I
16 мая 2019 г. в 02:27
*
Джон наконец-то вернулся, но Санса все равно чувствовала себя одиноко. Как чувствует себя человек, оказавшийся в середине зимы на бескрайнем поле, запорошённом снегом. И хотя она крепко держала за руки Арью и Брана — сердце ее ныло.
Теперь, когда вместе с армией Дейнерис в Винтерфелл прибыли Тирион и Пес, она могла проводить время и вместе с ними. Но Пес — всегда был плохим собеседником, а Тириона — словно подменили. Санса смотрела на него, и ей казалось, что что-то неведомое давило на него, надломив так, словно он ветка старого и сухого дерева. Стоя на деревянном помосте, выходящем во двор, и беседуя с ним впервые спустя столько времени, Санса все же смогла удержать себя от того, чтобы задать ему вопрос о причинах. Ей было жаль его, но в любом случае он служил Дейнерис. И это рождало между ними не стену, но ров- ситуацию, так похожую на давно ушедшие времена в Королевской Гавани. Время, когда он был ей мужем и почти другом, но все же, в первую очередь всегда оставался Ланнистером.
Поэтому, перебирая многочисленные, бесконечные бумаги, с просьбами и мольбами, счетами и расчетами, она чувствовала лишь удушающую тоску по Джону. По их разговорам, и по их спорам; по его рукам, которые обнимают ее и по их совместным прогулкам; по его заботе о ней. Тоску по прежнему Джону. Чувствовала — и сама корила себя за это. О Дейнерис она старалась не думать. Но если бы кто-то спросил ее мнение о Драконьей королеве, то Санса предложила бы запереть ту в одной клетке с Серсеей, чтобы они выцарапали друг другу глаза.
И когда грязный и потрепанный Джейме Ланнистер появился у ворот Винтерфелла она, к собственному удивлению, почувствовала к нему лишь жалость. Не желание его уничтожить, как одного из врагов своей семьи. Не желание закопать его в землю Винтерфелла прямо у его ворот. Нет. Лишь странное ощущение неспособности презирать того, кто выглядел настолько жалко. И это ощущение только усилилось, когда его вывели для того, чтобы судить, в середину главного зала Винтерфелла. Оборванный, со спутанными волосами, и заросший бородой, еле стоящий на ногах от усталости, он выглядел потерянным — точно, как и она — и у нее внезапно защемило сердце от жалости к ним обоим. Сидя по правую руку от Джона, за дубовым столом, одетая в лучшую одежду, ей лишь хотелось верить, что она все же не позволяет себя выглядеть так же жалко, как он.
Пока Дейнерис, встав, словно желая возвышаться над всеми, говорила, Санса ощущала, как кто-то теребит ее за плечо. Но ей не было нужды поворачивать голову для того, что узнать кто это. По правую руку от нее стояла Бриенна. Ее лицо, белое как кусок ткани, ничего не выражало, но в глазах читалась плохо скрытая мольба. Лицо Тириона стоящего рядом с Драконьей Королевой, было таким же — застывшим, словно маска.
Еще до начала этого суда Санса знала, что ей предстоит сделать: защитить этого мужчину. Человека, который был скорее ей врагом, чем другом. И все же, она должна была сделать это. Не ради него самого, но ради людей, которые когда-то были добры к ней. Верны ей. Но сейчас она ощущала, что это даже доставит ей некое удовольствие. Она чувствовала азарт от мысли о том, что этим она насолит вечно улыбающейся, как будто на чьей-то свадьбе, Дейенерис. И хотя подобные мысли были достаточно низкими, Санса давно не относилась к тем людям, которые врут сами себе, только чтобы успокоить свою совесть. Ее смущало другое — Петир был бы наверняка недоволен этим ее поступком. Будь он жив, конечно же.
Когда она наконец тоже встала, чтобы сказать свое слово, она, прежде чем начать, бегло окинула взглядом зал. Все сомневались: Север застыл в своей ненависти к Таргариенам и Ланнистерам. И это, словно печать, лежало на их лицах. Никто из лордов Севера не мог решить, кого же следует ненавидеть больше.
Она старалась не смотреть на Джона, но и так чувствовала, что он не одобряет. Его взгляд жег ее и сквозь меха, и ей с грустью подумалось о том, что теперь он не одобряет всего, что не одобряет его королева. Вечером, они с ним скорее всего опять поругаются из-за этого.
