War

*       Зима пришла. Это чувствуют все. С каждым днем становится все холоднее, и, хотя Санса кутается в самую теплую одежду, мороз все равно пробирает ее до костей. И несмотря на то, что она замерзает– она ощущает, кожей чувствует, себя как на вулкане. Словно под Винтерфеллом развели огромный костер, но он и не греет вовсе. Лишь поджигает.       Поэтому, когда в Винтерфелл прибывает Теон, ей кажется, что настала оттепель. Неожиданная и негаданная, как апрель в середине зимы. Она чувствует к нему все и сразу: и благодарность, и радость. И когда она обнимает его, видя снова здесь, рядом с собой, спустя столько времени, то ей кажется, что к ней вернулся ее давно потерянный брат. Рядом с Теоном она ощущает, как ее одиночество делает шаг назад. Отсутствие Джона рядом с ней больше не ранит ее так сильно. Она смирилась с его вечным отсутствием. Он теперь всегда был занят одним- Драконьей Королевой. Но Санса уже привыкла. Очевидно, что в какой-то момент ему просто надоело все время ругаться с ней из-за Дейнерис — и он предпочел просто избегать Сансу.       Иногда она беседует с Джейме. Их чинные и короткие беседы веселят ее, но она не смогла бы сказать, что тот бывает излишне дружелюбен. Но этот вызов радует ее, как радует любого засидевшегося на месте человека небольшая поездка. Ей стыдно признавать это, но до приезда Теона, она почти начинает хвататься за него — как за соломинку. К счастью, с приездом Теона это ощущение уходит. Санса уверена- только это и понимание того, что все они в одной лодке, могло толкнуть ее на подобное фамильярное общение с бывшим врагом. Однако, она признает- Джейме оказался не самым плохим человеком- по крайней мере он не отбирает у нее брата.       Инициатором их с Джейме общения в те дни, когда им удавалось поговорить, всегда выступала она. Обычно, они случайно сталкивались на улице, и она всегда останавливала его за тем, чтобы поболтать. А он- нехотя, но с почтением останавливался. Тем не менее, в глубине души Сансе нравилось думать, что он тоже получает удовольствие от их бесед. Впрочем, это не слишком ее заботило, она знала- он ей должен; и в любом случае не может ей отказать. Теон называл это эгоизмом.       Их разговоры всегда были о чем-то неважном; разговоры о ерунде. Будь то погода, тренировки или какие-то схожие с ними вещи. Они никогда не говорили долго. Они никогда не разговаривали о прошлом. Но последнее- было общим правилом для всех в Винтерфелле. Если бы все они начали вспоминать друг другу прошлое, то Иные нашли бы в замке лишь мертвых. Слишком разные люди здесь собрались, слишком разные вещи связывали их друг с другом когда-то. И все же, порой ей было стыдно, что она все время сравнивала их- ведь они были в таких разных -не сравнимых ситуациях. И все же Санса, подметила его- как обычно животные одной породы безошибочно подмечают друг друга. Он все время был один- так же, как и она, несмотря на то, что он был почти в стане врага, а она у себя дома.       Она радуется, видя, как много тот общается с Бриенной, как они тянутся друг к другу. Санса видит: они стали неплохими друзьями. Но когда, в один из дней, сидя в своем кабинете и выглядывая из-за кипы бумаг и счетных книг, она, не сдержав своего любопытства прямо спрашивает об это у Бриенны — та лишь слегка краснеет и прячет глаза. И это самое удивительное, что видела Санса за долгое время. И ей ужасно хочется, чтобы Джейме ответил Бриенне взаимностью, но, когда она делится этими своими мыслями с Теоном, тот лишь молча качает головой.       