закончиться.       Впрочем, какая разница? Ему нет дела до этих девушек.       Печати Узумаки внутри рукавов хаори с лихвой заменяли карманы. Но пришлось потратить время, чтобы вспомнить, где именно были необходимые деньги.       Немного помятые купюры упали на стойку. Саске не считал, сколько их было, и ни слова не сказал бармену. По его мнению, все и так было очевидно.       Бармен дураком не был, хоть и замялся с выполнением немой просьбы. Как ни посмотри, а Саске принять за взрослого было невозможно. Первым порывом мужчины было прогнать шкета, чтоб не гробил своё здоровье выпивкой. Но увидев блеснувшую на шее пластину протектора, бармен резко передумал и поставил перед Саске чашку лучшего сакэ, что было в этом заведении.       В Стране Волн не было своей деревни шиноби, поэтому здешние люди плохо представляли их возможности. Но бармен, который по традиции был и хозяином данного заведения, в молодости много путешествовал, и гораздо лучше представлял, на что может быть способен такой вот "шкет".       Саске, даже не поморщившись, осушил чашку. Бармен угодливо подлил ему ещё сакэ, молясь в мыслях, чтобы ни одному идиоту не пришло в голову начать задирать мальчишку. Уж он как никто другой знал, что пьяных даже вид меча на поясе не останавливает, когда хочется самоутвердиться.       Ему сегодня явно не везло. Мальчишка-шиноби, явившийся сюда, выглядел сущим демоном - настолько мрачным было его лицо. Рядом с ним спина покрывалась холодным потом. Бармен не знал, что может выкинуть опьяневший шиноби в следующий момент. Но зато ему доподлинно было известно, что все присутствующие здесь могут превратиться в фарш, если мальчишку что-то или кто-то спровоцирует. Судя по виду, он и так был на грани.       Саске, впрочем, не замечал нервозности бармена. Ему было абсолютно плевать на то, что творилось вокруг.       У сакэ оказался мерзкий вкус, но он, как ни странно, возвращал к жизни. Эмоции, засыпанные толстым слоем пепла, ворочались, выбирались и заполняли собой возникшую пустоту.       Боль, страх, неверие, горе. Не самый радужный набор, но гораздо лучше, чем отсутствие эмоций, что было до этого. Мир снова обрёл краски. Ядовито яркие, они вместе с этим были темнее чёрного.       С каждым новым глотком вкус сакэ менялся. Дикая смесь из горечи и сладости, настоящей боли и искусственного веселья. Огонь, запертый внутри, рвался, желал уничтожать все вокруг, чтобы донести свою боль до мира. Чтобы все видели, чтобы каждый узнал эту боль. Выплеснуть всю эту тьму наружу, а не накапливать в сердце, этого хотелось Саске.       Его губы растягивались в ухмылке-оскале, и с них вот-вот грозился сорваться безумный смех.       У бармена, который заметил выражение лица Саске, волосы встали дыбом. Хотелось убежать как можно дальше, чтобы это чудовище, притворяющееся молодым парнем, его не нашло. Но он, собрав волю в кулак, продолжил подливать сакэ в чашу клиента. Это было его работой.       Когда Саске в очередной раз осушил чашу, бармен зарёкся думать о самом трагическом варианте развития событий.       Огромный мужик, издалека казавшийся медведем, с лицом, не предвещающим ничего хорошего, пошёл в их сторону. Он явно был нацелен на единственного клиента, который пил не в зале, а возле барной стойки.       Накаркал.       Саске смотрел только в свою чашку. Она, наверное, была не особо чистой - на дне лежала какая-то соринка. И от наблюдения за покачиванием этой соринки в сакэ его оторвали довольно грубым образом.       Кто-то просто поднял его за шиворот. И этот кто-то оказался очень высоким - ноги Саске не доставали до земли.       Он не слушал, что этот безрассудный идиот ему говорил. Глаза застилала красная пелена ярости.       Как он посмел!       Мей Хуа скользнула в руку. Несколько алых росчерков лезвия, слившихся в один, и Саске уже свободен.       Голова откатилась куда-то в центр зала. Сердце сделало последний удар в развороченной грудной клетке. Пальцы сжались на его одежде в предсмертном хвате, Саске пришлось буквально отрывать их от себя.       