Разумное решение

      Счастливое замужество сестры, как и отсутствие мисс Стил с ее невыносимой болтовней об Эдварде, несколько развеяли и смягчили любовную тоску Элинор — пусть и не настолько, чтобы она сочла себя вполне довольной жизнью. Однако Элинор старалась отвлечься от своих горестей, постоянно находя себе все новые занятия — и это выходило недурно: ведь, кроме матушки, ей теперь требовалось обмениваться письмами с миссис Дженнингс, а также, хоть и без всякой охоты, с той самой мисс Люси Стил, расставанию с которой она только радовалась. Неожиданный брак полковника с Марианной наделал в кругу миссис Дженнингс немалого шуму, и теперь новость стремительно распространялась по Лондону и окрестностям.       От миссис Дженнингс Элинор получила в письме самые горячие поздравления — и отвечала на них столь же горячими изъявлениями благодарности, не забыв упомянуть и о том, что обе сестры тепло вспоминают ее лондонское гостеприимство. Читая восторги миссис Дженнингс и ее пожелания новобрачным, Элинор не удержалась от легкой улыбки удовлетворения: она вспоминала о том, как сама, пусть и не предвидя того, поспособствовала этому союзу.       Письмо Люси было куда тяжелее и читать, и на него отвечать. В шаблонных изъявлениях дружбы и поздравлениях Марианне, исходящих из уст мисс Стил, совсем не чувствовалось искренности. Люси даже позволила себе намекнуть, что подобные скоропалительные браки обычно призваны скрыть какой-нибудь скандал — хоть по тону ее слов понятно было, что ничего серьезного она не подозревает, а лишь завидует Марианне, которая уже достигла гавани семейного благополучия, в то время как сама Люси по-прежнему вынуждена скрывать свою помолвку. Об этом предмете Люси писала много и подробно: большую часть послания посвятила она тому, как часто пишет ей «мистер Ф.», что за очаровательная женщина миссис Феррарс — суровая только на вид, а на самом деле добрейшей души человек! — и как Люси надеется, что всего через какую-нибудь неделю нежной дружбы с этой милейшей пожилой леди осмелится открыть ей свою тайну и получить согласие на брак с ее сыном. В заключение Люси заклинала Элинор немедленно уничтожить письмо, чтобы оно не попало в чужие руки — ибо никому не доверяет она так, как своей дорогой мисс Дэшвуд! Обращение «дорогая моя мисс Дэшвуд» густо испещрило строки этого письма — двух полных листов, исписанных убористым почерком.       Больно было получить такой удар, а отвечать на него еще больнее. Однако, понуждаемая долгом вежливости, Элинор составила приличной длины ответ, не погрешив в нем ни против любезности, ни против истины. На преувеличенные восторги Люси она отвечала разумными и трезвыми замечаниями, в ответ на витание в облаках мягко предлагала ей придерживаться фактов, но ничем не выдала свою затаенную горечь. Даже когда Элинор писала, что Люси не стоит возлагать слишком большие надежды на доброту и любезность миссис Феррарс, что, узнав о тайной помолвке мисс Стил с ее сыном, почтенная леди может отнестись к ней совсем иначе — в словах ее не было и тени недоброжелательности.       Помимо писем, было у Элинор и еще одно занятие — развлекать матушку и младшую сестру. Впрочем, особые развлечения им не требовались. Маргарет, как и Марианна, с восторгом припала к библиотеке полковника Брэндона и теперь проводила все вечера за книгами — хоть ее интересовали книги иного рода, чем старшую сестру; а миссис Дэшвуд обыкновенно присаживалась в каком-нибудь светлом уголке со своим рукоделием и наслаждалась спокойствием и тишиной. Младшая дочь ее была благополучно пристроена, и единственным, что омрачало безмятежное довольство миссис Дэшвуд, оставалось беспокойство о судьбе Элинор.       