В эти длинные дни перед битвой, вечерами, после работы, стоя на деревянном помосте, выходящем во внутренний двор, она смотрит на то, как там, внизу, тренируются одичалые. Так она пытается вселить в себя уверенность. Незримую, но необходимую веру в то, что у них все-таки есть шанс. Обычно, Джейме тоже среди них. На ее взгляд, он удивительно быстро и легко сошелся с этими людьми- для Ланнистера, сына Тайвина, человека, рожденного с золотой ложкой во рту.       И хотя ее, уставшую, ритмичный звон мечей всегда убаюкивал, она не могла удержаться от того, чтобы не поглазеть на него. И, разглядывая его, она вынуждена была признавать, что он еще и хорош. В обычной одежде, небритый и с отросшими волосами, он нравился ей куда больше, чем холеный Джейме Ланнистер в золотых доспехах Королевской Гавани. Он был еще молод- и его аристократическая красота и тренированность выделяли его, несмотря на то, что у него не было руки. Он был хорош. Но не так, как Джон, который изредка, но все-таки присоединялся к тренировкам. В эти дни ее сонливость внезапно спадала, стоило Джону только появиться во дворе и Санса ловила себя на том, что не может оторвать от него глаз. И в такие моменты ей думалось, что лучше бы она смотрела так на Джейме Ланнистера, чем на собственного брата.       Потом, она всегда глубоко вдыхала, втягивала морозный воздух, стараясь дышать глубоко и размеренно, отводя взгляд. Но что-то все равно кололо ей грудь, так, словно лишняя булавка в ее корсете, забытая всеми, скребла кожу. Ей оставалось лишь надеяться, что и это тоже пройдет.       В эти дни ожидание тянулось как густая смола. Джона она видела все реже — и с каждым разом он был все мрачнее. Поэтому, когда в один из дней он внезапно приходит к ней в кабинет — Санса ощущает удивление. И радость. Она действительно скучала по нему все это время. Даже мрачный и злой Джон был для нее куда приятнее, чем бесконечная кипа бумаг и подсчетов.       За то время, что Санса не видела его вблизи, его лицо вытянулось, а взгляд его черных глаз стал еще пронзительнее — так, что Санса непроизвольно вздрагивает, ощущая, что он здесь, рядом- и смотрит на нее. Она жестом приглашает его войти: невежливо держать собственного брата на пороге рабочего кабинета. Еще недавно-его собственного.       Внутри кабинета, за закрытыми дверями, было значительно теплее, чем снаружи. И хотя даже дрова были нынче в дефиците, она не могла отказать себе в том, чтобы отапливать этот кабинет, место где она проводила большую часть своего дня, лучше, чем все остальные покои Винтерфелла. Она истинная северянка, дочь Севера, с самого детства терпеть не могла холод. В ее ярких, сладких, почти тягучих детских мечтах, кроме рыцарей, она всегда мечтала и о золотой столице — великолепном городе у моря, где всегда стоит лето и светит солнце. Увы, все оказалось не совсем так. И теперь, несмотря на то, что Королевская Гавань была ей ненавистна, но полюбить холод родного Севера она до сих пор не смогла.       Она встряхивает головой, отгоняя воспоминания, а Джон закрывает за ними дверь. Она тихонечко скрипит и Санса невольно задерживает дыхание. Ее плащ, зацепился за край двери, и она неловко дергает его за на себя. Это не помогает, и Джон, присев на корточки аккуратно высвобождает его. Санса вспыхивает- ей так не жгло щек с момента ее первого поцелуя с Джоффри. Секунду спустя ее передергивает от сравнения. Они проходят в глубь комнаты, и Санса замечает, что плащ Джона порван прямо на плече. Ее рука невольно касается этого места. — Я могу это исправить. — Что? Джон поворачивает к ней голову и взгляд у него почему-то ошалелый. Сансе — неловко. — У тебя дырка на плаще. Если ты хочешь- я могу ее зашить. Джон — кивает. — Спасибо, Санса. Я так замотался в последние дни, что даже этого не заметил.       