Как приручить Фредди

      — Паук! — послышался дикий вопль из ванной комнаты.       Джим, до этого удобно расположившийся на кровати, вздрогнул и отбросил в сторону альбом, который держал в руках. В эту же секунду из ванной пулей вылетел Фредди, шмыгнул под одеяло прямо с края кровати, словно улитка, прополз под ним, выполз у изголовья и уткнулся лицом в подмышку мистера Хаттона, зажмурив глаза.       — В ванной чёртов огромный паук! — жалобно проскулил солист. — Тебе придётся выгнать его, я сам не могу.       Джим комично улыбнулся. У Фредди, как он сам говорил, была лёгкая форма арахнофобии. У Джеймса же язык не поворачивался называть происходящее с Фи «лёгкой формой». Ирландец наклонился, чмокнул его в макушку и, встав с кровати, направился в ванную комнату. Неожиданно, Фредди задержал Джима, легонько ухватившись пальцами за рукав его рубашки. Хаттон с любопытством посмотрел на него. Одеяло почти скрывало под собой его тонкое тело: торчала лишь черноволосая голова и смуглая изящная рука.       — Не убивай его. Просто возьми какой-нибудь стакан или коробку и выкинь в окно, — сказал он. Фред, хоть и не переносил пауков, не считал их вредными, поэтому никогда не просил их убивать. Джиму всегда казалось, что его муж не смог бы причинить вред ни одному живому существу, даже маленькой мошке. «Всё в природе взаимосвязано», — говорил фронтмен группы «Queen». Джим снова улыбнулся, очень нежно. Он знал этого человека таким, каким не знал никто. Таким, каким он был вне сияния софитов, вне ревущей толпы и вне безумного мира шоу-бизнеса. Таким, каким его никогда не смогли бы узнать даже самые близкие друзья: ранимым, скромным, чувствительным, беззащитным, задёрганным, одиноким, настоящим…       Если Фредди попадал в ситуацию, которую он никак не мог проконтролировать и с которой никогда бы не справился самостоятельно, он сразу же становился пугливым и нерешительным. Джим не сдержался. Он потянулся, перегнулся через лежавшего на кровати мужчину, завёрнутого в одеяло, словно рулет, взял с прикроватного столика стакан с водой и затем потрепал Фредди по голове, будто тот был напуганным ребёнком. Порой он действительно вёл себя, как ребёнок. Это каждый раз заставляло сердце ирландца таять. Фредди заглянул своими глубокими жалобными карими глазами в глаза любимому и тихо прошептал: «Иди, иначе он уползёт и будет каждый раз пугать меня».       Когда Джим вошёл в ванную комнату, он не сразу заметил членистоногое. Небольшой паучок удобно расположился в самом дальнем углу комнаты, у сáмого потолка. Джим вылил воду из стакана и прикинул, как до него можно было бы добраться. Потолки во всех комнатах в доме были слишком высокими, до верха невозможно было добраться, если вы, конечно, не гигант или не нашли что-нибудь, на что можно было бы встать. Ирландцу пришлось очень сильно изловчиться: он поставил одну ногу на край джакузи, вторую — на мраморную тумбу рядом, подставил стакан и поймал злостного нарушителя спокойствия в доме. Когда он слезал, в пояснице у него что-то неприятно и подозрительно хрустнуло. Выйдя из комнаты покалеченным триумфатором со стаканом в руках, он произнёс:       — За это с тебя минет, Фредди! — и вышвырнул паука из стакана в открытое окно.       Когда Джим опустился на кровать, Фред прильнул к нему и прошептал:       — Мой сильный храбрый мужчина, — после чего плавно скользнул ладонью между ног любовника.       — Эй, я вообще-то пошутил, — улыбнулся Джим. — Ничего ты мне не должен за поимку паука.       Фредерик по-детски забавно надул губки и пролепетал:       — А если мне самому так хочется?       — Фредди, мы ведь занимались этим утром.       — Но сейчас уже ночь.       — Ты остался неудовлетворённым? — поинтересовался Джим, обращая к Фреду свои слегка округлившиеся от удивления глаза.       — Ты ведь знаешь, я хочу тебя всегда, двадцать четыре часа в сутки, дорогой.       Джим задумался. Его спина побаливала после поимки гигантского туалетного злодея, а в животе до сих пор не провалился вечерний ужин. В эту же секунду он вспомнил, что за ужином Фредди ел мало. Бедолага Хаттон еле слышно вздохнул от досады. Вероятно, солист ещё тогда планировал продолжать утреннюю постельную акробатику. Пока Джим вспоминал недавние события, Фредди уже успел усесться сверху и расстегнуть несколько пуговиц на его и на своей рубашках. К слову, эти рубашки заказал Фред. Они были одинакового фасона и цвета. Такие вещи обычно носили влюблённые парочки, и именно поэтому они назывались парными. Когда певец рассказал о своей идее купить рубашки «His-and-His», Джиму показалось это невероятно трогательным. Кто бы мог подумать, что Фред действительно станет уговаривать его надеть эти вещи в тот же день при постороннем человеке, демонстрируя таким образом то ли своё чувство юмора, то ли любовь и привязанность к своему мужу, то ли просто-напросто выставляя напоказ образ жизни двух классических пидоров, которым уже было далеко за тридцать. Из трёх вариантов Джим предпочёл бы второй. Ирландец никогда не носил парные вещи, но привык к тому, что с Фредди ему многое приходилось делать впервые.       — Дорогуша, к нам на ужин сегодня придёт Элтон Джон. Предлагаю тебе нарядиться в наши парные клетчатые рубашки.       Джим ошеломлённо уставился на Фреда, когда тот остановился в миллиметре от ирландца и загородил своей фигурой телевизор.       — Ты шутишь? — с надеждой в голосе спросил Хаттон.       Фредди недоуменно приподнял брови, явно отказываясь понимать суть вопроса.       — Я думал, ты заказал их, чтобы носить дома.       — Дорогуша, но ведь ужин будет проходить дома.       — Я имел в виду дома, пока никто не видит.       Фредди махнул рукой в сторону мужчины и проворчал:       — Не будешь же ты копаться в саду в этой рубашке!       Джим прищурил глаза. Ему немедленно захотелось ретироваться в сад и спрятаться в цветах, чтобы никакой Элтон Джон не смог его там найти. Ещё одной вещью, которую теперь делал Джим в Гарден Лодж, помимо принесения удовольствия Фреду, был уход за садом. Солист позволил ему заниматься делом, которое ирландец любил. Более того, однажды, тёплым весенним утром, Фредерик сам послал его в сад, предварительно подарив нелепый комплект садовода, состоявший из высоких резиновых сапог, кепки, лопаты и различных инструментов. «Ты можешь делать там всё, что тебе захочется, кроме онанизма, конечно же. Если ты возбудишься на всякие пестики и тычинки — сразу же зови меня», — так Фред показывал своё доверие. С тех пор садоводство стало основным занятием Джима, которым он занимался в свободные от работы часы. С тех пор сад Гарден Лодж был полностью в его подчинении. В то же время в парикмахерской у него начались серьёзные проблемы, ведь как раз тогда там сменилось начальство. Парикмахерская и магазин, принадлежавшие отелю «Savoy», были проданы и перешли в другие руки. С каждым днём Джиму становилось всё тяжелее стричь людей и с каждым днём всё приятнее было возвращаться в свой цветник. Ирландцу приходилось работать в саду, не покладая рук, восемь дней в неделю. Ему хотелось превратить это место в маленький кусочек рая, каким его мечтал однажды увидеть Фред, а работы там было непочатый край.       