***
Когда мужчины спустились на первый этаж, первым делом в коридоре им повстречался растерянный водитель Фредди Терри. Вероятно, он какое-то время искал своего начальника, но, услышав сплетни, которые ходили по дому, прекратил этим заниматься и теперь просто ожидал его появления. Увидев любовников, он сделал вид, что ничего не знал, не понимал и вообще был слегка умалишённым. У него это неплохо выходило, пока он не стал рассказывать про то, что вечеринка начала превращаться в балаган благодаря весёлому угару напившихся вдрызг гостей. Некоторые из присутствующих вызывали Фредди на бис, искали его и просили сыграть или спеть им ещё раз, а некоторые решили уйти домой, сославшись на плохое самочувствие. Услышав новости о том, что гости стали расходиться, Фредди сильно расстроился, ведь вечеринка для него только начиналась. В отличие от экстравагантного певца, Джим облегчённо вздохнул, поняв, что вечер близился к завершению. Он невероятно утомился, хотел закончить день на приятной ноте и провалиться в сон с любимым мужчиной в объятиях. Мысль о том, что ему придётся ещё какое-то время проводить с гостями, не воодушевляла его, хотя ирландцу было приятно, что почти все его друзья присутствовали на его дне рождения. Вечеринка состоялась, не было никаких происшествий, напротив, был лишь приятный бонус в виде распростёртого на кровати обнажённого Фредди. Спустя ещё один час брынчания на фортепиано, распития алкогольных коктейлей, любезно приготовленных и поданных Джо, рассказах о походах в клубы, встречах с друзьями и проведённых рождественских праздниках, а также придумывания очередной шутки, способной заставить засмеяться даже маленький пуфик, стоявший у камина, Фред, к величайшему облегчению Джима, заявил, что вечеринку пора заканчивать. Он вызвал и оплатил такси для всех гостей без исключения, а затем ещё полчаса курил и смеялся над Питером Стрэйкером, который пародировал какую-то элегантную знаменитую диву и явно не собирался уходить домой. Друг и коллега Фредди по призванию пользовался гостеприимством Меркьюри, как только мог. Когда он вместе с ещё парочкой гуляк, в число которых вошёл даже Джон Роуэлл, наконец, укатил в вызванном для него такси, и вечеринка завершилась, Джим смог спокойно выдохнуть. Он с исключительно довольным лицом закурил, приоткрыл форточку, чтобы позволить ледяному зимнему ветру ворваться внутрь и освободить помещение от запаха алкоголя, пота и хохота, затем сел рядом со своим Фредди и приобнял его одной рукой за плечи, затягиваясь. В ту секунду он обратил внимание (да, не мог не обратить), будто что-то изменилось. Фредерик сидел неподвижно и пялился в одну точку на противоположной стене, вертя в пальцах свою сигарету. — Спасибо, — прошептал ему на ухо ирландец. Фред вопросительно взглянул на него. — За праздник… И не только… Фред усмехнулся. — Тебе понравилось? — спросил Джим немного тише, теснее прижимаясь к его плечу. Фредди снова вопросительно посмотрел на него. Джим не выдержал, точно так же взглянул в ответ и произнёс: — Наш побег от гостей… — О Боже, дорогуша, не задавай мне глупых вопросов, — отмахнулся он, затем, помедлив немного, добавил. — Конечно, мне понравилось. Пойдём уже спать. Джим ошибся, когда подумал, что день был завершён. Когда они улеглись, Фредди какое-то время лежал смирно на плече своего мужчины, но затем он вдруг отстранился и сказал каким-то странным, неприятным тоном: — Знаешь, из коридора на первом этаже исчезла дорогущая японская ваза. Джим повернул голову и уставился на Фредди. Его лицо в тусклом оранжевом свете ночной лампы казалось чересчур детским и наивным. Но это был всего лишь обман зрения. Он не был наивным ребёнком. Это легко определялось по его голосу и сведённым густым бровям. — Может, Джо её куда-нибудь переставил? — Джо не трогает мои вещи. Питер тоже. — К чему ты ведёшь? — Её украли. — Кто мог её украсть? Мы никогда не покидали дом все вместе. Кто-то всегда оставался. — Она исчезла сегодня. — На что ты намекаешь? — переспросил Джим, переходя от мягкого тона голоса к более суровому, приподнимаясь на локте и заглядывая в карие глаза. — Её не сложно было украсть кое-кому из твоих друзей, пока мы были в спальне. А потом этот кто-то в лице Альберта Джонсона просто свалил с вечеринки. С каждым новым обвинением лицо Джима вытягивалось всё сильнее и сильнее, пока он и вовсе не приоткрыл рот от удивления. — Ты, должно быть, шутишь? Фредди в упор посмотрел на ирландца и спросил: — Разве похоже? — Никто не мог украсть твою вазу. Я знаю своих друзей очень хорошо, они на такое не способны. Альберт порядочный человек, это он мне одолжил ту куртку и бабочку, которые я надевал на твой день рождения. Фредерик скептично скривил губы: — Дорогуша, эти шмотки не идут ни в какое сравнение с вазой, которую я покупал в Японии. — Это. Не. Альберт. Фредди, — жёстко произнёс Джим, выделяя голосом каждое слово. — В таком случае это мог быть его бойфренд. Или кто-то ещё из твоих грёбаных друзей. Джим сурово заглянул в глаза своего мужа, но нашёл в них только холодок и какую-то ещё странную, чуждую ирландцу эмоцию. Не сказав больше ни слова, Хаттон пошевелился, перевернулся на кровати и лёг к Фреду спиной. — Мои друзья не крали твою японскую вазу, — пробубнил Джим спустя минуту. Ему хотелось выкинуть из головы и забыть произнесённые его любимым человеком обидные слова, но у него это никак не получалось. Он долго лежал с открытыми глазами, прислушиваясь к тому, что происходило у него за спиной. Однако, там не происходило ровным счётом ничего. Фредди просто взял, повернулся на бок и уснул. Мистеру Хаттону хотелось верить, что Фредерик успокоится и забудет про вазу, но всё стало только хуже. На следующее утро, по пробуждении, упрямая парсийская бестия сразу же рассказала о случившемся Джо и Фиби. Те лишь переглянулись, одновременно пожали плечами и отправились по своим делам. Разговоры не прекращались. Они слишком часто перерастали в сильнейшие ссоры, и тогда весь дом был свидетелем бурного выплеска эмоций двух любовников. Каждый раз, когда они оставались в спальне наедине и только-только собирались заняться любовью, Фредди начинал изводить Джима разговорами вроде: «Кто-то украл вазу… Ты со своими грёбаными друзьями… Они сюда больше не вернутся. Это был первый и последний раз». В конце концов, спустя несколько мучительных недель, Джим не выдержал и вспылил. Ирландец много кричал на своего знаменитого мужа, отчитывая за попытки поссориться, за обидные слова, за недоверие… Последним, что он сказал ему, было: — Ладно. Хорошо, Фредди. Я пойду по домам своих друзей, и если я найду эту вазу, я от тебя уйду, и больше ты обо мне никогда не услышишь. — Да пожалуйста. Давай, проваливай! — заорал на него Фредди. Шокированный, Джим развернулся кругом и направился к выходу. Он уже надевал куртку, когда услышал какой-то шорох у себя за спиной. Это был Фред, который тихонько подкрался к нему сзади, остановился у двери и замялся. На нём были домашние сатиновые шорты, которые он постоянно поправлял и которые создавали этот шорох. Когда Джим повернулся к певцу лицом, тот произнёс: — Не нужно никуда ходить… Как бы то ни было, это всего лишь грёбаная ваза.***
«Вечно он мне не доверял. Ему всегда нравилось играть с моими чувствами, — подумал Джим, утопив очередную сигарету в пепельнице, которая стояла справа от него, на небольшом деревянном столике в японской беседке Гарден Лодж. — Да, всё началось именно тогда». Снова закурив, он стал вспоминать дальше, пытался провести логическую цепочку действий и поведения Фредерика, в глубине души при том осознавая, что скорее всего потерпит поражение, ведь разум этого человека невозможно было постичь, а мыслей — предугадать.***
14 февраля 1986 года было их первым Днём Святого Валентина. Джим проснулся раньше Фредди, как обычно. К тому времени он уже научился вести себя тихо рядом со спящей знаменитостью, поэтому умело, по-кошачьи грациозно слез с кровати и прошмыгнул за дверь, не создав ни единого лишнего звука. Месяц выдался непростым для обоих любовников: Фредди мало внимания уделял Джиму, мужчины редко общались и встречались только за ужином или же в постели, где бóльшую часть времени устало ласкали друг друга, что в итоге чаще всего ни к чему не приводило. Певец работал над какой-то новой песней, которую необходимо было завершить и записать к весне, тогда как Джим много времени проводил в парикмахерской. Он старался как можно быстрее расплатиться с Джоном Роуэллом за куртку для Фредди*. Ему не нравилось застревать в долгах, даже если деньги ему одолжил близкий друг. В перерывах от своей работы над синглом Фредерик часто уезжал вместе с «Queen» в студию, или же просто бродил по Гарден Лодж, отмечая те места в доме, которые необходимо было доделать, или переделать, или украсить новыми предметами интерьера, докладывая об этом Фиби. Оставаясь с Джимом наедине, он всё чаще заговаривал о поездке в Японию. Об утерянной вазе он больше не говорил. О предстоявшем Дне Всех Влюблённых тоже. У Хаттона были свои планы по проведению этого дня, и он решил во что бы то ни стало осуществить их, устроив своему Фи сюрприз. Конечно же, он не мог угадать, что сюрприз ожидал и его тоже. Он надел свою рабочую форму и так же