Буквально пару секунд- и он уже был в ее руках. Сансе хотелось предложить ему помощь, в том, чтобы снять его- но Джон мог отлично сделать это и без нее. Поэтому она так и не решается предложить помощь, чувствуя, что это снова было бы слишком неловко. Да она и не успела- Джон снимает его почти моментально. Короткими и точными, по-военному отточенными движениями. У них не было времени молчать, поэтому Джон говорит все прямо. Впрочем, он всегда все говорит прямо. — Не сталкивайся с Дейнерис. Это не закончится для нас хорошо. Она привела для нас помощь. Ты не обязана ее любить, но попробуй быть приветливой, хотя бы из чувства благодарности, — он тяжело вздыхает, — пойми, Санса, она нужна нам. Она нужна Северу.       Санса закипает, слыша это. Она хотела бы чувствовать «благодарность», но при виде Драконьей Королевы чувствует лишь гнев и раздражение. Это же она чувствует по отношению к Джону, просящему за нее. Ей хочется крикнуть на него; со всей силой встряхнуть. Объяснить ему, что он ведет себя как идиот, или даже хуже- как влюбленный мальчишка. Что он не замечает вокруг себя ничего: кроме Дейнерис и мертвых. Но она не говорит ему этого- она молчит. Молчит и таращится на него, опершись руками на письменный стол и отчаянно пытаясь подавить гнев, чтобы вновь не нахамить. В конце концов спустя столько дней он пришел к ней — к Сансе, только затем, чтобы опять поговорить о ней — о Дейнерис. — У нас нет времени на разногласия. Мертвые уже близко, и только объединившись — мы сможем одержать победу. Мы все по одному сторону. И ты должна понять, что она тебе — не враг. Он делает к ней шаг, почти в воодушевлении, надеясь убедить, но останавливается, видя поднятую ею руку. — Я понимаю это, — она с трудом выговаривает это, — но что на счет Севера? Что будет с нами, когда война закончится? В каком положении мы будем тогда? Уверенность в своей правоте вновь возвращается к ней. — Санса, ты мне доверяешь? — в его взгляде, устремленном на нее, проскальзывает мольба. Мольба не взваливать на него еще и это. Он замолкает- ждет ответа. И Санса сдается, кивая. Ей не хочется думать, что он ушел от вопроса. — Я обещаю тебе, что позабочусь о Севере и поговорю с Дейнерис. Но не сейчас. А после нашей победы над мертвыми. Если мы победим. Но сейчас- не время для этого. Не говори мне, что сама этого не понимаешь.       Сансе не хочется отвечать, и поэтому она смотрит в стол, избегая его взгляда и молча раскладывая по местам многочисленные свитки. Она чувствует, что он теснит ее. Она знает, но ей не хочется признавать, что Джон прав: просто выжить. Победить мертвых. Пережить зиму. Сейчас нужно думать об этом. Им всем. И все же- ей хочется уйти- абстрагироваться от этого разговора. Но Джон не дает ей этого сделать. — Санса. Он зовет ее по имени, и она слышит нотки раздражения, почти приказа в его тоне. Ей хочется игнорировать это и дальше. — Санса. Я сдержу свое слово- ты меня знаешь. А ты, должна пообещать мне, что не пойдешь против Дейнерис. Слышишь?       Он подходит к столу с другой стороны и легко перегибаясь через него, заглядывает ей в лицо. И она чувствует- он не отстанет. Ей остаётся лишь отвлечься от своего заняться и вновь поднять на него взгляд.       Санса знает свои слабости- и одна из них то, что она слишком часто не может ему отказать. Зная это, у нее нет другого выхода- ей приходится держать оборону. И для этого у нее остаются лишь бесконечные споры и крики, чтобы не утерять, чтобы не сдать свои позиции. Но он так устала, и ей стоит признать — на этот раз Джон победил. Она слегка кивает головой. — Хорошо. Я поняла это. Я сделаю то, о чем ты просишь. Но если ты не сможешь защитить Север- я сделаю это сама.       