И хотя речь была недолгой, но этого хватило, для того, чтобы Северные лорды приняли ее сторону. Не способные встать ни на сторону Ланнистера, ни на сторону Таргариена, они угрюмо повиновались скрытому приказу в ее словах. Остальное решили данные Бриенной и Тирионом показания. Бран говорил последним. Как всегда, мало и отрывисто, но его слова сделали из человека без чести- спасителя. Дейнерис пришлось отступить.
**
Джон никогда не судил о людях предвзято. Не доверял слухам, предпочитая дать каждому оступившемуся второй шанс. Возможность исправить свои ошибки или доказать, что их никогда не было. Поэтому, когда он впервые услышал о том, что еще один из Ланнистеров прибыл в Винтерфелл, — он почувствовал к нему уважение. Сначала.
Когда он только прибыл, когда он стоял на коленях в грязи, скручиваемый и уводимый под стражу — Джон почти восхитился этим человеком. Перед ним был человек абсолютной силы воли. Он прибыл сюда, как самый простой, обычный мужчина, для того, чтобы сражаться с мертвыми. Его не остановили ни его титулы, от которых он отказался; ни его клятвы, данные сестре и которые он теперь нарушил; ни страх того, что его могут казнить еще до того, как он пройдет под воротами Винтерфелла. Да, таким человеком стоило восхищаться. И такому человеку стоило дать второй шанс. Джону тогда казалось, что он может понять его. Что они, наверное, даже похожи.
Суд над ним должен был состояться на следующий день. И лежа вместе с Дейнерис на большой кровати, гладя ее восхитительно нежные ноги, он долго и упорно уговаривал ее пощадить его. Хотя бы ради Тириона. И скрепя сердце, под его нескончаемым давлением, та все-таки согласилась дать ему свое помилование.
Но на суде все снова пошло не так. Не по плану. Не по его плану. Из-за Сансы. Ему казалось, что он даже прошипел ее имя вслух, сидя прямо там, за дубовым столом, в самом центре судилища. Всего лишь прошипел. Но хотелось ему ни этого. Другого: оттащить ее в сторону, и заставить наконец молчать. Молчать и не лезть на рожон, как она это всегда делала. Но было поздно: Санса уже говорила и ее короткая речь, речь истинной дочери Неда Старка, зажигала холодные сердца Северных Лордов. Они уже приняли ее сторону, а Дейнерис так и не смогла показать свое великодушие. Не смогла показать им насколько она милосердна, как она о том мечтала. Все перевернулось: теперь это не она, королева, милостиво пощадила Джейме Ланнистера- отступника и убийцу, проявив свою бесконечную доброту. Теперь- это ее заставили отпустить его. Навалившись словно снежный ком: все и сразу. И во главе этого снежного кома была Санса.
Он был готов скрипеть зубами от досады: все на Севере отчаянно отказывались понимать, что у них только один шанс выжить — это дать Дейнерис то, что она хочет. Сегодня, ей хотелось показать свое великодушие в судилище над человеком, который убил ее отца — и даже в этом ей отказали. Весь Север сошелся с ней в битве, как со старым врагом. И его резало словно мечом — до бешенства — то, что Санса не доверяла ему больше. Не доверяла только потому, что он осмелился привезти в их дом драконью королеву без которой все они были обречены. Они с Сансой ругались каждый вечер — и это выворачивало его наизнанку, оставляя зализывать раны так, как будто он дворовый пес после драки. Но на следующий день все повторялось вновь. Санса не слушала его- он видел это.
Поэтому, когда Санса закончила свою речь и вновь села, Джон лишь прикрыл от раздражения глаза. И хотя она уперлась в него взглядом, словно клинком, на этот раз он увернулся от сражения. На самом деле он мог и не слушать ее речь — он и так знал, что она скажет. Он вообще знал ее лучше всех.
***
Джейме казалось, что вместо пути к Винтерфеллу — он едет по сплошному перепутью бесконечных дорог. Ночью, вздрагивая, он просыпался от миражей, преследующих его. После этого он никогда не мог уснуть вновь, и прислонившись спиной к стволу дерева, просто ждал рассвета. И хотя жесткая кора царапала ему спину даже сквозь походный плащ, он никогда не начинал свой путь до первых лучей солнца.