Он брезгливо отбросил чужую руку, посмевшую его коснуться. Кого-то вывернуло возле стены.       Пол, стойка, даже он сам - все было в красных пятнах. Невыносимо яркое, настолько, что слепило глаза.       Он видел каждую деталь, каждую красную капельку. Над красной лужей кружили серебристо-серые пылинки.       Так тихо. Так ярко.       Красиво.       Нужно больше красного. Раскрасить этот мир алым, разбавить чёрную серость яркой краской.       Нужно убить. Убить их всех.       Люди, в один миг протрезвевшие, не могли пошевелиться. Липкий ужас сковал их, и источником этого ужаса был красивый парень с пятнами крови на лице и красными глазами, светящимися в полумраке.       Демон, настоящий демон.       От рукояти Мей Хуа по руке распространилось неприятное покалывание, и с глаз Саске словно спала пелена. В один миг жажда убийства сменилась недоумением.       Кровь на лезвии... Она не нравилась Мей Хуа.       Саске провёл по клинку пальцем, стирая красные капли. Кромка лезвия, настолько тонкая, что её невозможно было увидеть, царапнула его. Как будто меч выражал своё недовольство.       Царапина тут же затянулась, но Саске продолжал смотреть на свой палец, пытаясь поймать за хвост ускользающую мысль.       Сакэ не выветрилось из крови, из-за него голову заполняла восхитительно лёгкая пустота.       Эта кровь - неправильная. Неправильна смерть того, кому принадлежала эта кровь.       Слабак. Отброс. Такие, как собрались здесь, недостойны пасть от меча, несущего в себе частичку Сакуры.       Запах алкоголя и крови смешивался с вонью потрохов, заставляя лица присутствующих зеленеть. Каждый хотел сбежать, но никто не смел пошевелиться. Их глаза, полные ужаса, были прикованы к Саске.       Теперь было совсем не весело. Было мерзко.       Саске встряхнул меч, избавляя его от лишней крови, и вложил его в ножны. Кажется, кто-то в зале преждевременно выдохнул с облегчением.       Очередная кучка помятых бумажек упала на стойку. Бледный бармен попытался выдавить из себя подобострастную улыбку, но его старания никто не мог оценить.       - Сакэ в бутылках. На все эти деньги. Дай.       Неужели этот хриплый и сухой, словно треск ветвей, голос принадлежит ему, Саске?       Бармен в смешанных чувствах смотрел на спину парня, уносящего с собой ящик хорошего алкоголя. Посетители, выждав некоторое время, тоже стали уходить.       Отвратительный день. Бизнес придётся начинать заново в другом месте - сюда вряд ли ещё хоть кто-то зайдет. Ещё и труп надо куда-то деть.       Ками-сама, труп. В его барах возникали драки с поножовщиной, но никогда дело не доходило до смерти. А произошедшее сейчас даже дракой назвать нельзя. Убийство как оно есть.       Какой злой дух привёл к его дверям этого демона? За какие грехи его настигла такая кара?       Наверно, надо порвать с алкоголем. Лучше свой ресторан открыть, или маленькую гостиницу... Где-нибудь подальше от молодых пьяных шиноби. ***       Ноги сами принесли Саске к дому Тадзуны. Стекло бутылок позвякивало, запах сакэ пробивался даже сквозь плотные пробки.       Интересно, хватит ли этого, чтобы утопить его боль хоть ненадолго?       Взгляд зацепился за безучастного ко всему Какаши.       На один миг серая реальность стала полностью красной.       Их сенсей... Вот чьей кровью он будет доволен.       То, что чувствовал Саске, не было жаждой мести. Ему просто хотелось убить кого-то сильного, забыться в драке. Выпустить свою жажду разрушения целиком.       Но... Этот пустой вгляд... Это безразличие ко всему в сенсее ему не нравилось. Не хотелось убивать того, кто даже не попытается сопротивляться.       Какаши Хатаке был ещё более серым, чем окружающий мир. И Саске принял решение.       Первую чашу в доме он выпил сам. Наполнив снова, он протянул её сенсею.       Сенсей не реагировал. Саске продолжал сидеть с протянутой чашей.       Никто из них не видел странности в этой ситуации.       