В кивке Джона- ей чудится какое-то недоверие, но минуту спустя, он уже рядом- целует в лоб так мягко и по-братски, но Сансе все равно от чего-то стыдно. Она не чувствует мягкости, лишь то, как его щетина колит ей лоб, как будто почти до крови, а руки слишком сильно сжимают ее плечи- и все же ей приятно. Приятно до того, что она закусывает губу. Она кладет свои руки ему на плечи и хочет обнять, но их прерывает стук. И Сансе кажется, что это- словно ее спасительный колокол от самой себя.       Вид, у вошедшего Джейме не сконфуженный, скорее усталый и раздосадованный, но Санса все равно убирает руки с плеч Джона. Тот как-то странно на него смотрит, но в итоге все-таки приветствует одного из Ланнистеров, отступая от нее на шаг. — Сир Джейме, вы как раз вовремя. Джон почти вторит ей. — Да, проходи. Мы как раз уже закончили. Когда Джон уходит, она еще некоторое время смотрит на дверь. **       Он входит в нее снова и снова. И она- вся раскрыта для него; а ее пальцы- мягко, словно перья, скользят по его спине. У нее горячие тело, и мягкая кожа; и когда он целует ее ключицы- она тихонечко стонет. Он берет ее на большой, задернутой тяжелым балдахином кровати, в своем родовом замке- так, словно они давно женатая пара; никого и ничего не стесняясь. Да и стоит ли? Их роман ни для кого уже не секрет. Ее руки обвивают его шею, и она притягивает его для поцелуя; шепчет что-то; но он ловко переворачивает ее на живот- и вновь оказывается в ней. Дейенерис громко стонет- и ему нравится это; нравится то, что она никогда не может сдержать себя.       Когда он ставит ее на колени, и вновь входит в нее сзади, она лишь нетерпеливо двигает бедрами. Он входит и выходит из нее, легко кусая за плечо — и звуки шлепков стоят у него в ушах- все смешивается в единый бесконечный водоворот. Потом, он перебирает ее белые, как снег волосы, и жмурится от удовольствия, когда она целует его в краешек губ.       Иногда ему кажется, что в эти недолгие и дикие дни перед битвой- он попал в свой собственный рай. И раскинувшись на кровати; в до жара натопленной комнате; смотря на обнаженные, белые как снег, ягодицы Дейенерис, которая встала, чтобы налить им вина- он верит в это. Почти. Все, чего он когда-либо хотел- было сейчас с ним: признание и положение, дом и семья, его близкие друзья и его женщина. Так казалось. Но видения быстро оставляют нас.       Днями он тренируется в большом дворе: до пота и крови; вечера проводит за планом битвы. Ему кажется: звук от ударов мечей стоит у него в ушах- но ночами это стоны. Но мертвые- слишком близко. И открывая глаза; откладывая меч; или поднимая глаза от карты- он видит неизменным лишь одно: разногласия. Холодным и ядовитым болотом лежащие между его сестрой и Дейенерис. Поэтому- ему не хочется открывать глаза; и не хочется откладывать меч; а карты военных планов нравятся ему больше бесконечных свор.       И когда Варис, мягко шурша подолом своего одеяния; одетый легко и не по погоде; входит в его кабинет- Джон теряет терпение. И хотя, Варис сладко улыбается, но его глаза- цепки, а речи серьезны. И Джон с каждой минутой становится лишь мрачнее: словно вошедший, выпивает из него все соки. И слушая его, Джон чувствует только одно: желание запереть Сансу до конца этой битвы за дубовой дверью и выпустить лишь после ее конца. С Дейенерис — проще. Он просто увезет ее из Винтерфелла после битвы; да она и сама немедля отправится в путь на Королевскую Гавань. Но до этого еще бесконечно долго, и не одна дубовая дверь не удержит Сансу, если она вбила что-то себе в голову. Варис низко кланяется, ниже, чем следовало, бы- и Джон кивает ему в ответ, обещая поговорить с сестрой.       