Ему чудилось все и сразу. Серсея, такой, какой она была: с золотыми косами до пояса, нежной улыбкой и голубыми глазами- такими же как его собственные. Их дети, которые даже не знали, что он их отец. Безумный король. Кейтилин Старк и один из ее сыновей. Мальчик, выкинутый им из окна башни во имя любви, которой уже не было. Однажды, лишь только один раз, ему приснился Нед Старк. И в бесконечной череде кошмаров, его образ был самым светлым из видений. Это было видение, приветствующее его на Севере как старого друга. Он находил это почти ироничным и все же никогда не смеялся над этим.
Переступая порог Винтерфелла — заезжая в его внутренний двор — он был готов умереть. Он был из семьи, которая всегда платит свои долги. Но на самом деле каждая великая семья следовала этому принципу — поэтому он бы понял, и даже принял, желание людей здесь, на Севере, сразу отрубить ему голову. Но вместо этого он получил странный суд, полный фарса, и к своей радости, встречу с братом, прибывшим сюда как десница Дейнерис Таргариен.
Мертвые шли к Винтерфеллу, но он, к своему удивлению, нашел в этом северном замке то, что давно не искал- людей защищающих его. Будь то Бриенна, его брат, или тот самый мальчик, выкинутый им из окна, но выживший и ставший провидцем. А еще он нашел тут Леди Старк, которая смотрела на него (в него) своими равнодушными голубыми глазами. Она много улыбалась, и было видно, что она презирала его, и все же она помогла.
Ее голос, разносящийся по залу, звучал уверенно, почти приказывающе, но все же, натыкаясь на него взглядом- девушка еле заметно морщилась.
Он смутно помнил ее со времен Королевской Гавани. Она интересовала его не больше, чем какой-нибудь стул, в одной из многочисленных комнат дворца. Впервые он по-настоящему взглянул на нее лишь когда вернулся с Севера: без руки, но с клятвой данной Кейтилин Старк. Тогда, на свадьбе Джоффри он и увидел ее в первый раз. И она показалась ему маленькой запуганной девочкой, лишь по ошибке, наряженной во взрослые одежды — и он от всей души пожалел ее. Теперь же они наверняка поменялись местами, потому что лишь чувство жалости могло заставить Леди Винтерфелла на время забыть о своем презрении к нему.
Он не успел хорошо разглядеть ее на суде, но после он делал это ни один раз. Впервые, когда утром на следующий день, они все завтракали за общим столом в большом зале. Она наклонилась к нему так, что кончики ее рыжих волос коснулись поверхности дубового стола, и посоветовала бороться.
— Если вы приехали сюда, чтобы помочь и тем самым искупить Ваши грехи, то тогда Вам не стоит умирать сразу. Попробуйте прожить чуть подольше.
Ее слова гулко разнеслись по вмиг притихшему залу, давая размашистое эхо. Все слышали их. И все, что это значит: Санса Старк, Леди Винтерфелла приняла его. И он сам это понял- он больше не был как чумной здесь. Его больше не сторонились, не огибали так, словно он какое-то раненое, но все еще опасное животное. Люди Севера понимали и принимали только своих, и слова Старка значили много для тех, кто был здесь.
И когда позже, он снова рассматривал ее, то он смог уловить изменения, произошедшие с ней. И хотя он по-прежнему был выше нее- все же она была довольно высокой. Ее волосы, рыжие как пламя, были почти всегда распущены, а платья больше напоминали доспехи, чем вещи из женского гардероба. Она выросла настоящей красавицей, но вся мягкость, которая была в ней раньше, словно улетучилась. Ее характер стал под стать ее платьям.
Иногда они разговаривали. Больше- ни о чем. Когда под вечер она выходила из своих верхних комнат и подолгу стояла на деревянном помосте во внутреннем дворе, то её взгляд, обычно расслабленный, цеплялся за тренирующихся там. Она словно выцеливала что-то.
Он знал, чем она бесконечными днями занимается в комнатах замка. Отец слишком долго и упорно готовил его к роли хозяина Утеса Кастерли. Отчеты и подсчеты, переписка и распределение оружия, провизии, спальных мест — все в Винтерфелле знали, что этим занимается именно она. Он бы мог, в благодарность за то, что она сделала для него на суде, предложить ей свою помощь. Но он приехал сюда только ради одной цели- воевать. А не помогать дочери Неда Старка в управлении ее собственным замком.