Саске уже и забыл, что сидит с протянутой чашей в одной руке и с бутылкой сакэ в другой. Вместо серой реальности он видел другое.       Домик на дереве. Помнится, когда Сакура и Наруто впервые показали ему его, он восхитился, но сделал вид, что в этом нет ничего особенного. А потом тайком ходил на стройку и наблюдал за работой архитектора, чтобы тоже научиться что-нибудь строить. Не хотелось отставать от кусотарэ.       Рыжий кот, которого Наруто притащил домой с заявлением, что это теперь их питомец. Откровенно плохая идея, кот упирался всеми лапами и вопил, выражая несогласие с такой постановкой вопроса, к тому же этот рыжик оказался не бесхозным. Кота они, к слову, так и не завели.       Прикосновения Сакуры к его рукам, её обманчиво хрупкое тело, прижавшееся сзади. Сердце билось слишком быстро, когда Сакура так поправляла его стойки, мысли были совсем не о кендзюцу. Хотелось то оттолкнуть её, то прижать к себе ещё ближе. Странное, непонятное чувство, которое тогда не имело имени.       Сакура среди ярко-алых цветов шиповника святой крови.       Ей удивительно шёл красный.       Воспоминания... Хотелось все это забыть, выдрать с корнем из своего сердца. Хотелось не вспоминать, что этот тёплый мир когда-то существовал, что эта серость была рядом не вечно. Вспоминать было невыносимо больно, и больно осознавать, что уже не будет так. Не будет, как раньше.       Но, вместе с этим, воспоминания являлись его главной драгоценностью. Он лелеял их всей душой, с мазохистским удовольствием прокручивая в голове раз за разом.       Что-то коснулось его руки, прервав затянувшие в себя мысли.       А... Всего лишь сенсей...       Он осушил чашу и подвинул её к Саске. В открытом глазу не было осмысленного выражения, но все же теперь сенсей не полностью игнорировал мир.       Та часть Саске, бывшая ирьенином, усмехнулась и сделала в уме пометку о чудотворном воздействии алкоголя на душевнобольных шиноби.       Ехидство - профессиональная черта ирьенинов. Такая же, как ужасный почерк и скверный характер.       Впрочем, эти отстранённые глупые размышления о сакэ шли фоном, пока Саске вновь наполнял чашу.       Выпить самому, наполнить, передать сенсею, снова наполнить. Конвейер, работающий в тишине.       Ни Саске, ни Какаши не говорили ни слова. Просто не о чем было говорить, все и без того понятно.       Два призрака, чёрный и серый. Только звук льющегося в чашу сакэ говорил о том, что все происходит в реальном мире.       У этих двоих был целый ящик алкоголя и целая ночь впереди. Длинная серая ночь. ***       Волны темноты укачивали. Не холодно и не тепло, невероятно тихо и очень спокойно.       Смерть - это просто сон без сновидений.       Эта темнота пахла цветущими сливами, хвоей и горным воздухом.       Или так только казалось?       Мягкая тьма сменилась ощущением твёрдого сгиба, впившегося в спину. Такое чувство, что она... Лежала на ступенях.       Эта мысль заставила глаза распахнуться.       Действительно. Ступени. А вверху - маленький храм. Очень знакомый храм, окруженный цветущими сливами. Горная вершина с хвойными деревьями и вечная заря в небе.       Её внутренний мир.       - Вы наконец-то очнулись, Сакура-сама, - обрадованно улыбнулся сидящий рядом Ву Хэнг.       - Мог бы перетащить меня в более подходящее место. Просыпаться на лестнице не слишком приятно, - укоризненно произнесла Сакура.       Ву Хэнг понурился.       - Я все это время не мог к вам прикоснуться - при каждой попытке меня поджаривало райтоном. Или чем-то похожим на него.       Сакура нахмурилась. В её пробуждении было много странностей.       - Это не слишком похоже на мир мёртвых...       Ву Хэнг удивился.       - Почему вы должны быть в мире мёртвых, Сакура-сама? Вы ведь не умирали.       - Но я же... - Сакура смолкла. Нужно было тщательней разобраться в произошедшем, прежде чем говорить что-либо.       Когда она поднималась, сердце кольнуло болью. Это уверило её в том, что рука сенсея, застрявшая в её грудной клетке, была реальна, хотя сейчас её одежда и была в полном порядке и никакой дыры в груди не виднелось.       