По счастью, всякий раз, когда матушка об этом заговаривала, Элинор без труда удавалось ее отвлечь, переводя разговор на ее любимицу.       — Милая моя Марианна! — восклицала миссис Дэшвуд, всплескивая руками и сияя улыбкой так, словно Марианна и полковник, в полном блеске своего семейного счастья, стояли сейчас у нее перед глазами. — До чего же красивая вышла из них пара, правда, Элинор? Он такой статный мужчина, а она такая красавица! Поначалу я была недовольна тем, что они поженились так быстро, и даже не испросив моего согласия. Разумеется, полковник — человек чести, и я ни за что бы им не отказала, но все же… хоть бы ты, Элинор, уговорила их отложить свадьбу и получить мое благословение!       К облегчению Элинор, ответа от нее мать не ждала и не требовала; она продолжала:       — Что ж, полковник Брэндон извинился передо мной, как подобает джентльмену, и что мне оставалось? Пришлось их простить. В конечном счете, можно только радоваться, что все так обернулось. Бедная моя девочка! — должно быть, хотела поскорее стереть из памяти все воспоминания о Уиллоуби. В сущности, понимаю, зачем она так поспешила — чтобы никто больше не связывал ее имя с его именем. А знаешь, мне этот Уиллоуби всегда был подозрителен! Я еще тогда говорила: есть у него в глазах что-то этакое…       Элинор улыбнулась про себя, но спорить не стала. А матушка, делая стежок за стежком, продолжала свой монолог:       — Может, полковник — и не тот романтический возлюбленный, о каком мечтала Марианна, зато он точно ее заслуживает! И сама Марианна, моя голубушка, на новом месте так расцвела, похорошела, даже как будто округлилась, ты заметила?       Элинор, конечно, заметила — и многое могла бы на это ответить, но, разумеется, и здесь от комментариев воздержалась.       Вскоре после этого разговора за семейным ужином Элинор заговорила о том, что им с матерью и сестрой пора бы вернуться в Бартон-коттедж. Причиной этого она назвала нежелание обременять собой молодых супругов и нарушать их уединение — хоть тайный мотив ее был другой: Элинор стремилась увезти мать и сестру из Делафорда прежде, чем беременность Марианны сделается заметна и под просторными платьями. Выслушав ее доводы, как всегда, убедительные, миссис Дэшвуд согласилась, что им не стоит злоупотреблять гостеприимством полковника, и начались приготовления к отъезду.       Однако прежде, чем Дэшвуды покинули Делафорд, пришло новое письмо от миссис Дженнингс — письмо, принесшее Элинор жестокую весть. Помолвка, тайну которой она столько месяцев со скорбью и горечью хранила в своем сердце, теперь сделалась известна всему свету — по крайней мере, всем родственникам, друзьям и знакомым Феррарсов, Стилов и Дженнингсов; с тем же успехом новость о ней могла бы прогреметь по всему Британскому Содружеству. Старшая мисс Стил — так рассказывала миссис Дженнингс — в разговоре как-то неосторожно упомянула о том, что с Эдвардом Феррарсом обе они уже знакомы. Фанни и миссис Феррарс насели на нее вдвоем: Энн Стил недолго противилась — и выложила все без утайки. Ох, что тут началось! И крики, и плач, и обмороки. Обеих мисс Стил миссис Феррарс выставила из дома, объявив при том, что лишит Эдварда наследства, если он не откажется от своего обещания. «Все, все оставлю Роберту!» — восклицала она. А бедняжку Люси на прощание осыпала такими упреками, что та выбежала из дома в слезах. Что за этим последовало, миссис Дженнингс в точности сообщить не могла: она не стала разузнавать дальнейшее, а поспешила взяться за перо, чтобы изложить эту волнующую историю всем своим друзьям. В заключение миссис Дженнингс даже просила прощения за то, что поддразнивала Элинор неким «мистером Ф.». Но кто бы мог подумать? Право, ей и в голову не приходило! Вот так поворот! После такого она уже ничему не удивится!.. И так далее.       