Джим вздохнул и выключил телевизор.       — Хорошо, будь по-твоему. Он ведь придёт один? Никаких сюрпризов?       Фредди радостно улыбнулся, схватил Джима за руку и потащил на второй этаж переодеваться, тараторя по пути:       — Я тебя умоляю, дорогуша, конечно, никаких сюрпризов! Это же Элтон Джон. Он такой же гей, как и мы все. Тебе даже не придётся стесняться из-за нашего прикида.       — О-о, я счастлив это слышать, — пробубнил Джим, пока взбирался по лестнице наверх.       Когда мужчины нарядились для ужина, они снова спустились вниз и уселись на кухне, где возился с ужином Джо.       — Вы выглядите так, словно только что сошли с афиши гей-клуба.       — Не преувеличивай, дорогуша, — шкодливо улыбнулся Фред, — мы выглядим изумительно, но для афиши гей-клуба рубашки, пожалуй, стоило бы снять.       — И не только рубашки, — подхватил Джим. Настроение ирландца улучшилось после нежных заигрываний, которыми его одарил Фредди в гардеробе их спальни.       Джо пропустил их слова мимо ушей и продолжил заниматься курицей и салатом, который одновременно украшал овощными букетами. Джим же переключился на более интересное занятие — просмотр кулинарного журнала, который лежал на столе. Через несколько минут Фредди заскучал. Он стал лопать конфеты и сооружать из обёрток фигурки. Вскоре Джиму это надоело, и он легонько ударил любовника по рукам. Фредди обиженно надул губы.       — Ты сейчас объешься конфет и потом ничего не будешь есть за ужином.       Фредди что-то пробубнил себе под нос, но потом заметил выбежавшего на кухню кота Оскара, и его глаза загорелись озорным огоньком. Он схватил один фантик, подозвал к себе любимца и стал дразнить его новой игрушкой. Джо Фанелли посмотрел сначала на Фреда, а затем переглянулся с Джимом, и мужчины усмехнулись. Когда ужин был готов, а стол был накрыт, домочадцы собрались в столовой.       — Не соли свою еду за ужином, Джим, — сказал ирландцу Джо, посмотрев на него в упор.       Хаттон уставился на него в недоумении:       — Это ещё почему?       Фредди заговорщицки улыбнулся и захихикал.       — За тебя это сделает Элтон, вот увидишь, — подхватил смех Фреда Джо.       — Это его первый визит в Гарден Лодж, но все мы знаем, что Элтон очень любит различные приправы, — объяснил причину своего хохота Фредди.       Джим в этом вскоре убедился. Элтон Джон пришёл без опоздания. Он был в спортивном костюме и кепке-бейсболке, которую не снимал на протяжении всей экскурсии по дому и дальнейшего ужина. За столом Фредди и Джим расселись так, чтобы Элтон находился прямо между ними. Пара выглядела невероятно комично и трогательно в своих парных рубашках. Певец был под впечатлением от наряда любовников и весь вечер намекал на то, что выглядели они так, словно только что расписались и вот теперь наслаждаются счастливой беззаботной жизнью двух придурковатых молодожёнов.       За трапезой Элтон не ел никакого мяса, одни лишь овощи. Джо, конечно же, знал об этом и приготовил несколько диетических салатов и блюдо из запечённых овощей. Элтон Джон был полноват, он произвёл на Джима приятное впечатление скромного, слегка зажатого мужчины. Возможно, он был таким из-за лишнего веса, а возможно из-за жизненных трудностей, через которые музыканту приходилось пробираться. Элтон придерживался строгой диеты, однако это не мешало ему добавлять в свою еду много соли. Чересчур много. Он частенько брал солонку в руки и так энергично ею тряс, что крупинки рассыпались в разные стороны и попадали в тарелки Джима и Фредди. Из-за этого у тех напрочь пропадало всякое желание пользоваться солью.       Из своих мыслей Джима выдернуло лёгкое покалывание, дрожь, пробежавшая по спине и по животу вниз.       — Вовсе не обязательно было снимать с меня эту рубашку… — тяжело выдохнул Хаттон.       Ирландец откинулся на подушки и расслабился. Одним глазом Джим заметил альбом, который он оставил на краю кровати, когда отправлялся ловить паука. Это был его семейный альбом. В нём были детские фотографии, а также фотографии родителей и друзей. А теперь он собирался вклеить туда фотографии с Фредди. На раскрытой странице красовалось изображение двух мужчин. Один держал в руках кошку, а второй нежно смотрел на них, опустив глаза, обрамлённые длинными чёрными ресницами. Эта фотография была одной из их первых совместных, её сделал для них Джо в Мюнхене. Джим улыбнулся, закусил губу и сдавленно простонал, когда Фредди плотнее обхватил своими губами его пенис и резвее зашевелил языком. Вторая фотография была сделана немного позже. На ней Джим обнимал Фреда за талию, а тот в свою очередь по-хозяйски закинул свою руку на плечи ирландца. На Джиме тогда была майка, общая на двоих. Они с Фредди неоднократно таскали майки друг у друга. Хаттон в очередной раз улыбнулся и кинул быстрый взгляд на рубашки «His-and-His», которые певец снял с себя и со своего мужа, и которые теперь были аккуратно сложены на кровати. Фредди снова заставил электрический разряд охватить всё тело Джима. «И как только у него это получается», — проскользнула мысль в голове у Хаттона в ту секунду. А уже в следующую секунду изящное стройное тело Фреда скользнуло вверх, и он уселся на любовника верхом. Этот горячий парс всё делал самостоятельно, ему не нужно было одобрения или разрешения. Каждый раз, занимаясь сексом с этим обворожительным человеком, Джим чувствовал, что лишается власти над собственным телом и разумом, мечтая и думая лишь об одном — чтобы время снова остановилось.       — Твоя взяла, — выдохнул ирландец в солоноватые от слёз губы, прежде чем их поцеловать.       Джиму тоже не нужно было спрашивать разрешения, он брал то, что по праву принадлежало ему в постели — инициативу и Фреда. Он знал, что любовнику это нравится. А самому Хаттону нравилось наблюдать, как менялось выражение лица экстравагантного певца, когда ирландец распалялся, и пылкость его пробуждалась. До появления в его жизни Фреда он и не подозревал, что умеет быть столь романтичным и нежным.       После секса Фредди, как обычно, мирно сопел рядом, прижавшись к плечу любимого. Невероятно, но Джим был благодарен пауку, которого выкинул в окно. Он пошевелился, чтобы перевернуться набок, но Фредерик вдруг спросил, делая вид, что заметил альбом только сейчас:       — Что это?       