осторожно, как выходил из спальни, пробрался на кухню на первом этаже. На цыпочках подкравшись к столу, он схватил поджаренный тост с тарелки и сделал глоток кофе из кружки Джо. — Кое-кто решил оставить меня без завтрака, — произнёс голос Джо, и внезапно сам мужчина вынырнул из-под кухонной тумбы. От неожиданности Джим вздрогнул и замер с тостом в зубах. Увидев эту картину, итальянец усмехнулся и спросил. — Не собираешься дождаться пробуждения Фредди, чтобы поздравить его? — Я опаздываю на работу, — пробормотал Джим, прожевав, наконец, тост, развернувшись и направившись к выходу. Затем он поинтересовался, как бы невзначай. — Не мог ты бы сообщить мне номер того курьера, услугами которого часто пользуется Фред? Джо кивнул. Он взял бумагу и ручку из гостиной и стал быстро записывать, поглядывая на Джима, слегка смущённого, избегающего настойчивого взгляда Фанелли. У ирландца никогда не получалось притворяться, изображая безразличие. Он поспешно схватил из рук повара записку и, уставившись в пол, вышел из кухни. Когда Джим ушёл на работу, а Фредди проснулся, Джо сразу же доложил ему о случившемся. Лицо Фреда тотчас же засияло. Вероятно, он был безмерно рад, что любовник не забыл про этот праздник и приготовил ему какой-то сюрприз. Он выпил чашку чая, отменил все свои дела и снова отправился на второй этаж для того, чтобы проторчать час с лишним в ванной комнате и, затем, в гардеробе. В парикмахерской не было ни работников, ни клиентов, когда туда заявился Джим. Не теряя ни секунды, он подошёл к телефону и стал набирать номер, который ему дал Джо. Было раннее утро, и Джим радовался, что пришёл на работу первым: никто не видел, как он звонил курьеру и заказывал в Гарден Лодж утреннюю доставку двух десятков красных роз для своего Фи. Однако, ему лишь так казалось, что никто не видел. Его ассистентка Мэри, которую совсем недавно назначили на стажировку у Джима, только-только вышла из уборной и будто бы случайно услышала его разговор с курьером о букете красных роз для особенного человека. Лишь когда мужчина повесил трубку, она вздрогнула и стала проявлять признаки своего присутствия в парикмахерской: она зазвенела ключами, поставила свою сумку на столик и сказала: — Доброе утро, Джеймс. Ирландец окинул её удивлённым, слегка испуганным взглядом. — Доброе, Мэри. Ты здесь давно? — Только зашла. Ты сегодня рановато, — произнесла она и улыбнулась. Джим снова покосился на неё и заметил в её глазах какой-то озорной огонёк. Он нахмурился, снял куртку, надел парикмахерский фартук и стал приводить своё рабочее место в порядок, раскладывая ножницы, лезвия, расчёски, расставляя разнообразные гели и лаки для волос. Через пятнадцать минут парикмахерскую заполнили остальные работники, а также первые клиенты. В те годы спрос на стрижки и другие услуги типа бритья или подравнивания усов был очень высок, к парикмахерам обращался каждый второй, ведь многим хотелось удивить или поразить модной причёской своего знакомого, друга или хотя бы даже соседа. Джим пользовался популярностью среди посетителей, однако, с появлением Мэри, часто стал передавать свою работу ей для того, чтобы у девушки была возможность больше практиковаться. В такие моменты он стоял рядом с ней и наблюдал за каждым её движением, а если что-то у неё не получалось, подходил ближе и показывал, объяснял или помогал. В тот день посетителей было гораздо больше из-за праздника, но в целом работа протекала в обычном режиме, вот только Джим был весь на нервах в ожидании реакции Фреда на подарок, а Мэри вела себя странно: она периодически поглядывала на Джима с какой-то хитрой улыбкой. В середине рабочего дня к Джиму пришёл очередной посетитель — низкорослый кучерявый мужчина лет сорока пяти. Хаттон ненавидел работать с такими волосами и, соответственно, с такими людьми. Они всегда просили «что-то сделать» у них на голове, и это всегда было сложно из-за структуры и формы таких волос. Какая-то часть ирландца радовалась, что его клиентом не пытался стать Брайан Мэй. Тот вообще не трогал своих волос и ничего с ними не выдумывал. Другая частичка жаждала повозиться, чтобы привести их в порядок. Клиента Джим взял на себя и приступил к работе, когда в парикмахерскую вошёл флорист из отеля с букетом из двадцати красивейших красных роз. К всеобщему удивлению, Мэри сразу же восторженно закричала и посмотрела на Джима так, будто не виделась с ним сто лет, но уже распланировала их совместное будущее на годы вперёд всего лишь за одну секунду счастья: — Это для меня! Невозможно было хотя бы на долю секунды представить то разочарование и ту неловкую ситуацию, которая произошла дальше. Флорист услышал её слова, подошёл ближе к креслу, где сидел клиент Джима, посмотрел в свой блокнотик и сказал, безжалостно уничтожая сияющую улыбку с лица ассистентки Мэри: — Нет, на самом деле они для мистера Хаттона, мэм. Удивление с лица Джима мгновенно стало исчезать. Когда клиент в кресле изумлённо посмотрел на ирландца, на лице второго не осталось уже ничего, кроме красного пятна. Покрасневший сконфуженный мистер Хаттон принял букет роз, переданный ему флористом и тщательно осмотрел их. Как он и ожидал, к букету прилагалась открытка. Джим взял её в руку, слегка приоткрыл и увидел лишь одну букву, вырисованную красивым почерком его мужчины: «Ф». После произошедшего ассистентка Мэри продолжала посматривать на Джима. Правда, в отличие от прежнего, теперь её взгляд был крайне недовольным и хмурым. Она мало разговаривала с мужчиной и изредка пыталась поближе рассмотреть его букет вместе с открыткой. Через какое-то время, заметив неладное, ирландец убрал открытку в сумку. Всё оставшееся время на работе возбуждённый и смущённый Джим жаждал поскорее встретиться с Фредди и заключить его в объятия. Однако, он также был весь на нервах из-за опрометчивого поступка любовника, который нагло выдавал Хаттона перед коллегами и клиентами. После обеда, отпустив очередного клиента, Джим отпросился домой у своего начальства. Разговор вышел не самым приятным, ведь в разгар любого праздника посетителей в парикмахерской было в разы больше, а работников — в разы меньше. День Святого Валентина не был исключением. Кто-то собирался на свидание, кто-то хотел признаться своей второй половинке в любви, а кто-то вообще планировал сделать предложение. Всем этим людям хотелось выглядеть хорошо в столь важный праздник любви. Проблема была только в том, что на всех желающих не хватало парикмахеров. Пропустив мимо ушей недовольные высказывания начальства и отпросившись в кои-то веки с работы пораньше, Джим взял свои вещи и букет роз — яркое клеймо, от которого мужчине было не по себе — затем подошёл к своей ассистентке, чтобы предупредить об уходе. По непонятным для него самого причинам, ему было очень неловко говорить следующие слова: — Э-э, Мэри… Сегодня мне нужно уйти пораньше. Женщина взглянула на него как-то виновато и сразу же ответила, засуетившись: — Конечно, я возьму последних клиентов на себя, — затем, после неловкого секундного молчания, добавила, — я сегодня никуда не собираюсь… Джим замер, увидев замешательство в её взгляде, обращённому теперь уже не к мужчине, а к зеркалу у парикмахерского стола напротив. Снова повисло молчание. Мэри прервала его первой: — Сегодня я неправильно всё поняла, извини меня. Я случайно услышала то, что ты сказал по телефону и подумала… В общем, я не знала, что у тебя кто-то есть. Джим замялся, сжимая букет из двадцати прекрасных роз в левой руке. Он понятия не имел, что стоило ответить на такое заявление. — Не бери во внимание произошедшее, хорошо? — спросила она, выдёргивая ирландца из раздумий. Джим кивнул, на мгновение заглянул в её глаза, нашёл в них только огорчение, затем попрощался и ушёл. Домой в тот день Джим Хаттон не просто шёл или бежал, он буквально летел, точно так же, как частенько летал энергичный Фредерик по комнатам Гарден Лодж, по студии во время работы, на сцене во время концерта или в клубе на танцполе. На выходе из отеля «Savoy» ирландцу повстречался коллега, который спешил на работу в вечернюю смену. Он увидел спешившего Джима с букетом в руках, улыбнулся и вежливо поздоровался. Хаттону пришлось снова покраснеть, но ответить на улыбку и приветствие. За время отношений с Фредди Меркьюри Джим часто испытывал необъяснимую сильнейшую тягу к этому мужчине. Случались с ним и приливы нежности, и безумная тоска по объятиям и прикосновениям коварного соблазнителя, и тяжелейшие дни и ночи, во время которых смуглый певец много работал, сочиняя и записывая свою волшебную музыку, не обращая внимания при этом на скучающего по нему мужу. В последнее время всё вышеперечисленное происходило с Джимом намного чаще: с приближением летнего тура Фред стал гораздо больше времени проводить на работе в студии. Из-за этого странная спешка уже не казалась ирландцу такой уж странной. Запыхавшийся, он залетел в автобус. Через несколько остановок он понял, что сел не на то транспортное средство, онемевшими губами кое-как объяснил это водителю, после чего выскочил из автобуса и, не принимая больше на себя никакого риска, поймал такси и отправился на Логан Плейс.***