Элинор решила, что об этом стоит рассказать Марианне, не дожидаясь, пока новости достигнут ее ушей из какого-либо иного источника. Правда, здесь, в Делафорде, Марианна жила почти затворницей, получая все известия о внешнем мире от Элинор и из бесед с полковником. Однако несправедливо было бы скрывать от нее то, о чем говорит весь свет и что касается их близкой родни.       Марианна была поражена и сперва не могла поверить: говорила, что, должно быть, миссис Дженнингс перепутала Эдварда с его братом Робертом или совершила еще какую-то подобную ошибку.       — Боюсь, что все это совершеннейшая правда, — с наружным спокойствием, которого вовсе не чувствовала, отвечала Элинор. Сестры сидели вдвоем в комнате Элинор — просторной светлой спальне с окнами на восток; по утрам, когда Элинор предпочитала писать письма, здесь всегда было солнечно. Однако сегодня здесь словно лежала какая-то мрачная тень — и едва ли из-за пасмурной погоды. — Люси говорила мне четко и ясно, что помолвлена с Эдвардом Феррарсом уже четыре года — теперь даже пять. Я так же в этом уверена, как если бы Эдвард сам сказал мне об этом.       — А я-то все это время мечтала, что вы поженитесь! — с негодованием воскликнула Марианна. — Почему ты ничего мне не рассказывала? И давно ли ты знаешь?       — Уже четыре месяца. Люси, едва познакомившись со мной, доверила мне свою тайну — хотя, видит Бог, я не просила и не желала ее откровенности! — отвечала Элинор все тем же твердым голосом, однако пряча взгляд от Марианны. Невыплаканные слезы щипали ей глаза, и она боялась разрыдаться, встретившись взглядом с сестрой. — Она взяла с меня слово молчать, я не могла нарушить свое обещание. Да и зачем тебе было об этом знать? Что ты смогла бы сделать?       — Я бы не поехала в Лондон, — нахмурившись, отвечала Марианна.       — И оказалась бы за много миль от полковника, и не нашла бы спасения от своей беды! Нет, Марианна. Хорошо, чтобы мы поехали в Лондон — хотя бы ради тебя. — Она попыталась улыбнуться, но губы ее задрожали. — Марианна, не сердись, что я скрыла от тебя эту тайну. Поверь, хранить ее мне было не легче, чем теперь о ней рассказывать.       При этих словах Марианна схватила Элинор за руку и прижала ее ладонь к своей щеке.       — Бедняжка Элинор! Я вовсе не сержусь! Но как же ты страдала все это время! Как ты это вынесла? Как удавалось тебе молчать, слушая невыносимые шуточки миссис Дженнингс?       — О, миссис Дженнингс с ее шутками я вполне могла перенести. Куда тяжелее было выслушивать непрошенные откровения Люси Стил о том, как они с Эдвардом любят друг друга. О, Марианна, — воскликнула она с глубоким чувством, — как я рада, что теперь тебе все известно, и я не обязана больше скрывать от тебя свое горе!       — Но, Элинор, он ее не любит! Конечно, нет! Как можно ее любить? Скажи мне, замечала ли ты в манерах Люси, в ее обращении хоть что-нибудь привлекательное? Пустая жеманница без чувства, без души! И даже если о ней я сужу превратно — Элинор, ведь Эдвард любит тебя! Нет, он не может на ней жениться!       — Что же, ты предпочтешь, чтобы Эдвард оказался бесчестным человеком? Чтобы бросил ее, как Уиллоуби бросил тебя?       — Элинор, это совсем другое дело! — с обидой ответила Марианна. — Конечно, я не хочу, чтобы Эдвард поступал против совести — но не хочу и чтобы он вступал в брак без любви. А он ее не любит! — повторила она.       — Возможно, — начала Элинор, чувствуя, что должна защитить Эдварда, — возможно, сейчас он… сожалеет об этой помолвке. Но, как бы там ни было, он дал обещание Люси задолго до того, как познакомился со мной. И тем, как он сдержал свое слово, можно лишь восхищаться. Ни разу он не попытался со мною сблизиться, ни разу не намекнул, что видит во мне нечто большее, чем друга. Несколько раз, кажется, даже пытался рассказать мне о Люси, но не находил слов. Он исполнил свой долг, сдержал слово — и, уверена, этим будет счастлив. В конце концов, — вздохнула она, — в конце концов, не глупо ли возлагать все надежды на одного-единственного человека? Не всем удается соединиться с теми, кого любишь, и обрести блаженство в браке. Но бывает и иное счастье, быть может, выше этого. Так что Эдвард женится на Люси, а я вернусь вместе с мамой домой.       — Всегда одно и то же! — со слезами в голосе проговорила Марианна. — Честь, и долг, и покорность судьбе — и ничего более! Но, Элинор, — тут она обхватила ее лицо ладонями, — неужели сердце не твердит тебе совсем иное? Или, быть может, — заключила она со вздохом, словно надеялась в этой мысли найти утешение, — быть может, ты просто его не любила?       При этих словах Элинор вскочила, как подброшенная.       — Что ты знаешь о моем сердце? Много недель я носила на сердце и в душе эту тяжесть — и ни с кем, ни с кем не могла об этом поговорить! Ты рыдала и стенала из-за Уиллоуби, а я утешала тебя и хлопотала над тобой, не имея возможности облегчить душу! — Прижав руку к сердцу, словно боялась, что оно выскочит из груди, она продолжала дрожащим голосом: — Твое горе всегда было на первом месте. Тебе сочувствовали все — и миссис Дженнингс, и та самая особа, чье признание разбило мои надежды. А я должна была оставаться приветливой и заботливой, и не думать о себе, и молчать, молчать! Выслушивать восторги Люси, поддакивать ей и поздравлять, когда каждое ее слово кричало о том, что Эдвард для меня потерян навеки! — Дыхание ее пресеклось; она без сил опустилась в кресло. — Поверь, Марианна, не будь я принуждена к молчанию — даже ты не усомнилась бы, что сердце мое разбито!       — О Элинор! — вскричала Марианна и разразилась слезами.       Это заставило Элинор собраться с духом; привычная к заботам о других, и сейчас она овладела собой и, поднявшись с кресла, принялась обнимать и утешать рыдающую, сбивчиво просящую прощения сестру.       — Я только и делаю, что ошибаюсь в людях! — говорила сквозь слезы Марианна. — Я не понимала искренности полковника — и не поняла твоего сердца. Я страшная эгоистка: но, клянусь, я исправлюсь, я стану лучше! Но, Элинор, — продолжала она, утирая глаза, чтобы взглянуть на сестру, — все же мне больно слышать, как ты защищаешь Эдварда. Быть может, он поступил честно и исполнил свой долг: но справедливо ли это по отношению к его сердцу? Нет, — продолжала она, энергично качая головой, — я верю, что Эдвард тебя любил, что любит и сейчас! Как может быть иначе?       Глубоко тронутая словами Марианны, Элинор, однако, хотела прекратить этот разговор, понимая, что ничего доброго из него не выйдет.       — Милая, давай больше об этом не будем, — попросила она с усталым вздохом, утирая скопившиеся в уголках глаз слезы.       Марианна согласилась; сестры привели себя в порядок, скрыв следы слез, и остаток времени до ужина посвятили беседе о более приятных предметах.       Однако в тот же вечер, после ужина, Элинор пришлось вновь вернуться к этой болезненной теме. И заговорила об этом не мать, чего она опасалась — нет, миссис Дэшвуд по-прежнему пребывала в неведении. Заговорил об этом — разумеется, не подозревая о том, какую боль причиняет Элинор каждым своим словом — не кто иной, как полковник Брэндон.       