Она уселась под сливовым деревом, скрестив ноги - так было комфортнее, чем продолжать разговор на лестнице.       - Что произошло со мной, Ву Хэнг?       Ву Хэнг промычал что-то невразумительное, собираясь с мыслями. Пауза затягивалась, но Сакура терпеливо ждала. Наконец, Ву Хэнг ей ответил.       - Мои предположения могут быть неверны, но... Насколько я понял, вы, получив смертельную рану, расщепили своё физическое тело на энергетические частицы и запечатали все это во внутреннем мире. Здесь вы не можете умереть, поэтому спокойно регенерировали некоторое время. Но, хоть вы и очнулись, вы ещё не полностью восстановились. Техника Какаши-сана разрушила часть каналов и задела Врата Смерти. Если бы вы случайно не открыли способность переносить своё тело во внутренний мир, то вы бы сейчас действительно оказались в гостях у шинигами.       Слушая речь Ву Хэнга, Сакура чувствовала что-то странное.       Её хвост. Как будто каждая шерстинка - нерв. Каждое прикосновение к хвосту приносило слабую боль. Сакура не сразу поняла, что что-то не так, потому что привыкла такую боль игнорировать. Это даже не укус комара, ещё слабее, а потому незаметно.       Тем не менее, все равно неприятно.       Ву Хэнг замолчал, и, склонив голову, наблюдал за хозяйкой.       А Сакура не знала что делать. Такие симптомы были ей совершенно незнакомы.       Волна жара прокатилась по всему телу, болью задержавшись в груди и собравшись в хвосте. Казалось, её хвост сунули в огонь и ждут, пока он сгорит дотла.       Белая шерсть засияла, жар в хвосте все усиливался. Но все это исчезло с внезапной вспышкой.       Только пушистых хвостов теперь было два, и каждый жил своей жизнью.       Резкий прилив сил ошеломил Сакуру. Разница между ей с одним хвостом и ей же с двумя была просто колоссальной.       Это заметил и Ву Хэнг.       - Поздравляю с повышением уровня, Сакура-сама. Теперь-то вы сможете меня использовать?       Несмотря на то, что половину его лица закрывала повязка, в технике "щенячьи глазки" Ву Хэнг лишь немного уступал Наруто. Хотя глаз, как таковых, никто и не видел.       - Нас должно волновать другое. - Хвосты покачивались с двух сторон, выражая глубокую задумчивость своей обладательницы. - Моё тело связывало внутренний мир с внешним. И если ты говоришь верно, то...       - Мы тут заперты без возможности выйти. - Продолжил Ву Хэнг.       - Судя по довольному тону, эта вероятность тебя даже привлекает, - прищурилась Сакура.       Ву Хэнг поклонился.       - Для меня провести вечность с госпожой - наивысшая награда.       Сакура молчала, наблюдая за падением белого лепестка сливы.       - Не могу. - Тихо ответила она. - Я должна вернуться к Наруто и Саске. Они наверняка сейчас думают, что я мертва.       - Но отсюда нет выхода. - Поднял голову Ву Хэнг.       Он так и застыл. Пусть его глаза были закрыты, но зрением он все же обладал. И сейчас он видел пламя, загоревшееся в глазах Сакуры.       Он ещё никогда не видел её такой. Не то восхищающее безмятежное спокойствие, что заставляло считать Сакуру богиней. И все же, глядя на такую Сакуру, верилось, что она может совершить невозможное.       Её руки расслабленно легли на колени, дыхание выровнялось, и даже слишком живые хвосты успокоились и легли на траву, обвив её ноги.       - Присмотри за мной, пока я буду медитировать, Ву Хэнг. - Просяще улыбнулась Сакура и закрыла глаза.       Богатый опыт говорил ей, что решение любой проблемы, связанной с собственным телом или душой, подскажет медитация. И чем тяжелей проблема, тем глубже эта медитация должна быть.       Даже если отсюда нет выхода, даже если она оказалась в ситуации Уробороса, пожравшего самого себя - не важно. Она все равно вернётся. Теперь, когда она наконец прорвалась на новый уровень сил, она просто обязана это сделать.       Просто ждите, Саске, Наруто.       И Какаши-сенсей.       Я скоро вернусь. Обязательно вернусь.