«Каким же я был идиотом, что не заметил этого в те дни, когда всё только началось…». Джим потёр лоб ладонью и тяжело опустил голову. Он долго гипнотизировал небольшой пустой бассейн, находящийся прямо перед беседкой, и всё продолжал думать. В этот бассейн Фредди хотел запустить японских рыбок кои, потому что они ему очень нравились. Фред упоминал об этом в Эссексе, куда любовники ездили в тот же день, четырнадцатого февраля пару месяцев назад. Ирландец улыбнулся, впервые за долгое время, потому что такие моменты невозможно было вспоминать без теплоты и чувства полнейшего счастья. Все его догадки и логические цепочки тут же покатились к чёрту, ведь праздник мужчины провели на высшем уровне. Проще говоря — лучше некуда.***
— Джим, дорогой, это ты? — сначала послышался громкий голос Фредди, а только затем появился он сам. Он круто завернул из кухни, маневрируя между предметами роскоши, которые представляла собой дорогущая изысканная мебель в его доме, стремительно направляясь прямо в широкие объятия крепкого ирландца с густыми вечно хмурыми бровями. Хаттон обнял его за талию одной рукой, по-прежнему держа букет красных роз. Он прошептал: «Спасибо» и поцеловал солиста в щёку. Тот слегка отстранился после поцелуя, как часто любил делать, чтобы заглянуть, казалось, прямо в душу Джима своими огромными прекрасными карими глазами. — Я рад, что ты пришёл домой пораньше. Сегодня нас ожидает выход в свет. От удивления теперь уже даже Джим отстранился от смуглой шеи солиста, которую почти успел поцеловать. — Спокойно, — сказал Фредди раньше, чем ирландец успел разнервничаться, — это всего лишь свидание в ресторане. Джим сперва отвёл взгляд, но затем снова с опаской покосился на Фреда. Тот отреагировал мгновенно, дёрнулся и произнёс: — Обещаю, что буду вести себя хорошо и не стану приставать. Джим недоверчиво скривил губы, и его усы забавно зашевелились. — Не правда. Станешь. Поэтому, пока ты не начал ко мне приставать, мы с тобой поедем в одно место. Фредди заинтересованно приподнял брови, а Джим продолжал: — Оно находится в графстве Эссекс, придётся поездить подольше. Твой ресторан ведь сможет подождать? Фредди обладал чересчур любопытной натурой, поэтому, заинтригованный, он никак не мог отказаться от предложения своего спутника. По просьбе Джима он надел удобную одежду и обувь, спортивную тёплую зимнюю куртку и даже шапку. «Мы проведём некоторое время на свежем воздухе, — объяснил мистер Хаттон, когда любовники уселись в машину, и Фредди, словно ребёнок, укутанный в тёплую одежду, хмуро посмотрел на ирландца, одетого так же, требуя объяснений. — Давно ты бывал на природе, Фред?». В Эссекс их вёз Терри. Втроём, около получаса, они колесили по улицам серого туманного города, а затем выехали за пределы высоких офисов, исторических монументов, жилых домов, кафе и ресторанов и оказались в пригороде. В отличие от погоды в столице, снега в деревне было немного больше. В центре Лондона же он растаял окончательно ещё в середине января. Многочисленные деревья по обе стороны от проезжей части, а также глубоко в лесу, были украшены лёгким инеем, образующим причудливые узоры, отчего казались полностью белыми, прямо как в зимней сказке. Фредди спокойно не сиделось. За всё время поездки он раз десять попытался разузнать подробнее про их маленькое путешествие. Он то волнительно ёрзал, глядя на Джима, то отворачивался и выглядывал в окно, то отвлекал Терри, упрашивая его ехать медленнее по столь скользкой трассе, хотя тот и так вёл «Мерседес» медленнее некуда — около двадцати пяти миль в час*. Наконец, спустя полтора часа езды на автомобиле, впереди показался Замок Хедингем и близлежащая к нему деревушка. — Тебя потянуло на деревенскую жизнь, Лорена?** — хихикнул Фредди, а затем наклонился к уху своего любовника и сказал уже значительно тише, чуть ли не рыча. — Я не против, ты можешь затащить меня на первый попавшийся сеновал, где мы тщательно, громко и очень грязно отпразднуем наше отречение от всех благ цивилизации. Джим смущённо, слишком по-детски захихикал и, задыхаясь от жара губ рядом со своим ухом и одновременно от морозного ветра, ворвавшегося в открывшуюся дверь, всё же смог совладать с нахлынувшим возбуждением и произнести: — Может быть, позже, но сейчас у меня есть кое-что другое для тебя. По просьбе Джима Терри остался ждать мужчин в автомобиле. Когда те вышли, шофёр взглядом проследил за ними. Когда две фигуры исчезли в каком-то небольшом католическом домике в деревушке рядом с замком, Терри, решив согреться и скрасить своё ожидание, покатил по узкой дороге прямо вперёд, скрипя тонким слоем снега, ища глазами какую-нибудь кафешку, чтобы выпить кофе. — Фредди, тебе никогда не хотелось завести каких-нибудь животных помимо кошек? — спросил Джим своего партнёра, пока те вместе шли к дому. — Хотелось. Я планирую завести в Гарден Лодж японских рыбок кои и поселить их в бассейне во дворе. Джим изумлённо посмотрел на любовника, подумал: «Рыбки кои? Кто бы мог подумать». Но, вспомнив поиск подходящих украшений к Рождеству, а также утерянную гарденлоджскую японскую вазу, ирландец тут же передумал: «Действительно, чему я удивляюсь. Он любит всё красивое». — А как насчёт лошадей? Они тебе нравятся? — осторожно попытался разузнать Хаттон. Фредди как-то странно посмотрел на него, а потом вдруг напыжился и воскликнул: — Засранец! Я понял, для чего мы здесь. Ты решил купить лошадь и привёз меня на неё посмотреть. Учти, ирландская деревенщина, в Гарден Лодж она не влезет. У Джима полезли глаза на лоб от такого заявления. — Решил купить лошадь? Ну да, конечно, а как же! На зарплату парикмахера! — Я подарил тебе чек. — Я что, похож на человека, который решил купить лошадь за твои же деньги и поставить её в твоём же саду? — Тогда зачем ты меня сюда привёл? На экскурсию? — Бери выше. Фред промолчал. Джим взглянул на солиста и понял, что тот был заинтригован. — Здесь, в Эссексе, живёт одна моя хорошая подруга, её зовут Марта. Мне захотелось познакомить тебя с ней, надеюсь, что ты не против. — И к чему тогда весь этот разговор о животных? — предпринял попытку удовлетворить своё неумолимое любопытство парс. — Скоро узнаешь. Как только они вошли в один из небольших домов, расположившихся в непосредственной близости к замку Хедингем, в объятия к Джиму кинулась светловолосая женщина лет сорока. Она явно ожидала его приезда и даже, возможно, выглядывала из окна, чтобы точно рассчитать момент и встретить своего друга, как подобает. По крайней мере, именно так показалось Фреду в тот момент, когда он стоял, словно истукан, и наблюдал за их пылкой встречей. Когда же соскучившиеся друг по другу приятели, наконец, отлипли друг от друга, Фреду представилась чудесная возможность рассмотреть женщину получше. Он наигранно дружелюбно улыбнулся и протянул руку в знак приветствия, размышляя и делая при этом свои дурацкие выводы. У женщины была мягкая ладонь, которой она пожала протянутую знаменитостью руку. Она была слегка смущена, но в то же время очень взволнована, ведь (о, Боже!) её дом посетил Фредди Меркьюри, а также старый добрый приятель Джим. Марта, как объяснил ранее, а затем представил её Джим, казалась лишь немного старше Фредерика. У неё была светлая кожа, светло-серые глаза, а также практически белые волосы. Она наверняка являлась шведкой или норвежкой, была слегка полновата, но имела миловидное доброе лицо. Она вела себя очень гостеприимно, но слишком часто обращалась к Джиму и дотрагивалась до его плеча, что ужасно не понравилось Фреду. Никто не смел трогать эту прекрасную ирландскую булочку, кроме самого солиста, разумеется. То, что сам Фред спокойно мог прикасаться к другим, как и другие к нему, его волновало не слишком сильно. Марта жила не одна. С ней в этом маленьком доме жила её большая дружная скандинавская семья, включающая родителей, бабушку, взрослого брата и сестру, которая была одного возраста с Джимом. Все они радостно приветствовали Фредди и хвалили его творчество. Мужчины также были приглашены за стол, чтобы пообедать и выпить чаю с домашними ватрушками. Фредди любил вкусно поесть, но в тот день, дома у подруги своего любовника, он то ли из вредности, то ли ещё по какой-то причине, ел мало и нехотя. Джим иногда щипал его за колено, пока никто не видел, и уговаривал съесть ещё одну ватрушку. «Мне нужно поддерживать фигуру, дорогуша», — вредничал он и кривлялся, тоже — пока никто не видел. С новыми знакомыми он был очень скромным, любезным и вежливым, за что Джим сильно его уважал. После обеда Марта обратилась к мужчинам и спросила: — Ну что, готовы покататься? А после я снова предложу вам чай, мистер Меркьюри. Может быть, вам удастся нагулять аппетит. — Покататься? — переспросил Фред, слегка округлив глаза, глядя то на эту улыбчивую невысокую женщину, то на своего мужа. Через несколько минут мужчины, вместе с сопровождающей их повсюду Мартой, вышли из дома, снова облачившись в куртки и шапки, и направились к строению неподалёку. Фредди поёжился от холода и закурил, пока девушка вела их к помещению, которое по всем параметрам было гораздо больше самого дома, в котором проживала семья. Когда они подошли к зданию, которое оказалось конюшней и из которого Марта вывела двух жеребцов, Фредди замер с сигаретой в зубах, уставившись не на животных, а на Джима. Тот подошёл к певцу, вынул