Они, по обыкновению, сидели втроем в кабинете, говоря обо всем, что придет на ум. Миссис Дэшвуд и Маргарет уже ушли к себе; так же поступила бы и Элинор, но в эти последние оставшиеся дни ее визита ей не хотелось расставаться с Марианной. У ног полковника, повинуясь его приказу, растянулась Молли; однако сегодня он был с собакой ласковее обычного и принимал больше участия в беседе.       Когда Марианна закончила увлеченный рассказ об одном малоизвестном поэте, и на несколько секунд в кабинете воцарилась тишина, полковник воспользовался этой паузой, чтобы сообщить свою новость:       — Кстати, я получил от сэра Джона Миддлтона известие, что ваш друг Эдвард Феррарс женится на мисс Люси Стил.       Марианна метнула быстрый взгляд на Элинор. Негодующий ответ уже готов был сорваться с ее губ, но строгий взгляд сестры заставил ее умолкнуть.       — Верно, — спокойно ответила Элинор. — Я узнала о том же от миссис Дженнингс. В последнем своем письме она подробно об этом рассказывает.       Полковник Брэндон, нахмурясь, кивнул.       — Печально было узнать, что его родные так решительно против этого брака. — При этих словах Марианна взглянула на него с удивлением, а полковник продолжал: — Мне слишком хорошо известно, к каким трагедиям приводит порой упорство родителей, желающих во что бы то ни стало разлучить влюбленных.       На кратчайший миг взгляд его встретился с вопросительным взглядом Марианны — и тут же скользнул в сторону. Марианна мысленно положила себе, улучив удобную минуту, разузнать о прошлом полковника: что-то подсказало ей, что он судит по собственному опыту.       — Хотел бы я чем-нибудь им помочь! — продолжал полковник. — Я слышал, этот молодой человек намеревается стать священником. У нас в Делафорде недавно освободился приход: что, если мне предложить ему место?       — Полковник, — быстро ответила Элинор, новым суровым взглядом призывая Марианну молчать, — это очень щедро с вашей стороны.       — Приход у нас невелик, и в доме священника кое-что нуждается в починке, но на двоих там места хватит. Мне кажется, молодым супругам будет там удобно — а главное, здесь они смогут выжить без помощи родных. Сделаем вот что: завтра же я отправлюсь в дом священника и его осмотрю. Не согласитесь ли вы составить мне компанию и, быть может, подсказать, что стоит подготовить или переделать к их приезду? Вы — друг мистера Феррарса и добрая знакомая мисс Люси Стил, знаете их потребности и вкусы, так что ваш совет будет очень ценен.       — Я… полковник, право, вы полагаетесь на меня более, чем я заслуживаю. Кому, как не вам, лучше знать, как руководить вашим собственным хозяйством?       — О, здесь не соглашусь с вами. Обустройство дома и сада — не мой конек; очень многое здесь зависит от мелочей, к которым я непривычен и легко могу их упустить. Здесь нужен женский глаз. — Он повернулся к Марианне. — Разумеется, приглашаю и вас, если вы готовы немного пройтись пешком. Много ходить не придется: до прихода мы доедем в экипаже.       Марианна, раздираемая противоречивыми чувствами, не знала, что ответить — лишь переводила отчаянный взгляд с Элинор на полковника и обратно. Меньше всего на свете хотела она обидеть полковника отказом; но еще страшнее казалось ей, после недавнего разговора с сестрой, причинить ей новую боль. Наконец, хоть и не без труда, она нашла дипломатичный ответ:       — Я готова на все, что поможет Элинор. Если Элинор захочет, чтобы я сопровождала вас на приход, разумеется, я не откажусь.       Элинор поблагодарила ее молчаливой улыбкой — и в улыбке этой, пусть и не слишком радостной, читалось глубокое и искреннее чувство.