Джим подтянулся на кровати, чтобы сесть поудобнее. Его спина отозвалась болезненным спазмом, и он слегка ойкнул. Фредди встревоженно на него посмотрел.       — Наверное, потянул спину, — объяснил ирландец, затем взял альбом в руки и передал его своему мужу, позволив тому заглянуть в своё прошлое.       Фредди внимательно рассматривал фотографии и хохотал своим ярким искренним смехом, когда изображение особенно ему нравилось. Больше всего ему пришлась по вкусу одна детская фотография Джима: он стоял рядом со своей школьной командой по гэльскому футболу, держал в руках мяч и широко улыбался. Это было так давно, что казалось, будто на фотографии был вовсе не он, а какой-то незнакомый двенадцатилетний ирландский мальчик.       — Ты когда-то умел играть в футбол? — неподдельно изумился сидевший рядом певец.       — Почему умел? Я вообще-то спортсмен. Я был лучшим в команде. Учитель предрекал мне большие успехи в национальном спорте.       Фредди слушал эти слова чуть ли ни с открытым ртом. Затем он радостно подпрыгнул на кровати и рассмеялся, в то время как фотоальбом чуть не слетел с его колен на пол.       — Мой муж настоящий мужчина! — воскликнул он.       Джим иронично усмехнулся и потянулся за альбомом.       — Отдай, я хочу вклеить сюда нашу с тобой фотографию.       Фредди посмотрел на него со всей своей безграничной нежностью и трогательностью, а затем снова радостно подпрыгнул, накинул на обнажённое смуглое тело яркий жёлтый халат, воскликнул: «У меня есть идея получше!» и куда-то стремительно понёсся, прочь из комнаты.       Фредди вернулся с двумя чёрт знает откуда взявшимися рамками для фотографий.       — Вот, эта для твоей детской фотографии, которая мне понравилась, — протянул Фред одну из рамок Джиму. — Мы поставим её на круглом маленьком столике, и это всегда будет первым, что я увижу, просыпаясь по утрам.       — А вторая? — хитро улыбнулся ирландец, водя кончиками пальцев по колену своего мужчины.       — Вторая для нашей фотографии.       — Ну и где ты хочешь её разместить? — поинтересовался Хаттон, листая альбом в поисках детской фотографии.       — Конечно же здесь, в нашей спальне.       У Фредди было множество фотографий в рамках, расставленных по всему дому. В общем зале всё фортепиано, маленькие кофейные столики, а также низкий шкафчик возле окна были заставлены фотографиями, среди которых были кошки, музыканты из его группы, Мэри, Барбара, Питер Стрэйкер, Фиби с Джо, Джим в саду и, конечно же, сам Фредди с родителями на одной из них, а также Фредди в своих грандиозных эпатажных сценических образах на остальных. В спальне же до этого дня фоторамок не было. Детская фотография Хаттона разместилась на столике напротив кровати, а их с Фредди совместный романтический снимок стал первым украшением прикроватной тумбочки, а также следствием серьёзности отношений между мужчинами, как показалось самомý Джиму. Фотографию с Фредди и Дороти, мюнхенской кошкой, которая любила заглядывать к ним в коттедж, ирландец вклеил в альбом, как память о минувших деньках, наполненных то небывалым томным спокойствием, то драматическими любовными сценами.       — У тебя есть детские снимки? Я бы не отказался на них посмотреть, — спросил Джим у Фреда, когда любовники оставили в покое фоторамки и присели на кровать.       — Все альбомы с моими детскими фотографиями у родителей, — ответил певец, затем несколько секунд помолчал, задумавшись, и, наконец, воодушевлённо сказал. — А знаешь, надо тебя с ними познакомить!       Сказать, что Джим был шокирован этим заявлением — ничего не сказать. Он отложил фотоальбом в сторону, серьёзно посмотрел на своего мужа, а потом вдруг нервно расхохотался:       — Очень хорошая шутка, Фред, ты превзошёл самого себя!       Фредди не смеялся. Наоборот, его лицо вытянулось от возмущения.       — Они ещё ни разу не бывали в Гарден Лодж. Это отличная возможность познакомить их с домом и с тобой, — ответил Фредерик, когда Джим закончил гоготать.       — Ну да, конечно. «Мама, папа, это мои тюльпаны, а вот тот толстозадый садовник — мой муж, познакомьтесь», — умело спародировал солиста Хаттон.       — Достаточно будет просто сказать им, что ты мой садовник и парикмахер по выходным.       — А что ты ответишь, когда они спросят, где я сплю?       — Скажем, что ты живёшь в Розовой комнате.       Джим припоминал эту комнату. Она располагалась по соседству с их спальней и была целиком и полностью облачена в розовые тона: начиная от штор и заканчивая гостевыми полотенцами. В ней всё было исключительно и вызывающе дорогим, потому что готовилась она для посетителей и друзей Гарден Лодж. Иными словами, такая комната, хоть и пустовала, стала бы непозволительной роскошью для простого садовника. А со временем Фредди даже хотел усовершенствовать её ещё больше.       — А тебе не кажется, что они в это не поверят, когда увидят комнату? — нахмурился ирландец.       — Джимми, дорогой, они ничего не знают о моей личной жизни и сексуальной ориентации. Они до сих пор думают, что я встречаюсь с Мэри. Ты им будешь безразличен.       Это, конечно же, было неправдой. Родители Фредди действительно ничего не знали о сексуальных предпочтениях своего сына, но, когда Джим столкнулся с ними в саду Гарден Лодж через пару дней, ему в душу стали закрадываться сомнения. Очень неприятные сомнения. И очень неспроста.       В то время Джим окончательно перешёл на неполный рабочий день, выбрав для себя вторую смену. Ему всё меньше хотелось сталкиваться с новым начальством, у которого были новые требования к парикмахерам по приёму и стрижке клиентов. Недалёкого менеджера, брата нового владельца парикмахерской больше не устраивали старомодные джентльмены и укладка волос, к которой все привыкли. Эти требования в свою очередь не устраивали Джима. Иными словами, все друг друга не устраивали. Именно поэтому мужчина всё хуже ощущал себя на старой работе. И именно поэтому ирландец оказался в саду тем тёплым весенним утром, когда в Гарден Лодж пришли родители Фредди. Разумеется, мистеру Хаттону некуда было спрятаться. Вокруг были только кусты, а сзади уже открылась дверь от ворот. Джим крякнул, принимая вертикальное положение: его поясницу прошибла острая боль. Послышался звонкий голос Фредди, который уже с самого входа начал расхваливать сад перед своими родителями: маленькой худенькой женщиной и мужчиной с серьёзным и даже в определённой мере строгим лицом.       — А это Джим, тот, кто приводит здесь всё в порядок, — представил Фредерик ирландца отцу Боми и матери Джер, когда те подошли поближе.       