из его рта сигарету и закурил сам. «Чёртов предатель», — так и читалось во взгляде Фреда, который, вероятно, никогда раньше не катался верхом на лошади. — Совсем скоро закат, откроется чудесный вид на замок. Вас ждёт замечательная прогулка, — как ни в чём не бывало снова улыбнулась Марта, не замечая волнения, которое поглощало Фреда всё больше. — Джим, ты поедешь на вороном, а мы с Фредди на рыжем? Фредди странновато посмотрел на неё. Джим уже знал этот взгляд, поэтому быстро спросил: — А куда же делась ваша в яблоках? — Она приболела. Мистер Парткинсон увёз её вчера утром, — ответила она грустным тоном, а затем, взглянув на Меркьюри, продолжила. — Я думала, вы не умеете ездить верхом, поэтому решила предложить вам свою помощь. — Вообще-то… — начал Фред, но Джим его перебил. — Ты что, он с пелёнок в седле, прямо как самый настоящий ирландец. Садись со мной, Марта, прокатимся вместе. Гнев в тёмных парсийских глазах — вот, что надо было видеть в тот момент. Взгляд, которым Фредди одарил своего мужа, был красочнее всяких закатов и смертоноснее любого огнестрельного оружия. Прищурившись, он стал наблюдать за ирландцем, который, вероятно, в детстве у себя на родине очень много ездил верхом и которому не составило никакого труда подтянуться и забраться на крепкую спину животного. После этого Джим подал руку Марте, и женщина уселась позади него, прижав свои ноги, обтянутые плотными жокейскими брюками, к его бёдрам. Фред надулся, словно петух, что случалось с ним довольно часто, когда он злился, поставил ногу в стремя и повторил действия Хаттона: перевалился через седло и сел верхом на рыжего жеребца. Джим кинул быстрый взгляд на Фредди, чтобы проверить, что тот справился, но в ответ поймал лишь летящие в его сторону молнии из глаз. Фредерик делал вид, что ему ничуть не страшно. Словно надувной шарик или рыба-ёж (называйте, как хотите), он сидел в седле, крепко держал поводья и старался точь-в-точь повторить действия ирландца, который уверенно вёл своего коня вперёд. Рыжий Фреда не двигался с места и не слушался его. Певец нервничал, мялся на месте, вцепившись в поводья, и ругался шёпотом, полыхая от гнева и боясь, дёрнувшись, упасть. — Ты ошибся. Он никогда раньше не ездил верхом, Джим, — шепнула ему на ухо Марта, дразня ревнивую задницу на рыжем коне. Джим, наконец, заметил исходившую от своего мужа ревность и рассмеялся. Фредди злобно зыркнул на него. Слезая с вороного коня и направляясь к Фреду, Джим надеялся, что в лучшем случае ему достанется всего лишь пинок от разъярённого смуглого демона с усами. О худшем думать ему не хотелось. Марта наблюдала за происходящим с широкой улыбкой на лице. Её конь гарцевал и стремился в галоп, поэтому она села поудобнее и крепко удержала его за поводья. Когда Фред заметил, что его муж оставил Марту одну и слез с жеребца, он сделал непроницаемое выражение лица, негромко фыркнул и обиженно отвернулся. Конь подставил его, он всё больше поворачивался в сторону чуть ли не бегущего к ним ирландца. Не задавая никаких вопросов, дойдя до места, где топтался рыжий Фреда, Джим ловко подтянулся и уселся позади солиста, точно так же, как сделала до этого его подруга. — Надо было сказать, что не умеешь ездить верхом, — прошептал Джим, приблизившись к уху любовника, обжигая горячим дыханием застывшую на морозе кожу, перехватывая в свои руки поводья. — Я не хотел тебе мешать. Вам с Мартой так хорошо было вместе, — ехидно ответил тот, еле сдерживая раздражение и желание сбежать в свой чёрный «Мерседес». — А-а, так вот, в чём дело. Ты что, приревновал меня к моей подруге? — Ничего подобного. Я бы и сам справился. — И совсем не хотел бы, чтобы я тебе помог? — снова прошептал Джим, теснее прижимаясь к своему мужчине внутренней стороной бедра, обхватив его одной рукой за талию. Хитрый ход сработал: по коже парса побежали мурашки. Его словно током ударило и мгновенно окатило горячей волной лёгкого дразнящего экстаза. Он прикрыл глаза и приоткрыл губы. Джим знал, о чём это сигнализировало. Он умело приказал рыжему коню идти вслед за вороным. Они уже прилично отстали от Марты, скакавшей рысью недалеко от замка. — Удивлён, что ты не умеешь ездить верхом. У тебя неплохо получается скакать на мне в постели, — не унимался Джим, легонько прикасаясь губами к открытому участку на затылке Фредди, оставляя обжигающий морозным ветром влажный след. Электрический разряд прошёлся по всей спине солиста, заставляя каждый нерв содрогнуться, а венку на шее забиться. — Надо тренироваться чаще, дорогой, — ответил Фредерик, поворачивая голову и многозначительно заглядывая в глаза Джиму своими тёмными омутами. — Значит, тебе мало? — спросил Джим, затем хмыкнул и хитро улыбнулся. — Потерпи до вечера, и я тебе устрою такие скачки в нашей спальне, которые ты никогда не забудешь. После этого ирландец пустил лошадь рысью: галоп с двумя взрослыми и тяжёлыми мужчинами верхом вымотал бы коня и напугал бы Фреда. Марта по-прежнему скакала далеко впереди, а за высокими стенами замка Хедингем уже опускался закат. Девушка была права — их ожидала чудесная прогулка. В тёплых объятиях мужчины, который умело взял заботу о поездке верхом на себя, время останавливалось, а волшебный закат замирал. Круто завернув за стены замка, Джим заставил коня притормозить: перед любовниками открылся потрясающий вид на бескрайнее поле, покрытое тонким слоем хрупкого февральского снега, на алый, с проблесками розового, закат, на вороного коня, несущегося вдали. Планета остановила свой ход вокруг Солнца. Растения перестали расти. Рыжий скакун застыл, словно вкопанный. Ветер перестал гудеть в ушах, стих. Фредди слегка развернулся в седле и встретился с мягкими мужскими губами, которые тоже тянулись навстречу за долгожданным поцелуем. Он действительно никогда раньше не катался на лошадях. Он даже вблизи их никогда не видел, чего уж говорить о том, чтобы забраться на крепкую спину какого-нибудь гнедого коня. Его тотемным животным была кошка. Не лошадь. Позже, той же ночью четырнадцатого февраля, перед сном, он рассказывал любви всей своей жизни о том, что никогда не управлял ни автомобилем, ни велосипедом, ни скакуном. Этих грациозных животных ему однажды довелось увидеть в цирке у себя на родине, лет в пять. Что касается автомобилей, то у него на этот счёт всегда был водитель про запас. Ну, а велосипеды… С ними просто не повезло: однажды в детстве, лет так в пять, он увидел, как какой-то мальчик расшиб себе голову, упав с велосипеда. Намного позже он рассказывал историю о том, как впервые сел на лошадь с любовью всей своей жизни одному очень славному пятилетнему ребёнку, который, обучаясь езде на велосипеде, упал и расшиб себе колено, после чего весь вечер жалобно всхлипывал, сидя на коленях у смуглого мужчины, прижимаясь к его груди и поглаживая при этом лежавшего рядом на диване рыжего кота для того, чтобы успокоиться.***
К слову, до скачек в спальне они в тот день так и не добрались, потому что ночью упали на кровать без сил и тут же провалились в глубокий сон. Джим снова улыбнулся. В этой улыбке была смесь печали и удавшейся шалости, которую мужчины осуществили тем же вечером, в ресторане. В течение всего года Фредди несколько раз приглашал Джима на романтический ужин, чуть ли не при свечах. Однако тот вечер четырнадцатого февраля отразился в памяти у ирландца особенно ярко.***
Выбор Фреда пал на один из его любимых ресторанов индийской кухни — «Shezan». Расположенный в районе Найтсбридж недалеко от Гайд-парка, он представлял собой шикарное место со стильным экстерьером и не менее изысканным интерьером. И хотя катание верхом изрядно вымотало солиста, тот по-прежнему был полон энергии. Он пил чай в японской комнате в Гарден Лодж и играл с заглянувшим ненадолго Питером Стрэйкером в покер, когда Джим, облачившись в свой новый костюм от Томми Наттера*, который он ни разу не надевал за прошедший месяц, спустился со второго этажа вниз и пару раз продефилировал из одной комнаты в другую, чтобы увлечённый беседой и игрой Фред, наконец, заметил его. — Кто это только что прошёл мимо нас? — спросил Фредерик, обратив внимание на промелькнувшего перед его глазами нарядного мужчину. Питер расхохотался и ответил шутливым тоном: — Это был твой муж! — Лорена! Покажись, дорогуша, я полюбуюсь тобой, — воскликнул солист и тут же охнул, потому что Джим вошёл в комнату и кинул на него гневный взгляд. — Я разве не просил тебя не называть меня так? — Ох, милый, ты прекрасен в этом костюме, — благоговейно прошептал Фред, подошёл к Джиму и, придерживая того за плечи, заставил повернуться в разные стороны, разглядывая дорогую вещь. — Надеюсь, я достойно выгляжу для того ресторана, в который ты собрался меня отвести, — сказал Джим, слегка приподнимая уголки губ. На лице Фреда читалось блаженство. Да, он действительно любил красивые вещи. Питер Стрэйкер, наблюдавший за ними, пошевелился и, сказав: «Видимо, мне пора», встал с дивана. Фредди дотронулся до его плеча и вышел из комнаты вместе с ним, чтобы, как обычно, проводить до выхода. Когда он вернулся, Джим стоял возле зеркала в коридоре и поправлял галстук. — Дай мне пару минут, я тоже переоденусь. — Скорее пару часов… — пробубнил Джим. Фред сделал вид, что не расслышал. Вместо