Улыбка милосердия под цветущей вишней

      Если бы люди знали, насколько они не понимают друг друга, они бы, наверно, никогда и не заговорили.       Сакура совершенно не понимала своих учеников и почти братьев. Несмотря на связь душ, несмотря на свою эмпатию, она не понимала, что двигало ими теперь.       Эта ночь была долгой. Бесконечно долгой и звёздной, и в эту ночь само небо велело задуматься, проанализировать все произошедшее, разложить по полочкам всю свою жизнь.       Сакура знала, что такое любовь. Она любила Саске и Наруто, переросшая в любовь симпатия наличествовала и с Какаши-сенсеем: бог не может не любить своих жрецов, пусть иногда эта любовь проявляется в противоестественных формах. И Сакура знала, что эти трое тоже любят её. Казалось бы, все складывается идеально и взаимно, они все - одна семья.       Но если попытаться прочувствовать чужие эмоции тоньше, все выглядело куда сложнее.       Какаши был исключением, понятным до самых затаенных уголков души: если утрировать, то слуга лисы не то же самое, что и партнёр лисы. Любовь Какаши возникла немного внезапно: из-за силы Сакуры, прибавленной к душе, Какаши и любил её. Спокойное, и если подумать, отчасти искусственное чувство. Искусственно усиленное, вернее сказать, но это усиление хорошо наложилось на плодородную почву предыдущей симпатии. Какаши просто хотелось заботиться о Сакуре и находиться рядом с ней, теперь он считал это своим долгом. Любовь Какаши была тёплой и мягкой, слегка опекающей и ненавязчивой. Какаши ощущал по отношению к Сакуре такие чувства, которые мог испытывать старший брат к маленькой сестре. Однако они все же немного отличались от привычной модели такой любви: Какаши уважал Сакуру и осознавал, что её роль гораздо выше его. Сакура понимала такую любовь, и примерно то же она испытывала к Саске и Наруто. За исключением того, что они были младше её во всех смыслах: и ранга, и ментального возраста.       До этого Сакура не задумывалась, что любовь может быть разной. Она плохо знала, что это за чувство, и ориентировалась лишь по его силе.       Однако вслушиваясь в свои ощущения и сравнивая, она поняла, что Саске и Наруто испытывали к ней не то же самое, что Какаши и родители когда-то.       Сходное по силе, но более жаркое и острое чувство. Непонятное, от него сердце сбивалось с ритма и возникали странные желания. Прикасаться, вдыхать запах, слушать голос, оставить метку, чтобы никто больше не смог даже подойти близко...       К щекам Сакуры внезапно прилил жар. Это чувство, "подслушанное" у дицзы, было слишком жадным.       Разве братья, которыми Сакура считала Саске и Наруто, могут испытывать такое чувство?       Сакура запуталась. Она не подозревала даже, что любовь может быть такой разной. До этого дня любовь матери к своему дитя и любовь мужчины к женщине была для неё одним и тем же чувством. Открытие, что любовь разная, оказалось даже волнующим из-за своей внезапности.       Сакура была как никогда беспомощна. Она даже не представляла, у кого можно спросить совета.       Как вообще можно разобраться в этом чувстве? Как можно понять других людей, если каждая их эмоция - словно шкатулка с двойным, тройным, бесконечным тайным дном?              Впрочем, не только Сакура в эту ночь не могла уснуть из-за роящихся в голове мыслей, но и сам виновник её состояния ощущал себя очень неловко.       Он до сих пор был шокирован её внезапным пробуждением, шокирован настолько, что все предыдущие серые дни забылись, словно ночной кошмар. Этот день прошёл так, будто Сакура никуда и не исчезала.       Только к вечеру Саске наконец вспомнил то, что хотел ей сказать. Он и вышел к ней на крышу исключительно по этой причине.       Ему хотелось обнять Сакуру, прижать к себе крепко-крепко и не отпускать. Хотелось попросить её, чтобы она больше никогда не исчезала. Хотелось, чтобы она как обычно успокаивающе гладила его по волосам, хотелось ощутить себя защищённым и нужным, словно в объятиях матери.       Но вместо этого...       Лицо Сакуры было так близко. Он чувствовал её запах: персиковые цветы, мёд и молоко. Запах изменился, но все же остался узнаваем.       И этот запах сводил его с ума.       Её бледная кожа, которая словно сама сияла в неясном свете звёзд, её яркие большие глаза со следами растерянности в них, её мягкие даже на вид губы манили его, и Саске просто не мог воспротивиться этому внезапному порыву.       Он все ещё чувствовал её вкус на своих губах. Перед его глазами все ещё стояло её смущённо-удивленное лицо, совершенно без следов привычного уже спокойствия.       Сакура всегда была прекрасной. Но сейчас она казалась Саске прекрасной особенно.       Такая сильная и в буквальном смысле неубиваемая, та, что бывает мудрее убеленных сединами старцев, "Принцесса" Сакура... Она казалась такой ошеломленной и хрупкой, такой нежной и беспомощной в тот момент, что Саске просто сбежал: посмотри он чуть дольше на Сакуру-чан, и у него бы точно позорно пошла носом кровь.       