Солист держал в руке сумку с ланч-боксом, в который Джер, вероятно, положила самые любимые угощения своего Фарруха. Джим сконфуженно улыбнулся и сказал: «Здрасьте». Ирландец отметил для себя, что отец Фредди Боми не особенно радовался присутствию очередного мужика в доме своего звёздного сына. Булсара-старший опасно сощурил глаза под закруглёнными очками.       — Фа, а где сейчас Джо? Я хотела передать ему специи для твоих любимых блюд, — сказала Джер Фредди, ясно дав понять, что на знакомство с садовником и так было выделено чересчур много времени. Ирландец про себя умилился тому, как Джер назвала Фреда. Джим тоже любил сокращать имя своего мужа в особенно ласковые моменты их жизни. «Фа» было родственным «Фи», только, в отличие от Хаттона, которому было привычно только лишь имя «Фредди», Джер, вероятно, до сих пор считала солиста своим маленьким «Фаррухом».       — У него сегодня выходной, мама. Давай сюда свои специи, Джим отнесёт их на кухню.       Боми снова подозрительно прищурился.       Когда Джим оставил все свои дела в саду и отправился на кухню, чтобы доставить специи, Фредди повёл родителей на экскурсию по дому. Ирландец нервничал и прислушивался к шагам и громкому голосу своего мужа. Опасаться, казалось, было нечего. Фредерик показал им все основные комнаты на первом этаже и один лишь балкон на втором. После осмотра дома семейство попивало чай в гостиной. Фредди в тот момент был очень суетливым: он позвал Джима выпить чаю вместе с ними, уселся рядом с ирландцем на широком диване и стал скармливать ему сырные бисквиты, которые сам очень любил. Иными словами, он выдавал себя, как только мог. Хаттон постоянно поглядывал на родителей своего любовника: ирландцу было очень неловко.       — У вас с Джимом очень… тёплые отношения, — в перерывах между чаепитием произнесла Джер. Лицо этой миниатюрной женщины озаряла искренняя улыбка. Джер понравилась Джиму. В определённой степени Фредди был очень на неё похож. Певец имел такую же скромность и был таким же маленьким в сравнении со всеми своими прежними любовниками, в том числе и с самим Джимом. Впервые в тот день ирландец допустил мысль, что мать Фредди всё знает о своём сыне и, очевидно, принимает это, как данность.       Однако, Боми тоже знал, хоть и не желал этого. На самом деле, он предпочёл бы совсем ничего не знать. Ему не требовалось никаких подтверждений, у него было слабоватое сердце. Он старался не думать о том, о чём знал. Он уверял себя, что всё это было одними лишь догадками. Да, он всего лишь догадывался, глядя на эти «тёплые отношения» между знаменитым певцом и простым садовником. И тогда, когда он отлучился в уборную и случайно заблудился в Гарден Лодж, тоже догадывался. Он догадывался даже тогда, когда поднялся на второй этаж и, опять же, случайно забрёл в самую большую спальню, которой предшествовал гардероб с экстравагантными костюмами его сына и парочкой рабочих костюмов любовника его сына. И, наконец, он ни в коем случае не знал, а просто догадывался, держа в руках фотографию двух мужчин в рамке, которую нашёл на прикроватном столике в спальне. Он потом ещё долго по незнанию хмурился и плотно сжимал губы, а затем грустно улыбался и вздыхал.       Фредди, конечно же, ни о чём не подозревал. Поэтому, когда Джер украдкой спросила его: «А где же Джим живёт?», он честно ответил: «Здесь, в Гарден Лодж, в спальне на втором этаже», а заблудившийся Боми, успевший вернуться из туалетной комнаты, усмехнулся кончиками губ. В его прищуренных карих глазах промелькнула тень искреннего беспокойства за сына.       Весной Фреда, вероятно, одолевало желание заниматься любовью в необычных местах.       — Э-оо, чем ты там занимаешься? — послышался хитренький голосок Фредди где-то неподалёку.       Джиму не нужно было смотреть на своего мужа, чтобы понять: тот пребывал в замечательном настроении. Через пару дней после визита в Гарден Лодж родителей солиста Джим занимался прополкой газона и ползал на четвереньках в поисках сорняков. Погода была замечательной, и ирландец надеялся закончить работу в саду к обеду. Замечательное настроение Фредди могло бы сильно помешать, поэтому Хаттон, всё также на четвереньках, развернулся, поднял глаза на мужа и тут же разразился диким хохотом: певец стоял напротив в одной лишь кепке и садовых резиновых сапогах, которые сам же и подарил Джиму, с лопатой в руке и со стояком между ног. Джим вспомнил разговор про онанизм в саду и рассмеялся пуще прежнего.       — Почему ты не на работе? — невозмутимо спросил Фред, словно ничего необычного не происходило, словно он щеголял в таком виде перед своим мужчиной каждый день.       — Боже мой, если честно, после такого вида я окончательно подумываю уйти с работы! А вообще, мне ко второй смене, — ответил Джим, задыхаясь, не в силах сдерживать хохот.       На лице Фредди нарисовалось выражение тотального победителя.       — Что тебя так возбудило? Мой ползущий по газону видок? — иронично спросил Хаттон, уняв, наконец, истерический смех.       — Честно говоря, меня заводят садовники, — усмехнулся он, бросил лопату и налетел на Джима, опрокидывая того прямо на траву и усаживаясь сверху по-ковбойски.       — Фредди, Господи, прекрати! Нас же могут увидеть.       — Мы окружены высоким забором, а вокруг кусты! Не смеши меня.       — Но от звуков нас не защитит никакой забор с кустами.       — Ох, прекрати, ты же знаешь, каким тихим я умею быть.       — О-о, ну да, это точно, — снова засмеялся Джим, обхватывая своими большими руками талию Фреда и стаскивая его вниз, под себя.       — Ну уж нет, не хочу лежать на траве, она колет мой зад — начал ворчать и вырываться певец.       — Ты знал, что шёл трахаться с грязным садовником, который копается в земле и траве. Ты даже отослал из дома Фиби и Джо, чтобы, вероятно, поваляться на траве. Так что терпи, — шептал Джим, спуская с себя шорты и обхватывая левое бедро Фреда рукой, заставляя того развести ноги.       Безумный молниеносный секс, которым они занялись в саду на прохладной, влажной от утренней росы и их возбуждённых тел земле, имел для Джима не слишком приятные последствия. Пока ирландец прытко и рвано двигался внутри своего мужчины, он не думал ни о чём. В мыслях Джеймса был лишь он: раскинувшийся под ним, тихо постанывающий знаменитый рок-музыкант группы «Queen» в садовых резиновых сапогах на совершенно голое тело. Но как только он кончил, боль в спине дала о себе знать и заставила болезненно скатиться с Фредди набок.       — Дорогой… дорогой, тебя надо показать врачу, — тяжело шептал онемевшими пересохшими губами только что испытавший оргазм Фред.       — Всё в порядке, мне просто надо отлежаться.       — Но только не здесь, пойдём в дом.       