того, чтобы повозмущаться от наглости любовника, он снова вплотную подошёл к тому, обнял сзади и прижался, всматриваясь в тёмные грустные глаза через зеркало. — А может, никуда не пойдём и сразу отправимся в постель? — соблазнительно прищурился парс, кусая нижнюю губу своими большими зубами. — Я что, по-твоему, одевался для того, чтобы ты меня сразу же раздел? Ну уж нет. Фредерик рассмеялся, шлёпнул своего мужа по крепкой заднице и упорхнул. Фредди Меркьюри несомненно любил и умел выбирать рестораны. В повседневной жизни он мог есть всё, что угодно, но вот если куда-то выбирался, то делал это со вкусом. Индийская кухня была ему близка если не по сущности в целом, то хотя бы по духу, а «Shezan» был прекрасным этому подтверждением. Итак, на ужин мужчины отправились на неизменном чёрном «Мерседесе», с личным водителем, одетые в костюмы и только вдвоём — всё, как подобает влюблённой парочке. По приезду Джим был удивлён, что никто из друзей Фредди не встретил их в ресторане. Именно в тот момент ирландец понял, что это действительно будет романтический ужин для двоих. — Тебе не кажется, что мы собираемся выставлять наши отношения напоказ? — зашипел Джим на ухо Фреду, когда мужчины вместе пересекали роскошный мраморный, в тёмных тонах, вестибюль ресторана. — О-о, дорогуша, можешь мне поверить, это не так называется. Если мне захочется выставить наши отношения напоказ, ты об этом наверняка узнаешь и будешь удивлён. Что оставалось делать бедолаге Хаттону в ту секунду? Он удивился заранее, выпучив на Фреда свои карие глаза. — Разве ты никогда не ходил в ресторан с другом? — отреагировал на удивлённый взгляд своего мужчины Фред. — Ты шутишь? Джим никогда не бывал в подобных местах. У входа в общий зал их встретил администратор в исключительном, с иголочки, смокинге. Он ожидал пару возле стойки регистрации и бронирования места в ресторане. На вид ему было лет тридцать, и казалось, что он был знаком с Фредди. Он приветствовал солиста широкой улыбкой, что в свою очередь сделал и сам Фред. После обмена любезностями и улыбками администратор подозвал к стойке швейцара, а сам жестом пригласил Фредди и его спутника внутрь. Зал, конечно же, предполагал быть роскошным. Джим это понимал, но не осознавал, насколько роскошным. Стены были выполнены в коричневом мраморе, с тонкими вкраплениями золотого цвета. На этих стенах висели картины, индийские коврики и зеркала. На полу было ковровое покрытие тёмно-бордового цвета, а колонны по обе стороны прямоугольной комнаты разделяли столы и были украшены затейливыми индийскими рисунками или абстрактными узорами. Мебель была светлой. Столам-фуршетам с белыми скатертями и стульям, покрытыми светлой кожей, гармонировали тёмные кресла и диванчики, на которых уютно расположились узорчатые декоративные подушечки. Пока администратор провожал мужчин во второй зал к заказанному столику, Джим успел заметить, что людей в ресторане было необычайно много, хотя некоторые уже успели поужинать и собирались по домам. Гостями в большинстве своём были такие же пары, как Джеймс и Фредерик, за одним только исключением — все они были традиционными. В общем зале, который пересекали мужчины, за длинными столами сидели шумные компании друзей или коллег. Многие парочки пришли туда в тот вечер, чтобы отпраздновать День Святого Валентина со своей состоявшейся или потенциальной второй половинкой и сидели в зале, который находился в подвальном помещении и в который вёл двух влюблённых друг в друга мужчин человек в смокинге. Столик, который выбрал Фредди, по заверениям администратора, был самым романтичным местом в ресторане. В подвальном помещении свет был приглушённым, томным, даже слегка интимным. Оформление зала было примерно таким же, только столики были уже либо на два, либо на четыре человека. Управляющий в смокинге хитро улыбнулся, когда любовники сели за стол под необычной индийской люстрой, своего рода разноцветным ковром, только сотканным вокруг лампы, после чего посмотрел сначала на Джима, затем на Фредди, а только потом оставил меню и удалился. Незнакомый с кухней и блюдами, которые предлагались на выбор в данном заведении, ирландец в итоге доверил выбор своему мужчине, когда официант подошёл к их столику. Пока Фредди заказывал для себя рыбу с овощами и картофелем по-бомбейски, а Джиму рис вместе с лепёшкой, приправленной специями, а также блюдо карри и традиционную курицу по-индийски, ирландец обратил внимание на то, что посетители никак не реагировали на Фредди Меркьюри. Джим сделал вывод, что посетители либо привыкли к такому зрелищу, потому что были частыми гостями в этом заведении, либо сами были настолько богаты, знамениты и равнодушны, что никакая другая знаменитость не могла их удивить. — Как вы познакомились с Мартой? — вырвал Джима из собственных мыслей Фред. Он сделал заказ и, прежде чем задать свой вопрос, несколько секунд молча смотрел на оглядывающегося по сторонам любовника, комично улыбаясь. — Мы знакомы чуть ли не с подросткового возраста. В Ирландии мы жили по соседству друг от друга, а потом вся её семья перебралась в Англию, в Эссекс. Позже я тоже переехал, но в Лондон, поэтому наши пути пересекались крайне редко. У её семьи сейчас что-то вроде фермы. Марта очень любит лошадей. — Кажется, она любит не только лошадей, — спустя минуту молчания констатировал Фред. Между его бровей залегла хмурая морщинка. — Она самая светлая душа из всех, кого я только знаю. — А как же я? — Фредди, ты самый чудесный человек на свете. Фи скромно улыбнулся. Так мог улыбаться только он один — самый чудесный человек на свете. Чуть позже Джим понял, почему их место считалось самым романтичным в ресторане. Освещение там было немного интимней и уютней, чем за другими столами. Идеальная сервировка, блеск посуды и вазочка с розой придавали месту особое невероятное волшебство. Подверженного романтическому порыву, ужин для Фредди оказался всего лишь поводом. Он постоянно прикасался к уже начинающему смущаться Джиму. Заказанные блюда всё не приносили, а Фред всё усиливал свой напор. Он вставал, делал вид, что рассматривает картины, подходил к ирландцу вплотную и трогал его то за локоть, то за плечи. Затем он садился, а через какое-то время перегибался через весь стол и нагло брал Джима за руку, требуя его всепоглощающего внимания. В мысли к мистеру Хаттону стало закрадываться подозрение, что всё это Фред делал специально, чтобы проверить, будет ли его дорогой муж смущаться на глазах у посетителей ресторана. Однако близость любовника всё больше затуманивала разум Джима, что привело к мгновенной капитуляции второго в уборную. Сказать, что мужская комната в том ресторане была не менее роскошной, чем залы — ничего не сказать. Оказавшись внутри этого маленького туалетного рая, Хаттон осмотрелся, словно в музее: помимо того, что там было очень чисто, повсюду на стенах висели такие же картины с индийскими мотивами, которые были в зале, а ещё повсюду стоял запах стойких индийских масляных духóв. Завершив осмотр уборной, Джим слегка намочил руки, умылся и уставился на себя в зеркало. В этот момент дверь в туалетную комнату приоткрылась, и кто-то пулей прошмыгнул внутрь. Ирландец успел выругаться про себя за то, что не запер дверь, пока рядом с ним не очутился смуглый парс, и все слова не вылетели из головы. — Фред, какого чёрта? — только и смог пролепетать Джим, прежде чем поцелуй солиста окончательно не вышиб его дух из его бренного тела. «Всё, — успел подумать ещё не до конца отключенный разум Джима, — я попал. Это теперь не остановить». Ирландец стал отвечать на страстные поцелуи, крепко обхватывая талию мужчины своими сильными руками. Он подтолкнул Фредди к двери и, не разрывая поцелуя, прижав его к стенке в проходе, потянулся правой рукой к замку́ и быстрым движением пальцев повернул его. — У нас мало времени, Фредди. — А нам много и не надо… Пока шеф-повар готовит твою курицу по-индийски, я успею пару раз испытать оргазм, — судорожно шептал Фред, прерываясь на жаркие поцелуи. Лоб солиста покрылся испариной. Он сильно дёрнул рукой, ослабляя затянутый галстук на своей шее, а затем на шее Джима, аккуратно расстёгивая при этом верхние пуговицы на их рубашках. Поцелуи он в этот момент не прекращал, а наоборот настойчиво углублял, проникая ловким язычком и заставляя язык Джима двигаться в такт. Ирландца всегда удивляла способность любовника манипулировать чужим телом так, как ему было нужно. — А если кому-то из гостей захочется в туалет? — выдохнул Джим, вырвавшись из сладкого плена губ обольстительной знаменитости. — В таком случае этому кому-то придётся потерпеть, — ответил Фред, недовольно зарычав из-за прерванного поцелуя, и подтолкнул партнёра к дальней стене, подальше от входной двери. Их губы снова встретились, когда Фредди прижал Джима к мраморной раковине, над которой висело широкое зеркало. Фред ловко опустил одну руку вниз и крепко сжал напряжённый пенис любовника, спрятанный за тканью брюк и нижнего белья. Он несколько минут дразнил Джима, то сжимая, то разжимая ладонь, пока, в конце концов, ирландец не выдержал. Он расстегнул ширинку, обхватил запястье Фреда своей рукой и сунул его ладонь себе под нижнее бельё. Разгорячённый Фредерик сразу же стал активно надрачивать