Его сердце ещё никогда не билось так отчаянно, и самое удивительное - причиной этому был далеко не страх. Пугающее, мучительное, но донельзя прекрасное чувство.       Его душа робко расправляла крылья, готовясь к долгожданному полету. Медленно, маленькими шажочками, не до конца ещё все осознавая. Однако это было предназначением его души - взвиться в бесконечное звездное небо, такое, как сегодня.       И имя этому небу было - любовь. Одновременно самое мучительное и самое желанное, что может случиться с человеком. Даже самые жестокие убийцы и психопаты где-то в глубине души, под окровавленными баррикадами безумия, желают любви.       Его сердце билось слишком часто, впервые в жизни тело переставало быть подвластно ему. Позор для шиноби в целом и для ирьенина в частности.       Саске бежал все быстрее и быстрее, совершенно не задумываясь и не выбирая путь. Его мысли были в смятении, и тело действовало так, как считало нужным.       Голубоватые молнии окутали его тело, жутковато подсвечивая в ночной темноте его бледное лицо. Саске бежал так быстро, что за ним оставался сияющий след из молний, словно хвост кометы.       Деревья не мелькали даже - они слились в однородную чёрную мглу. Со стороны Саске действительно мог показаться кометой, летящей в просторах космоса.       На такой скорости воздух становился слишком плотным, а физическая составляющая его тела начинала разрушаться из-за перегрузок. По объяснениям Сакуры Учиха и так был наполовину духом, а сейчас дело грозило обернуться тем, что он перешёл бы в духовную форму целиком. И исчез - без прохождения порога бессмертия лишённая плоти духовная составляющая отправляется в желудок шинигами, как самая обычная душа.       Саске разогнался под покровом молний настолько, что затормозить было слишком сложно. Но продолжать двигаться с такой скоростью было просто опасно - ему уже не хватало воздуха.       Мей Хуа, своеобразное наследство Сакуры, которое он банально забыл ей вернуть, скользнула в руку сама собой.       У этого меча было женское имя и женское изящество, однако характер Мей Хуа был воистину стальной. Этот меч словно говорил, что может уничтожить все что угодно, стоит лишь пожелать.       Действуя по наитию, Саске послал чакру в лезвие Мей Хуа, и оно засияло ярко-красным. Меч полностью нивелировал эффект стихии молнии, трансформировав чакру Саске в совершенно неизвестную энергию.       Взмах меча промелькнул алым бликом, и на мгновение все замерло. Раздался едва слышный треск, словно хрустнула маленькая веточка.       Однако трещало само пространство.       Перед Саске разверзся провал в первозданную тьму. Пустота, отсутствие пространства и времени, место, где исчезает сама материя.       Иногда это называли Ничто. Первооснова всего сущего, то, из чего все возникло и куда все уйдёт. Само понятие Ничто было настолько сложным, что разум просто боялся им оперировать.       И Саске влетел в этот разлом на полном ходу.       К счастью, он ощутил Ничто лишь мельком - оно едва коснулось его. Саске вылетел на противоположной стороне этого разлома.       Один взмах меча позволил ему за шаг преодолеть несколько километров. Саске совершенно случайно открыл разновидность пространственной техники.       И он, возможно, был бы даже рад. Если бы кровь не хлынула горлом, заливая его одежду. При большой скорости перегрузки чудовищны, Саске могло просто размазать в пространстве.       К счастью, он отделался всего лишь сломанными рёбрами - сказывалось инстинктивное предохранение духовной силой.       Ребра со щелчком встали на место, а проткнутые лёгкие, из-за которых пришлось выплевывать кровь, зажили в тот же миг. Саске уже был довольно умелым ирьенином, и чтобы вылечить себя, ему досточно было всего лишь сконцентрироваться. Энергией в пределах собственного тела Саске мог управлять как угодно, его контроль был потрясающим.       Эта случайно созданная техника выглядела очень привлекательно. Она не требовала много чакры на активацию и позволяла мгновенно перемещаться на дальние дистанции - даже техника Четвёртого хокаге не была способна на такое. Этот разрез пространства мечом мог бы стать коронной техникой Саске, особенно когда он пройдёт через порог бессмертия. Тогда он перестанет получать значительные повреждения из-за банальных законов физики, с которыми даже чакра не всегда справляется.       Однако на лезвии Мей Хуа появилась трещинка. Крохотная, едва заметная, она не могла повлиять на прочность меча.       Но Саске не мог даже представить, что столь прочный меч, как Мей Хуа, может когда-либо треснуть. Эти повреждения лучше всего говорили о том, насколько опасна та техника.       Иногда случайные открытия бывают слишком пугающими.       Но, по крайней мере, эта случайность помогла ему собраться с мыслями и начать трезво смотреть на ситуацию с Сакурой.       Верно говорят ирьенины в госпитале: лучшая терапия для больного шиноби - шоковая терапия. А любовь та ещё болезнь.