Отдых Джиму не помог. Всё оставшееся до смены в парикмахерской время он провалялся в постели в тёплых объятиях разнежившегося Фреда. Вечером же, после работы, он чувствовал себя просто ужасно. Фредди настоял, чтобы ирландец немедленно посетил врача.       Врач поставил ирландцу диагноз — сдвиг позвоночного диска. Следующие несколько дней Джиму пришлось посещать физиотерапевта. Приближался маленький семейный праздник — в прямом и переносном смысле. Новорождённому сыну Мэри Ричарду исполнялся месяц, а мистеру Хаттону очень хотелось стоять на ногах в этот день. Он отказался принимать болеутоляющие. Вместо этого врач показал ему несколько упражнений, которые ирландец сразу же начал исправно выполнять. В один из тех болезненных дней он кряхтел в японской комнате, лёжа на спине и делая лечебную гимнастику, когда вошёл Фредди, улыбаясь, словно Чеширский кот.       — Отлично, его муж страдает, а он лыбится, — пробубнил Джим так, чтобы Фред не услышал.       Певец лёг на пол рядом с любимым, с интересом наблюдая за ним и повторяя движения.       — Для чего это? — поинтересовался он.       — Должно помочь моей спине.       — Ты мог бы сразу сказать! Я знаю упражнения получше!       — Знаю я твои упражнения, — снова проворчал Джим, но Фредди на этот раз услышал.       — Но я действительно знаю некоторые упражнения. Повторяй за мной!       Джим подчинился. Он повторил за Фредом несколько движений, а затем, когда ирландец попытался перевернулся, чтобы сменить позу, Фред подвинулся поближе, прикоснулся к его руке и заглянул ему в глаза, всё так же радостно, но довольно хитро при этом улыбаясь.       — У меня есть для тебя маленький подарок, — сказал парс.       Он протянул Джиму коробочку с надписью «Cartier». Открывая её, ирландец знал, что его ожидает нечто невероятно дорогое. Этим дорогим предметом оказалось кольцо. Сердце Джима дрогнуло. Это было аккуратное, похожее на обручальное, кольцо-печатка с платиновым покрытием, которое ирландец совсем недавно примерял при Фредди в магазине на Бонд-стрит.       — Сегодня какой-то особенный день? — спросил Джим, когда дар речи, наконец, вернулся к нему.       — Разве должен быть особенный день, чтобы дарить кольцо? — ещё шире улыбнулся Фред. — Ты ведь мой муж, у тебя должно быть кольцо. У меня вот оно есть, — он повертел рукой в воздухе, хвастаясь драгоценностью.       — Я ожидал услышать что-то вроде: «Джеймс Хаттон, согласен ли ты выйти за меня замуж?», но это тоже сойдёт, — усмехнулся ирландец, и мужчины сплелись в чувственном поцелуе.       На празднике у Мэри и её маленького сына собрались только самые близкие люди. Среди них были: отец ребёнка Пирс, Джон с Вероникой и дочкой Лаурой, Брайан со своей женой Крисси, Фиби, Джо, сам Джим и, конечно же, Фредди, который стал мальчику крёстным отцом. Фредди в этот день был особенно чувствительным: он подарил своей Мэри чудесный бриллиантовый кулон-капельку, а Ричарду — прекрасную детскую кроватку с балдахином, которую привезли, доставили и собрали по специальному заказу солиста. Бóльшую часть праздничного обеда Фред провозился в детской, нянчил маленького крестника и забывал поесть. Всей гурьбой гости приходили посмотреть на эту картину, фотографировали расчувствовавшего улыбающегося фронтмена группы «Queen» с младенцем на руках и подмигивали Джиму, который, по своему обыкновению, смущался и краснел с головы до пят.       Когда гости оставляли мужчин с малышом наедине, Хаттон позволил своим чувствам вырваться на свободу. Фредерик с Ричардом на руках выглядел столь трогательно, что Джим подошёл поближе, склонился над младенцем и стал с ним играть, надувая щёки, протягивая к нему пальцы и издавая умилительные звуки, чем рассмешил своего мужа, наблюдавшего за всем этим. В этот самый момент в комнату вошла Мэри с Джоном и Джо.       — Пойдём к столу, Фредди. Кажется, тебя от малыша и за уши не оттянешь, — широко улыбнулась женщина.       Фред словно и не замечал её. Он пытался баюкать младенца, но не выдерживал, чмокал его в животик своими колючими усами, а тот удивлённо на него смотрел, не понимая, что происходит. Мэри подошла поближе и снова повторила своё предложение отправиться обедать. Фред на этот раз услышал её слова, поднял свои карие сверкающие глаза и осторожно передал малыша на руки его матери. Джо с Джимом переглянулись. Во взгляде итальянца читалось что-то странное, озорное. Когда девушка уложила ребёнка в кроватку, все присутствующие отправились к столу. Джон Дикон прикоснулся к локтю ирландца у самого входа в столовую и спросил, хитро улыбаясь:       — Ты не хотел бы завести ребёнка вместе с Фредди?       Джим задумался. Он ждал этого вопроса. Он ждал, чтобы кто-то, наконец, спросил его об этом открыто.       — Нет, не хочу, чтобы мой ребёнок видел, как я притворяюсь садовником Фредди.       — А если гомосексуальные отношения перестали бы вызывать скандалы?       Джим снова задумался. После недолгого молчания он ответил:       — Нет, я не собираюсь становиться миссис Меркьюри и быть под прицелом у журналистов всякий раз, когда выхожу из дома.       Джон поджал губы и понимающе похлопал друга по плечу. Через пару минут, когда гости расселись за столом, в дверь квартиры кто-то позвонил. Джим резко встал, на ходу кинул всем присутствующим: «Это ко мне» и вышел в коридор. Мэри удивлённо посмотрела на Фреда, а тот пожал плечами.       Это был курьер, которого ирландец попросил доставить букет цветов, заказанный накануне. Джим забрал букет, расписался, расплатился и вернулся обратно в столовую. Букет был просто замечательным, Мэри очень обрадовалась, когда Хаттон вручил его ей и поздравил с рождением чудесного сына. Фредди смотрел на них и улыбался как-то загадочно, словно о чём-то размышляя. Когда Джим подарил Мэри свой прекрасный подарок, он вернулся обратно за стол, сел рядом с Фредди, незаметно для остальных приблизился к нему вплотную и протянул красную розу, которую заказал отдельно от букета. Фред покраснел и смущённо заулыбался, оттягивая верхнюю губу вниз, чтобы прикрыть большие выступающие зубы.       — Это подарок для тебя, — тихонько шепнул Джим, — для моего прекрасного мужчины, — взял правую руку Фреда в свою ладонь и осторожно поцеловал его кисть, немного выше золотого обручального кольца.       — Боже, Джимми, ты сегодня невероятно романтичен, — рассмеялся певец, привлекая к себе внимание собравшихся друзей.       Брайан переглянулся с Джоном и заулыбался. Джим чертовски смутился, вручил Фреду розу и убрал от него руку.       — Я был рождён, чтобы любить тебя! — пропел красивый голос.       — Да, вот только тебе всё ещё нельзя трогать мой сад, как мы и договаривались, — ответил на этот волшебный голос мистер суровый Хаттон.       — Ну Джимми… Вот удивишь, это отличная идея!       — Ну уж нет.       — Ирландцы ничего не смыслят в красоте, — проворчал Фред.       