крупный твёрдый орган. Хаттон тяжело задышал и опёрся о мраморный умывальник. Неугомонная рок-звезда терзала его своей ладошкой, и от этих ощущений у бедолаги Джима сводило ноги. Фред это чувствовал, коварно улыбался, кусал губы и облизывался, явно не собираясь останавливаться на достигнутом. В какой-то момент смуглый парсийский демон убрал руку от члена любовника, сделал шаг назад, снял с себя пиджак, повесил его на крючок, расстегнул ещё несколько пуговиц на рубашке, а затем наклонился и принялся вылизывать мужской член своим горячим язычком. Когда Фредди взял его в рот почти до основания, Джим протяжно выдохнул, крепко обхватил голову любовника двумя руками, лишая возможности вырваться, и попытался войти ещё глубже. Фред запротестовал и остановил партнёра, уперевшись в его бёдра руками. — Что случилось, Фредди? Мне казалось, что ты способен на большее, — стал поддразнивать своего мужчину Джим, когда тот вынул член из своего рта, чтобы не подавиться и отдышаться. Солист гневно на него зыркнул снизу: вызов был принят. Джим довольно улыбнулся и слегка присел на умывальник, расслабляясь: запах индийских масел приятно ударил ему в нос. Фредди стал целовать его между бёдер, слегка касаясь усами и языком мошонки. Затем он приоткрыл рот, вытащил язык и стал ритмично сосать, стараясь взять глубже, то сощуривая глаза, то поднимая их на Джима. От этого вида ирландец сходил с ума, ведь это было невыносимо интимно и развратно: в томных карих глазах, которые в таком положении выглядели ещё больше обычного, стояли слёзы из-за глубокого минета. Как всем известно, Фредди был невероятно старательным человеком. Если он брался за какое-то дело, которое ему при этом ещё и очень сильно нравилось, то обязательно доводил его до конца. Тоже самое случилось и в тот момент, когда, зажмурившись, он вытянул язык сильнее вдоль возбуждённого полового органа своего любовника и взял в рот полностью, до основания. Джим снова грубовато схватил его за взъерошенные волосы, удерживая пару секунд в таком положении. Ирландец почувствовал, как узкая глотка партнёра судорожно сжалась в приступе тошноты, и отпустил волосы, которые стали слегка влажными от пота. Фредди освободился и победно взглянул на своего мужа. По щеке солиста стекла слеза. Джим притянул его к себе и поцеловал, кусая и лаская языком этот рот, который только что принёс ему незабываемое ощущение. В этот самый момент в дверь постучали. Джим испуганно повернул голову в сторону выхода, но затем снова взглянул на любовника, и тут разум его, наконец, окончательно отключился. Он поменялся с Фредди местами, прижимая его к холодному мрамору, лизнул мочку его уха и прошептал: — Мы не закончили. Фредди пискнул от радости. Джим шикнул на него и пригрозил: — Веди себя тихо. После этих слов ирландец расстегнул ширинку на брюках солиста и развернул его спиной к себе. Фредди шкодливо улыбался, глядя на Джима через зеркало напротив его лица. — Обожаю трахаться прямо перед зеркалом, — возбуждённо произнёс он, схватившись руками по краям мраморного умывальника и замерев в ожидании. Хаттон стянул с его ягодиц брюки и нижнее бельё, слегка наклонил вперёд, заставив прогнуться в спине, и, опустив руку, мягко надавил кончиками пальцев на чувствительный узкий вход. Джиму не хотелось причинять любовнику дискомфорт, поэтому он наклонился через плечо Фреда в поисках мыла. Жидкое мыло нашлось, и, выдавив немного себе на ладонь, ирландец хорошенько смазал свой член и дырочку между ягодиц своего партнёра. Затем он прижался к спине солиста, нежно чмокнув в макушку, одной рукой обхватил его за талию, а другой придержал свой ствол, чтобы плавно и безболезненно его направить в горячую плоть. При проникновении Фи вскрикнул, но, вспомнив, где находился, сдержал следующий громкий стон, поэтому у него вышло что-то вроде полувсхлипа, когда Джим вошёл до предела. Его глаза покрылись невидимой плёнкой из-за накатившего экстаза, он прикрыл их и опустил голову, полностью расслабляясь и отдаваясь своему мужчине. Джиму же хотелось смотреть в эти прекрасные глаза, поэтому он наклонился и, согнутой в локте рукой, обнял Фредди за шею, заставляя выгнуться в пояснице сильнее и взглянуть на ирландца через зеркало. Подгоняемый попытками кого-то из гостей попасть в уборную, Джим быстро набрал нужный темп, целуя при этом горячими губами смуглую шею. Фред зашипел, явно недовольный столь быстро развивающимися событиями, и вцепился тонкими пальцами в крепкое бедро любовника. Его гибкое тело изгибалось, подаваясь навстречу, и Джим легонько оттянул его белую рубашку, чтобы насладиться видом обнажённой влажной кожи и жадно укусить в плечо. В этот момент Фредди достиг первого анального оргазма. Джим хорошо умел это различать. Костяшки его левой руки, которой он вцепился в мраморный умывальник, побелели и напряглись. Всё остальное тело стало мягче, бессильное перед порцией кайфа, похлеще которого могла быть, вероятно, только наркота. Его густые тёмные брови дрожали, а глаза закатывались от удовольствия. Джим ускорился. После первой порции наслаждения Фреду нужна была небольшая передышка, после чего наступал второй, третий, а иногда даже четвёртый оргазм подряд. Но в тот день ему действительно не потребовалось много времени. Джим трахал его так, как это от него требовалось. Он владел им именно так, как Фредди любил. Хаттон провёл ладонью по его пояснице, от волос до ягодиц, шлёпнул по тугой смуглой заднице и ухватился за бёдра, переходя на более грубые хаотичные движения. Фред застонал, наплевав на то, что они с Джимом занимались сексом в общественной уборной ресторана, который посетили якобы ради романтического ужина. К слову, про ужин они не забыли. Когда Фредди почувствовал, что снова находился на пике наслаждения, он взялся свободной рукой за свой член и сделал несколько быстрых ритмичных движений. Этого ему было достаточно, чтобы семя брызнуло из него прямо на красивый тёмный мрамор. Член Джима пульсировал. Ирландец припал к телу любовника, уткнулся лицом в его мокрые от пота сбившиеся волосы и тяжело задышал. Фред ослаб в его объятиях, его ноги дрожали и слегка сгибались в коленях. Внутри всё горело, Джим чувствовал это всем своим телом. Он совершил несколько последних толчков несмотря на то, что его партнёр уже успел кончить, и, издав негромкий стон, излился внутрь Фреда. Джим пытался отдышаться, пока Фредерик поправлял галстук, рубашку и пиджак сначала на своём муже, а затем на себе. Хаттон наблюдал за тем, как солист умывался, приглаживал волосы и салфеткой стирал свою же сперму с мраморной тумбы. После того, как Фредди привёл себя в порядок, он пальцами поправил выбившиеся и торчавшие локоны на голове у Джима, чмокнул того в губы и произнёс: — Мне понравилось заниматься сексом с тобой в общественном туалете. Это было так искромётно и так… развратно. — Мне тоже было очень приятно, Фред. — Нам стоит вернуться. Наш заказ уже наверняка готов. Они выходили из туалетной комнаты по очереди. Первым вышел Фредди. Джим подождал несколько минут, рассматривая своё отражение в зеркале. Видок у него был более, чем предательский: взмокшие волосы, оттянутый помятый воротник рубашки, расслабленный образ человека, у которого только что случился потрясающий секс. Выйдя из мужской комнаты, он буквально каждым своим нейроном почувствовал на себе взгляд абсолютно каждого гостя, находившегося в тот вечер в зале на нижнем этаже. Присоединяясь к любовнику за столом, он ощущал, как его лицо пылало от смущения. — Ох, Фред… — только и смог жалобно выдавить из себя он, прикасаясь к влажному лбу ладонью. Когда после основных блюд мужчинам подали мороженое, Фредди, как назло, стал кормить Джима с ложечки. В этот самый момент ирландец действительно стал замечать взгляды. Он ошибался. Этим людям было не наплевать, они не пресытились каждодневными встречами с рок-звёздами в ресторанах, они всего лишь были самыми обыкновенными надутыми болванами, которые теперь смотрели на парочку с презрением и высокомерием. Пока мистер Хаттон краснел, Фредерик старался быть романтичным, ничего не могло помешать его настрою, поэтому его отношение к таким взглядам было вполне очевидным и характерным ему. Он несколько раз за вечер повторил: — К чёрту их!***
Крупный рыжий кот подошёл и запрыгнул к нему на колени. Темноволосый ирландец вздрогнул от неожиданности. Он настолько глубоко погрузился в свои воспоминания о проведённой с Фредди совместной жизни, что не заметил своего любимчика. Он стал гладить питомца по голове и спине, припоминая, что совсем недавно хотел купить своему мужу котёнка, от которого тот наверняка был бы без ума. Очередной котёнок в доме стал бы всеобщим любимцем, в том числе и новорождённого ребёнка Мэри, который, подрастая, стал бы чаще проводить время в Гарден Лодж. Джим прижал рыжего кота к себе и сказал, обращаясь к единственному слушателю: — Ты ведь даже не знаешь, что произошло, так ведь, Оскар?***
Время никого не ждало. Ни Джима, ни даже нерождённых младенцев. Мэри пришлось лечь в больницу на сохранение своего ребёнка и, возможно, более ранние роды, чем предполагалось изначально. У Фредди в тот момент появился отличный предлог. С каждым днём он приходил домой всё позже и позже. И каждый раз рассказывал байки о том, что задержался в больнице у Мэри. Немного позже Джим выяснил, что это было вовсе не так. Дэйв Кларк не просто так навещал Гарден Лодж по праздникам. Он действительно приготовил кое-что грандиозное для своего друга. Музыкант занимался постановкой рок-мюзикла «Time» в театре «Dominion», для которого ему требовалась главная песня с одноимённым названием. Он попросил Фредди заняться песней, а также пригласил его и Джима на торжественную церемонию открытия. По иронии судьбы, песня, которая называлась «Time» и которую Меркьюри написал для мюзикла, действительно начиналась со слов: «Time waits for nobody»***. Задолго до премьеры мюзикла, расслабившись в отсутствии ссор и скандалов, в самом начале весны 1986 года Джим узнал, что Фредди снова ему изменял. Пока изо дня в день Джим приходил домой с работы как можно раньше, пока хранил верность любимому человеку, пока проводил дома большинство вечеров за просмотром телевизора и ложился рано спать, Фредди продолжал приходить домой очень поздно. Его постоянным оправданием было то, что он оставался с Мэри в больнице или на Стаффорд Террас, потому что никому в Гарден Лодж не хотел мешать своими ночными симфониями. Эти отговорки, возможно, действительно сработали бы, если бы однажды догадливому Джиму друзья прямым текстом не намекнули на возможную интрижку у него за спиной. Однажды Чарльз, друг ирландца и охранник в клубе «Heaven», заявил, что видел Фреда с другими мужчинами. А Джон Роуэлл и Джон Александр, с которыми Джим иногда ходил выпить по чашке чая в ближайшей от Логан Плейс кафешке, шептались о том, что, якобы, видели, как Фредди Меркьюри открыто флиртовал с какими-то огромными мужиками всё в том же пресловутом гей-мать его-клубе. В таком неведении прошёл месяц. Мэри благополучно родила младенца и назвала его Ричардом. Фредди и Джим присутствовали на его крестинах. Мэри выглядела тогда очень счастливой, хотя ей пришлось пережить самое трудное. Тоже самое предстояло Джиму. У Фредди больше не было весомого аргумента, который он использовал в свою защиту. В конце концов ударом для Джеймса стали слова Джона Рида, а также ещё нескольких человек из гей-мафии, которые тихонько подтверждали ходившие вокруг неверной знаменитости сплетни. Именно после встречи с бывшим менеджером Фреда у них дома Хаттон решил перестать закрывать глаза на возможное предательство и всё проверить самостоятельно. Джим знал наверняка, к кому стоило обращаться, чтобы узнать что-то о местоположении знаменитости. Джо Фанелли знал всё о передвижениях Фредди в пространстве. Джо Фанелли знал всё о новых знакомствах Фредди. Иными словами, Джо Фанелли мог всё устроить так, чтобы кто угодно даже при огромном желании ничего не узнал о Фредди или, наоборот, случайно обнаружил все его секреты. Однажды в воскресенье Хаттон проснулся около девяти часов утра. Фредерик снова не ночевал дома. Джим обдумал всё заранее. Он был готов к самой горькой правде. Одинокий, подавленный и осунувшийся, он спустился на первый этаж дома, зашёл на кухню, взял начатую бутылку коньяка и бокал, уселся на диван в общей гостиной и стал ожидать появления личного повара Фредди. Тот себя долго ждать не заставил. Как только ирландец услышал шаги в коридоре, то поднял бокал с заранее приготовленным алкогольным напитком и поднёс его к губам. Джо стремительно ворвался в гостиную. Вероятно, он и сам искал Джима, но когда увидел того, выпивающего в одиночестве, остановился и тяжело вздохнул. — Джим, — осторожно позвал он. Джим отозвался, с поникшей головой что-то промямлив. — Всё в порядке, Джим? — А разве похоже? Фредди снова не было ночью. Я не знаю где он, что с ним, и с кем он… — Так это из-за Фреда? — Нет, это я просто так, от нечего делать. Джо снова вздохнул, помолчал пару секунд, а затем осторожно произнёс: — Я свяжусь с Фредди. Я знаю, где он и что с ним. Если ты тоже хочешь узнать, то пойдём со мной. Но держись от меня на расстоянии, я сам к тебе его выведу. Ты же знаешь, он не любит неожиданных визитов. Это было правдой. Однажды Фредди распсиховался, когда Джим решил сделать ему сюрприз и прилететь в Мюнхен без предупреждения. И ещё, когда после концерта Джим решил зайти к нему в гримёрку, просочившись через охрану. Фанелли привёл Джима к квартире на Стаффорд Террас, где, по его словам, и находился Фредди Меркьюри. Ирландец остался ждать снаружи. Он ощущал себя лишним, чужим, а ведь в том доме в ту секунду сидел его самый любимый человек, которого Джим считал своим мужем. Джо скрылся в доме и через четверть часа вышел с Фредди. Именно в ту секунду Джим заметил кое-что, отчего его сердце, казалось, перестало биться. Среди них было третье лицо — незнакомый молодой парень, который рассчитывал незаметно выскользнуть через дверь и также незаметно скрыться, уходя по другой дороге. Джим всё понял. Его сердце не остановилось, оно заколотилось с бешеной скоростью. Ещё секунду он наблюдал за смуглым солистом, которого считал своим мужем, а затем развернулся и ушёл, не дожидаясь Фредди. Джим действительно всё понял. Джо сделал вид, что помог молодому любовнику Фредди и самому Фредди незаметно разойтись после ночи, проведённой вместе, но на самом деле итальянец привёл Джима и сделал так именно затем, чтобы показать Хаттону правду. Ирландец был ему благодарен. Джим со всех ног помчался обратно в Гарден Лодж. Он не хотел, чтобы Фредди увидел его там, рядом с квартирой на Стаффорд Террас. Он твёрдо решил больше не мешать сексуальным похождениям неугомонной знаменитости. По крайней мере, у Джима появился план, на который он рассчитывал. Ему хотелось сделать вид, что ничего не произошло. Его хотелось заставить Фреда тоже страдать. Знал ли Джим тогда, к чему это могло привести? Так как он был очень догадливым, то, конечно, вряд ли.***
— Оскар, теперь ты всё знаешь. Папочке нужно идти, — прошептал он, обнимая на прощание рыжего кота. Тот мяукнул, дав, вероятно, свой кошачий ответ. Джим опустил кота на землю, поднял свою сумку и направился к главным воротам Гарден Лодж. Оскар последовал за ним. — Тебе нельзя со мной, — обратился он к своему любимцу. — Фредди тебя любит. Он очень расстроится. Мы ведь не хотим, чтобы твой второй папочка расстроился? Кот снова мяукнул. Джиму показалось, что это прозвучало более жалобно, чем в первый раз. — А я… Так и не нашёл причину… Уже не важно. Главное, чтобы у Фредди было всё хорошо.***
— Ты не будешь против, если я схожу побухать с друзьями сегодня вечером? Фредди уставился на Джима так, будто только что заметил его присутствие. — И куда же ты собрался? — пренебрежительно поинтересовался певец. — В своё старое место, в «Market Tavern». Выражение лица Фредди изменилось: его брови дрогнули и слегка поползли вверх. Однако он всегда мог себя контролировать, когда ему это было нужно, поэтому он ответил: — Отличная идея. Конечно, поезжай, развлекись. Я попрошу Терри отвезти тебя туда. — Отлично, — только и сказал Джим. Никаких друзей он приглашать не собирался. Его вид, вероятно, был настолько несчастным, когда он вошёл в здание гей-паба, что это точно отпугнуло бы от него любого приятеля. Однако, сам того не желая, он встретил несколько старых знакомых сразу же по приходу. Джиму ничего не оставалось, кроме как подходить и общаться с ними. Все они констатировали, что мистер Хаттон выглядел очень несчастно. Все они пытались разузнать, что же с ним произошло, однако Джеймс пресекал все подобные попытки. Первое, чего хотелось ирландцу в тот вечер — напиться вдрызг. Он сел за барную стойку и заказал шот у знакомого бармена. Бармен сочувственно поглядел на разбитого мужчину напротив и подал сразу два, не задавая никаких вопросов. Джеймс опрокинул их залпом и заказал ещё. Не замечая никого и ничего, кроме бармена и его шотов, Джим не услышал знакомого голоса, который позвал его по имени. Затем, когда алкоголь слегка ударил в голову, он стал осматриваться и увидел рыжего паренька слева от себя. Рыжий, словно кот Оскар, он расслабленно сидел в объятьях какого-то мужика и глядел на Хаттона каким-то странным взглядом. Когда рыжий понял, что Джим его заметил, то дёрнулся и лениво потянулся, протягивая руку и прикасаясь горячей ладонью к локтю ирландца. Того словно насквозь прошибло электрическим током. Он интуитивно отшатнулся от руки и чуть было не грохнулся со стула. Приятель рыжего рассмеялся так, словно был под кайфом. Хотя, вероятно, так оно и было. Неожиданно Джим вспомнил молодого рыжеволосого парня. Его прикосновение было слишком тёплым и знакомым, вот только в затуманенном наркотой пустом взгляде больше не было ничего родного… Джиму стало в разы паршивее. Он сел обратно, тоскливо опустил взгляд и поздоровался: — Привет, Кевин*. Да, это был он. Тот самый молодой ирландец Кевин, который не мог определиться в жизни, с которым Джим переспал, пытаясь забыть Фреда. Тот самый Кевин теперь сидел перед ним. Его лицо было нездорово-серым, он зажимался с каким-то качком в тёмном уголке всё того же паба. Они с ним особо не разговаривали. Да Кевин толком и не мог говорить. Его зрачки толком не реагировали на свет. Джим был удивлён, что тот вообще узнал его. Ирландцу стало настолько погано, что он опустил голову на раскрытые ладони и понуро уставился на поверхность барной