Фредди держал своё слово и соблюдал то негласное правило, которое возникло между ним и его садовником. Он не прикасался к саду. Он часто по нему прогуливался, бывало, что долго сидел, наблюдал за работой Джима или рисовал на холсте, но при этом ничего не говорил своему мужчине. Фред доверял Джиму все работы по саду, а они были направлены лишь на его улучшение. Лишь однажды он попытался командовать на территории ирландца, и это произошло как раз в то майское утро, на следующий день после праздничного обеда в доме у Мэри. Он подошёл и попросил Джима подсадить комнатную азалию к группе садовых азалий того же цвета, что и комнатная. Джим решительно отказался: садовые и комнатные растения были несовместимы. Фредди, как самый настойчивый и нетерпеливый человек на свете, стал уговаривать Джима, однако никакие убеждения, даже самые пламенные, не сработали. Ирландец проигнорировал все просьбы и уговоры, выгнал Фи из сада и продолжил свою работу.       Чуть позже ирландец отправился на кухню, чтобы выпить чашку кофе. Фред же в этот момент прошмыгнул со второго этажа в сад через боковую дверь и незаметно подсадил комнатную азалию самостоятельно. Мистер догадливый Хаттон ничего не понял, поэтому недоумённо смотрел на Фредди, когда тот с хитрой улыбкой вошёл на кухню и стал посмеиваться.       — Что ты там делал наверху? — спросил у него Джим.       — Ничего особенного, дорогой, — всё также хитро улыбаясь ответил певец. Разговор их прервал Джо, который ворвался на кухню с двумя контейнерами в руках и чуть не упал на том самом месте от удивления. Он выпучил глаза и произнёс: «Фредди». Солист посмотрел на него и спросил:       — Ты что, не ожидал меня увидеть в моём собственном доме?       — Я думал, что ты в студии.       — Я как раз туда собираюсь. Что произошло?       В эту же секунду из одного контейнера послышалось тоненькое кошачье: «Мяу». Фредерик немедленно принял важный, напыщенный вид и нетерпеливо уставился на Джо в ожидании объяснений. Итальянец вздохнул, опустил контейнеры на пол и сказал:       — У меня тут для тебя подарок. Я привёз двух котят. Один из них черепахового окраса, как ты и хотел.       Фредди возмущённо на него зашипел, покосился на Джима, а затем серьёзно сказал:       — Ничего я не хотел! Я сказал это между делом, а ты действительно притащил двух котят.       Джим комично улыбнулся. Он знал, что Фредди доставал этим Джо на протяжении нескольких недель, постоянно намекая на то, что территория Гарден Лодж слишком огромна для одних лишь Оскара и Тиффани.       Когда любопытство взяло верх над гордостью, Фредерик подошёл к контейнерам и приоткрыл их. В том контейнере, из которого доносился тоненький писк, сидел тощий коричневый котёнок, ничего из себя толком не представляющий. Он действительно представлял собой жалкое зрелище, потому что во втором контейнере сидел толстый и пушистый котёнок красивого черепахового окраса и ласково смотрел на своего нового хозяина. Джим не увидел, Джим буквально почувствовал всеми фибрами своей души, как дрогнуло сердце Фредди. Он без конца и без памяти влюбился в своих новых любимцев. С этого дня он носился с ними, как папаша со своими детишками. Через два дня он придумал им имена. Он влетел в гостиную и провозгласил:       — Черепахового котёнка будут звать Далила!       Верно, Далила была девочкой. Домочадцы, включая Фиби, Джима и уборщицу Мэри Пайк, улыбнулись. Джим сказал:       — Значит, второго котёнка будут звать Самсон?*       — Нет, его будут звать Голиаф. Это как раз всех и обдурит. Все будут думать, что эта парочка — Самсон и Далила, — ответил Фредди. Он любил подобного рода курьёзы.       Ещё через пару дней он отправил всех жителей Гарден Лодж в зоомагазин за новыми предметами интерьера для котят. Ими оказались несколько десятков всевозможных игрушек, парочка лотков, когтеточки, а также домики и кошачьи корзинки. Иными слова, владельцу магазина посчастливилось встретить столь щедрых покупателей.       Далила довольно быстро освоилась в Гарден Лодж. Она стала основным предметом безграничной любви Фредди и, конечно же, чувствовала это. К ней было совершенно другое отношение по сравнению с другими питомцами. Целый день она беспрепятственно носилась по всему дому и саду на пару с Голиафом, а вечером, когда наступало время сталкиваться лицом к лицу с Оскаром и Тиффани, которых Джим, Джо и Фиби вылавливали и затаскивали в дом на ночь, эта принцесса поджимала хвост и уши и во всём полагалась на Фредди. Она запрыгивала к нему на колени, защищаясь от взрослых кошек, ну, а Фред, конечно же, ничего не мог с этим поделать. Он весь млел, гладил её, брал на руки и целовал в мокрый носик. После ужина парс неизменно уносил её с собой в постель, если они с Джимом не собирались заняться любовью. Там она пряталась от банды гарденлоджских кошек, которые охотились за ней в течение всего дня, и засыпала в ногах Джима и Фредди. Выспавшись, она начинала бродить по кровати и слишком громко мурчать, из-за чего Джиму не раз и не два приходилось брать её на руки и выносить за дверь. После такого Фредди всегда просыпался и ещё двадцать минут ворочался, жалуясь на скверный характер ирландских ведьм. Подводя итоги наблюдений за кошками этого огромного дома, Джим сделал вывод, что они являлись ни больше ни меньше родными детьми Фредди. Действительно, эти животные подчинялись лишь ему: своему кошачьему божеству Фредерику Меркьюри. Не дай Бог с любимцами эксцентричного солиста что-то случалось, все немедленно отсылались к ветеринару и везли с собой заболевшее или пострадавшее животное.       Беда пришла в Гарден Лодж, откуда её не ждали, неожиданно и крайне не вовремя. Во второй половине мая, в один из дней, когда Фредерик находился в студии, репетируя и доводя синглы из альбома «Kind of Magic» до совершенства перед туром, пропал Голиаф. Домочадцы Гарден Лодж сколотили настоящую поисковую операцию, пока Фредди не приехал домой. Поднялась настоящая суматоха. Джим, Фиби и Джо оббегали весь дом и сад, разыскивая котёнка. В отчаянье Джим перерыл все шкафы и выдвижные ящики, заглянул под каждый куст, под каждую клумбу. Компания прочёсывала каждый миллиметр территории Гарден Лодж, ведь они знали: им достанется, если котёнок не найдётся. Расширив поиски, они даже вышли за ворота и прошли вдоль забора. Голиаф исчез.       Они искали весь день, отменили все свои дела, но, когда ближе к полуночи котёнок так и не появился, мужчины собрались в гостиной и ждали приезда Фи, чтобы сообщить ужасную новость.       — Джим, ты ему скажешь, — произнёс Джо, покусывая большой палец правой руки.       — Почему это я? — удивился ирландец.       — Потому что тебя он не убьёт, — поддержал Джо Фиби.       — Да, мне определённо стало легче, — пробубнил Джим.       Вскоре Терри привёз Фреда домой. Достаточно было взглянуть на него один раз, чтобы понять, что день в студии был для него чересчур напряжённым и, по-видимому, не очень удачным. С тяжёлым сердцем, с трудом сглотнув, Джим обречённо сказал:       — Мы не можем найти Голиафа. Он пропал днём, и мы не знаем, где он прячется.       Эта новость, видимо, стала для Фреда последней каплей. Как любой обеспокоенный папаша, он выбежал в сад, стал бегать вокруг дома и звать Голиафа по имени, чуть ли не плача. Джим стоял возле входной двери и грустно на него глядел. Через какое-то время Фредди подошёл к нему, жалобно заглянул в его глаза и стал спрашивать, где они смотрели, предлагая свои места.       — Мы уже везде посмотрели, Фред…       Фредди не слушал. Обезумев от ярости и печали, он продолжил бегать по всему дому. Джим тяжело опустился на крыльцо и обхватил голову руками, как вдруг услышал оглушительный треск и вздрогнул. Это разбился светильник, который Фредди со злости вышвырнул из окна Розовой спальни. Ирландец подскочил и побежал на второй этаж. Певец сидел на кровати в гостевой комнате и тяжело дышал. Джим сел рядом, обнял его и прижал к себе в попытках успокоить. Через секунду к ним подбежали Фиби и Джо. Все вместе они стали обдумывать план действий. Джо предложил расклеить по району объявления о пропаже, а Фредди сказал, что заплатит щедрое вознаграждение тому, кто найдёт Голиафа и принесёт его в Гарден Лодж.       Через несколько минут, пока мужчины обсуждали содержание объявления, Джим вышел в сад, чтобы перекурить и в последний раз позвать котёнка. На улице к тому времени пошёл дождь, а вокруг, казалось, не было ни души. Вдруг Джим услышал, как на Логан Мьюз, соседней улочке, остановился автомобиль. В шуме дождя он услышал, как открылась и закрылась входная дверь, как по асфальту застучали каблуки, а затем раздался тоненький кошачий писк. Джим со всей дури полетел за ворота в домашних тапочках и шортах, забыв даже взять зонт или надеть дождевик. Возле маленького игрушечного автомобиля никого не было. Хаттон упал на мокрый асфальт и заглянул под низ. Маленький мокрый комочек, которым оказался Голиаф, сидел под автомобилем и дрожал то ли от страха, то ли от холода. Джим достал котёнка из-под машины, и, весь грязный и сам уже насквозь мокрый, понёс его в дом.       Фредди был на седьмом небе от счастья. Напрочь забыв о том, что и Джим, и Голиаф были грязными и мокрыми от дождя, он расцеловал сначала котёнка, затем ирландца, бросившись в его объятия. После этого он ещё пять минут посвящал всё своё внимание любимцу, поглаживая его и прижимая к себе. Но, как и любой другой любящий папаша, вспомнив, что котёнок на самом деле провинился, стал ругать, ворчать и кричать на него за побег из дома.       — Тебя могли украсть… Задавить… Убить… Ах, ты, мой маленький шерстяной засранец! Тебе плохо в Гарден Лодж? Так ты скажи мне об этом, незачем убегать! Мы искали тебя целый день… Я так волновался.       Джим улыбался. А тёмный шерстяной комочек, в свою очередь, спокойно сидел и, громко мурлыча, невозмутимо наблюдал за вспышками Фредди.       Трудно было найти человека, который любил бы принимать ванну больше, чем Фредди. Он принимал её каждый день, вне зависимости от погоды или времени года, вне зависимости от того, были у него какие-то дела или нет, ждал ли его кто-то или нет. Гигиене он придавал очень большое значение. Он принимал её либо когда просыпался, либо в течение дня, либо вечером, перед тем, как отправиться в постель или, что ещё важнее, заняться сексом. Причём, чем горячее была вода в ванной, тем лучше. Он будто бы купался не в воде, а в раскалённой лаве, раздирающей кожу любого нормального человека. Каждый раз, когда Джим решался принять ванну вместе с ним, он сначала умолял его сделать температуру пониже.       В начале июня, несмотря на небывалую в то время для Англии жару, Фредди решил принять ванну и позвал с собой Джима. Ирландец наотрез отказался заходить в воду вместе с ним и отправился стричь газон, пока Фредди отмокает, а его преисподняя — остывает.       Закончив с газоном, Джим поднялся на второй этаж, чтобы проверить температуру воды и состояние Фреда. Подходя к спальне, он услышал пение и безошибочно распознал по нему своего мужа. Зайдя в ванную комнату, перед ним предстала картина, которую он не забудет никогда: в переполненном джакузи среди пузырей и пены торчали два глаза и рот, которые высоким женским голосом пели песню, исполненную Мэрилин Монро в фильме «В джазе только девушки», символично названную «I Wanna Be Loved by You»**. При этом сам Фредди элегантно болтал и размахивал ногой в воздухе, сгибая и разгибая её. На спектакль пришёл посмотреть Джо и даже притащил с собой камеру, на которую стал снимать всё происходящее. Джим рассмеялся, опустился на колени перед джакузи и стал окутывать обнажённое тело певца пеной ещё плотнее. Непоседливый Фредди резвился, продолжая петь, и чуть было не раскрыл перед камерой всё своё достоинство, весело приподнимая бедра. Джиму удалось сдержать адреналин, рвущийся из певца наружу и превращающий его, вероятно, в порноактёра. Он швырнул в любовника шмоток пены и тот завизжал, прекратив петь.       — Пена попала мне в лицо, большое спасибо! — кричал он.       Закончив снимать свою маленькую хронику из жизни знаменитого рок-вокалиста, Джо ещё пару минут понаблюдал за ними, посмеиваясь, а затем оставил мужчин наедине. Джим с опаской закрыл за ним дверь плотнее и стал прощупывать температуру воды. Фредди рассмеялся и произнёс:       — Я ждал тебя, вода уже давно остыла.       — Я вижу, как ты меня ждал. Развлекался, как только мог! — захохотал Джим.       После совместного принятия ванны мужчины разнежились в постели. Рядом с Фредди ирландцу в ту секунду было настолько уютно, что, казалось, все его заботы, волнительные мысли и дела отошли на второй план. Фред, однако, смог выдернуть его из этой нежной истомы, спросив:       — Ты ведь будешь скучать по мне?       Джим отстранился от его волос цвета вороного крыла, приятно пахнувших шампунем вперемешку с летним ветерком, проникающим в спальню сквозь приоткрытое окно. Он обеспокоенно заглянул в его глубокие карие глаза и с надеждой в голосе произнёс:       — Но мы ведь всё равно сможем видеться? Когда я буду очень скучать, я не смогу выдержать… О Боже, ты уезжаешь уже завтра утром…       — Конечно, мы будем видеться. Не так часто, но будем. А хочешь, поедешь со мной?       — Нет, туры — это не для меня. Я привык сидеть дома, ты же знаешь. К тому же, у меня есть сад и работа в парикмахерской.       — Ах, да, ты прав…       Они помолчали. Джим снова уткнулся носом в его волосы и вдохнул, прижимаясь к нему всем телом и стараясь отложить этот запах в глубине своей души на потом, чтобы в нужный и самый тяжёлый момент вытащить его оттуда.       — Как же мне не хочется, чтобы завтра наступало. Ты не представляешь, как я люблю тебя, — прошептал Джим.       — Люби меня так, будто завтра никогда не наступит, — послышался ответ.       В Барселоне было жарко. Невероятно жарко. Температура воздуха, казалось, достигала 40 градусов. Джиму, не привыкшему к подобному зною, было тяжело перенести необходимость появиться в шикарном рыбном ресторане в своём не менее шикарном, но чересчур плотном для такой погоды костюме. Помпезный ужин проходил сразу после концерта «Queen» в этом чарующем городе — культурной и архитектурной столице Испании, и требовал от всех участников соответствующего вида, а также соответствующего сопровождения. Иными словами, после концерта, а также перед самим рестораном звёзд встречала барселонская общественность — журналисты, фотографы и тому подобные. Иными словами, Мэри выслали на помощь из Лондона: именно она сопровождала Фредди, идя с ним под руку. Джим шёл сзади и постоянно смотрел на затылок своего мужа: тот не смел даже поворачиваться. Меркьюри оберегал ирландца от прессы. Он всеми возможными способами скрывал их любовную связь, а Джим понимал и благодарил его за это. Когда они оставались наедине, и мистер Хаттон брал в свои руки это прекрасное, смуглое, самое любимое лицо на свете, Фред всегда тихонько говорил ему: «Слава — это обоюдоострый меч. Он способен как защитить тебя, так и покалечить». Джим был полностью с ним в этом согласен.       Сидя в ресторане за столом и наблюдая за медленным танцем, который исполняли Фредди и Мэри под аккомпанемент какой-то испанской оперной дивы, Джим не заметил, как его с двух сторон окружили музыканты группы «Queen».       — Не расстраивайся, — внезапно произнёс Джон, заставив Джима вздрогнуть.       — А? Да нет, всё хорошо, — растерянно бросил ирландец, а затем, помолчав с секунду, спросил у мужчин. — Как проходит тур?       — Ну, в этом году Фредди какой-то не такой, — хитро усмехнулся Роджер.       — И правда! — очнулся Брайан. — Ты что с ним такое сделал?       — О чём это вы? — недоумевал бедолага Джим. Его чувствительное сердце уже успело пару раз волнительно кольнуть.       — Он совершенно изменился, Джим. Он уже не шляется, как раньше, по гей-клубам, пока мы сидим в гостинице, — искренне улыбнулся Джон Дикон.       — Точно. Мы больше не сталкиваемся с ним в пьяном угаре по утрам или в объятиях какого-то мужика прямо в номере на полу, — поддержал друга Брайан Мэй.       — Говорю тебе, он будто верной жёнушкой стал! Не знаю, что ты там с ним сделал, но, прошу тебя, Джим, серьёзные отношения между вами должны продолжаться, — подвёл итог Роджер Тэйлор.       Джим снова посмотрел на танцующую медленный танец парочку, но уже иначе. «Впервые в жизни я обрёл душевное равновесие», — вспомнил он строчку из большой статьи Дэвида Уигга в газете «Daily Express». Теперь он понял смысл этих слов, сказанных никем иным, как самим Фредди Меркьюри. Хаттон был искренне благодарен музыкантам за их слова.       Из ресторана гулянка плавно переехала в ночной клуб. Мэри рядом уже не было. Вероятно, она уехала обратно в Лондон, к своему сыну, четырёхмесячному Ричарду. Когда компания, состоявшая из всё тех же музыкантов, близких друзей и ещё парочки новых лиц, приехала в клуб, их встретила сама хозяйка заведения — сногсшибательная женщина, одетая в довольно откровенное платье. Заметив красавца Фредди, она пристала к компании и чуть позже начала проявлять настойчивые знаки внимания по отношению к знаменитой рок-звезде. Она во всём пыталась угодить солисту, а на танцполе обвивалась вокруг него, словно питон, вклиниваясь между ними с Джимом. Когда же любовники сели, чтобы передохнуть, она опять появилась. Она поместила свою большую упругую задницу между ними и откинула назад красивые длинные чёрные волосы, открывая взору пышную грудь и плечи, с которых спали бретельки, будто специально отказываясь удерживать её тонкое платье на ней. Чтобы доказать непричастность своего платья к вечеринке, она закинула ногу на ногу, сидя между бёдер мужчин, и стала поглаживать свои колени, всё больше задирая эту чёртову бесполезную шмотку и оголяя свои загорелые ноги.       — Есть ли у вас девушка, сэр? — спросила она по-английски с акцентом, обращаясь к Фредди, а не к Джиму, конечно же       — Нет, — ответил певец.       — Значит, у вас есть жена? — не унималась она.       Неожиданно, Фредди перегнулся через неё, положил руку на колено Джима и сказал:       — Да, вот моя жена.       Джим сам толком не понял как, но всё внимание вдруг резко перешло на него. Обворожительная загорелая женщина вдруг где-то потеряла весь свой загар. Бледная, она, казалось, чуть не умерла на том самом месте. Что-то невнятно пробормотав и извинившись, она ретировалась, скрывшись в толпе.       — О, Боже, — простонал Джим, прикрывая ладонью лицо, чтобы никто не смог заметить его ярко пылающее в темноте ночного клуба лицо.       — «О, Боже» будешь говорить мне чуть позже, в постели. А сейчас пойдём, наконец, потанцуем без этой надоедливой особы.       Безумство на танцполе вдруг остановилось. Нет, не потому, что планета перестала крутиться. И не потому, что в центр вышли Фредди с Джимом. Просто в ту секунду заиграла медленная музыка, символизирующая начало танца для двоих. Казалось бы, дышать должно было стать легче, но почему-то Джим задыхался. Чувствуя на плечах мужские смуглые руки и видя перед собой самые любимые глаза на свете, он чувствовал невесомость своего тела, невесомость этих людей в зале, обращённых взглядами к ним, невесомость этого мира, наполненного проблемами, неприятием, жёлтой прессой, ненавистью, скандалами…       — Я так скучал, — еле слышно сказал Джим.       — Ты меня любишь? — где-то в глубине его сознания послышался ставший родным голос.       — Да, я люблю тебя, — не раздумывая, ответил он.       Затем последовал поцелуй. Тот самый, родной поцелуй. Во всём мире было, вероятно, много таких, кто мог заполучить этот поцелуй, но почему-то Фредди выбрал именно поцелуй Джима. Во всём мире тысячи поклонников любили Фредди, но почему-то единственным человеком, от которого он хотел слышать слова: «Я тебя люблю», был Джим. Это его нежность заставляла Джима задыхаться. Это его любовь рождала в Джиме такие чувства. Это его руки делали Джима невесомым и вынуждали сердце замирать. Это ему Джим снова и снова готов был говорить: «Да, я люблю тебя» и ничего не ждать взамен. И так без конца, всю полную жизнь, которую проживал Фредди Меркьюри, целую бессменность, целую вечность, целую…