стойки. Вдруг он почувствовал рядом с собой какое-то шевеление. Он поднял голову и увидел приятеля Кевина, который что-то протягивал ирландцу. — Вот, положи это себе в ротик, зайчик, — сказал он. — Что это? — спросил Джим. — Какая разница? — ответил он. — Просто закинься. Тебе сразу станет хорошо, я обещаю. Отчаявшийся Джеймс Хаттон готов был на всё, лишь бы его сердце не раскололось от печали. Не раздумывая, он взял предложенную незнакомцем таблетку и проглотил её. Кевин, сидевший неподалёку, криво улыбнулся. Последним, что успел подумать Джим, было то, что ему скорее всего подсунули ЛСД. Сразу после этой последней здравой мысли ему стало абсолютно плевать на то, что происходило дальше. Он помнил, как к приятелю Кевина присоединилось ещё несколько друзей, которых Джим уже более ли менее знал. Он помнил, как все вместе они выходили из «Market Tavern» и направлялись в «Heaven». Он помнил, как, полностью потеряв контроль над собой, сосался с каким-то крупным мужиком на танцполе клуба «Heaven». Он помнил, как потерял Кевина и всех его дружков из виду. Он помнил, как его полностью накрыло под воздействием ЛСД и всё с тем же мужиком он завалился в общественную уборную, и они стали дрочить друг другу через ткань джинс. Возможно, это было бóльшим, на что он тогда был способен, этот мистер безрассудный Хаттон. Он превратился в одержимого. Его трясло, ему хотелось интимной близости. От прикосновений чужих людей его бросало в дрожь. Теперь он мог с лёгкостью понять Фреда, если бы был способен хоть что-то понимать. Он не помнил, как очутился в вестибюле клуба «Heaven» на небольшом диванчике. Рядом с ним стоял Джон Роуэлл и что-то суетливо бормотал. Из всей его речи Джим разобрал только: — Что за херня с тобой произошла, Джим? Ты выглядишь и ведёшь себя странно. Прошло ещё пару минут, прежде чем ирландец смог открыть глаза шире и кое-как объяснить, что сначала выпивал в «Market Tavern», где чем-то закинулся и вот, очутился на другой планете, в логове разврата. — Ты ведь никогда раньше ничего не принимал. Что-то произошло. Тебе повезло, что я сегодня отдыхал тут и нашёл тебя! — чересчур быстро и громко болтал он, помогая Джиму подняться. — Ты с ума сошёл! Прийти в «Heaven», находясь под кайфом. Да от тебя могли бы живого места не оставить… Джон продолжал ворчать, поддерживая друга под локоть и направляясь вместе с ним к выходу. Оказавшись на свежем воздухе, слишком холодным для апреля, Джим смог, наконец, глубоко вдохнуть. Разум начинал приходить в себя. — Сегодня тебе нельзя возвращаться домой. Что скажет Фредди? Останешься у меня. Джим проснулся утром в квартире Джона Роуэлла с ужасной головной болью. Ирландец осторожно встал, стараясь не совершать резких движений и, словно ходячий мертвец, еле-еле передвигая ногами, отправился на кухню. Джон уже не спал. Он приготовил завтрак и лекарство для Джима. Съев свою яичницу, тосты с джемом, выпив лекарство и запив его чаем, ирландец стал прикидывать возможные варианты развития событий. Поразмыслив над всеми вариантами, мистер Хаттон понял, что вернуться в Гарден Лодж вот так просто он не мог: Фредди наверняка уже рвал и метал по всему дому. Ярость Меркьюри не позволила бы ему и шага ступить за порог особняка. Поэтому, поблагодарив Джона за своё спасение, он отправился к Мэри, которая смогла бы понять всю ужасную ситуацию, произошедшую с ним. Джим рассчитывал безболезненно вернуться в Гарден Лодж, чтобы собрать свои вещи и больше не попадаться на глаза солисту. Он предполагал, что Мэри смогла бы договориться с Фредди так, чтобы у того желание убить Джима поубавилось. Когда мистер Хаттон приехал к Мэри в её квартиру недалеко от Логан Плейс, девушка встретила его не слишком радужно. По всей видимости, ей не хотелось, чтобы разборки двух геев каким-то образом мешали ей и её новорождённому сыну. Джим понимал это, он чувствовал себя виноватым и хотел уйти, однако Мэри настояла, чтобы мужчина остался. — Он был, как на иголках и всю ночь, ожидая твоего возвращения, провёл дома, в Гарден Лодж, беседуя с Питером Стрэйкером, — объяснила она Джиму, что слегка успокоило мужчину. В его душе стала теплиться надежда. Он уже тогда знал, что в очередной раз простил измену Фреда. Ирландцу не нужно было даже встречаться с ним, чтобы простить ему всё. Главное — остаться вместе с любовью всей его жизни. Спустя полчаса зазвонил телефон. Это был Фредди. Сердце Джима пропустило удар. — Джим у меня, — ответила ему в трубку Мэри. — Замечательно, — сказал он жестким тоном, — передай ему, чтобы возвращался, забирал свои шмотки и убирался. И, когда я вернусь из студии, чтобы его и близко не было рядом с моим домом! После этих слов он повесил трубку. Мэри передала его сообщение Джиму дословно, поджав губы и сочувственно на него глядя.***
Проходили дни. Спать, есть, работать или передвигаться — не это было самым тяжёлым, как можно было подумать. Тяжелее всего было просто жить. Как тогда, в далёком 1985 году, он видел силуэты, он видел сны, он видел кошмары. После того, как он покинул Гарден Лодж, он жил в квартире у Джона Роуэлла, где был телевизор — его самая большая анестезия. Он включал старенькие кассеты «Queen», которые имелись у Джона и пересматривал их раз за разом. Порой казалось, что он сходил с ума, и Роуэлл начинал о нём беспокоиться. Потом настало время выйти на улицу. У подъезда Джиму повстречалась кошка, и мужчина зарыдал, потому что совсем недавно видел сон, в котором Фредди нарядился котом: прицепил себе на волосы пушистые ушки, а в попку вставил игрушку для взрослых, имитирующую кошачий хвост. После этого сна ирландец тоже рыдал, словно новорождённым был не Ричард, а он сам. В тот день после встречи с кошкой Джим так и не смог никуда выйти. Он вернулся в квартиру и снова целые сутки провёл перед телевизором. В конце концов Джон сел рядом, чтобы с ним поговорить и убедить в том, что если он продолжит так убиваться по Фредди, то потеряет свою работу и самого себя. Джеймс кивнул, в очередной раз досмотрел последний видеоролик, а затем, передав все кассеты в руки Джону, попросил их куда-нибудь спрятать или выбросить. На следующий день он вышел на работу.***
Премьера рок-мюзикла «Time» должна была состояться девятого апреля, спустя неделю после того, как Джим и Фредди расстались. Именно к такому выводу в итоге пришёл ирландец: между ними всё было кончено. Фред, конечно же, так не считал. В день премьеры в квартире Джона Роуэлла зазвонил телефон. Мужчины не было дома, поэтому трубку поднял Джим и чуть не умер на том самом месте. На другом конце телефонной линии послышался до боли, до судороги знакомый голос. Каким-то образом он узнал номер Джона Роуэлла. Хотя, не было никакого смысла этому удивляться. — Ты дома? — спросил голос. — Нет, — ответил уже, вероятно, не голос, а призрак Джима. — Если ты не дома, то как я по-твоему с тобой разговариваю? — снова спросил голос. — Не знаю. Молчание. — Знаю. Мы не разговариваем. Ты мне снишься, — сказал онемевшими губами призрак Джима. — Я что, часто тебе снюсь? — Ты мне снишься каждую ночь. Порой даже в образе кота. Смех. — Я хочу, чтобы мы вместе поехали на премьеру «Time», — сказал голос нежно, закончив смеяться. — Ты можешь взять с собой своего нового дружка. Вечерний официальный костюм будет ему к лицу, — ответило привидение. — Приходи, мы всё обсудим. Бренное прозрачное невесомое тело Джима решило взять такси. На входе его встретил Джо и еле заметно шевельнул губами: — Он наверху, ждёт тебя. А я, пожалуй, пойду. Наверх тело Джима поднималось словно в каком-то забвении. Лестница казалась ему невыносимо длинной, а дверь спальни — слишком тяжёлой. Он его ждал. Человек, которому принадлежал тот голос. Очаровательный, замечательный, самый прекрасный, самый красивый, самый чудесный человек на свете. Этот самый лучший мужчина накинулся на него с объятиями. Призрачное тело Джима вдруг почувствовало себя более, чем живым. К нему вернулась гравитация. К нему вернулось дыхание. Сердце его снова заколотилось, словно бешеное, усиленно гоняя кровь, восстанавливая утерянную на несколько дней жизненную энергию. Не сказав друг другу ни слова, они упали в постель и занялись диким сексом. То самое время, которое никого обычно не ждало, тогда остановилось ради них, замерло, вслушиваясь в сладкие стоны, в громкие вскрики соскучившихся друг по другу людей; наблюдая за влажными телами, на которых дыбом вставали волосы от раскалённого воздуха; дыша пылкими поцелуями и самыми развратными в мире ритмичными звуками шлепков соединяющихся и сливающихся друг в друге интимных мест; наслаждаясь их собственным наслаждением; делая их пленниками оргазма и, наконец, любуясь плодами своей работы, вырисовывая узоры любви на их телах и оставляя сладчайшее послевкусие. — Давай, возвращайся домой, — было первым, что после секса произнёс голос, которым оказался Фредди. Джиму, вновь обрётшему тело, не оставалось ничего другого, кроме как согласиться. Мягко целуя своего любимого мужчину в лоб, Фредди продолжал нежно шептать: — Ты — единственный, с кем я хотел бы прожить остаток своей жизни. Ты тот, с кем я обрёл спокойствие и любовь, которую искал всю жизнь. Позволь мне всё исправить и вернуть нашу жизнь в обычное счастливое русло. И Джим ему позволил.