В конце концов у Джона нет идей, как сделать это лучше; он-не стратег; лишь воин. Поэтому он просто приходит к ней- на порог еще совсем недавно своего собственного кабинета. Размашисто распахивает незапертую дверь, но Сансы там нет; а сзади, со спины он слышит ее мягкий и ровный голос. Он тепло улыбается ей, и они заходят внутрь вместе -как раньше. И лишь ее платье цепляется за край двери- и он наклоняется, низко-низко, мягко поправляя ее подол, освобождая и опуская его обратно на землю. Он касается лишь подола, но ему почему-то вспоминаются голые ягодицы Дейенерис. Ее платья- он любит задирать.       Щеки Сансы красные, как спелые яблоки, очевидно, что она только что вернулась с улицы. Ему хочется сказать, что ей стоит запирать двери своего кабинета, но потом он одергивает себя: разве в Винтерфелле есть какие-то враги, которых следует опасаться?       Их спор- изнурителен. Он чувствует себя измотанным-выволоченным наружу. А еще- огонь; азарт; желание смять и одержать верх. Как и всегда — во время их споров. Но Санса- упряма как баран. И в конце концов она просто замолкает, предпочитая игнорировать его, чем продолжать вести спор, в котором она начинает проигрывать. Но Джон знает- сегодня он не отступит. Это- слишком важный вопрос. И когда она наконец соглашается, нехотя, сквозь зубы- он выдыхает с облегчением. Он тянется к ней, хочет поцеловать в лоб, но его пальцы путаются в ее волосах, словно в прутьях- и поцелуй получается смазанным.       Ланнистер появляется в комнате внезапно- так, словно получал для этого приглашение; и Санса, заметив это; почти моментально отпрыгивает от него к другому краю стола. Джон на это лишь хмурится. И когда Санса приветствует вошедшего, гулким голосом, смотря только на него-он хмурится вновь. Но их разговор закончен, ему больше нечего делать здесь и поэтому он уходит.       В Винтерфелле идет война; и смотря в спину Ланнистера, за закрывающейся дубовой дверью кабинета, где он остался о чем-то говорить с Сансой; Джон понимает, что Винтерфелл принял слишком много беженцев- и среди них могут быть люди сомнительной репутации. Следует подстраховаться и приставить к Сансе охрану. На следующий день он лично подбирает людей для этого. И хотя он уже знает, что она поднимет его на смех; он намерен настоять на своем решение снова. Дейенерис всегда ходила с охраной- это следует перенять и Сансе.       Наблюдая за ней в следующие дни, он чувствует, прилив радости: она все-таки послушала его. Она- больше не лезет на рожон; не грубит и не ёрничает; не старается посильнее задеть Дейенерис. И хотя, ему все еще приходится страховать ее, он понимает, что дело все-таки сдвинулось с мертвой точки. Возможно когда-нибудь их с Дейенерис отношения даже назовут теплыми. Поэтому, когда Сэм, растерянный и бледный, зовет его поговорить, то Джон не чувствует подвоха. Даже тогда, когда они оказываются в крипте Винтерфелла.       У него-слишком хорошее настроение, и, когда Сэм наконец начинает говорить –его слова звучат дико для Джона. Словно кто-то бьет его острым копьем в грудь. Сэм- его любимый и главный друг, но сейчас Джону хочется лишь одного: вставить ему в рот кляп и оставить в крипте навечно. И чем дольше тот говорит-тем больше Джон ощущает тоску. Его практически идеальный и прекрасный мир рушится. ***       В эти дни- дни перед битвой, когда время текло особенно медленно, он чувствовал себя бесполезным. Он приехал сюда не для того, чтобы с кем-то общаться и заводить друзей. И точно не для того, чтобы тренироваться — он мог бы делать это и в Королевской Гавани. Но именно этим он и занимался сутками напролет, продолжая оттачивать свое умение пользоваться мечом левой рукой.       Обычно, он тренировался в небольшом и круглом внутреннем дворе, огороженном от посторонних и просто зевак, вместе с одичалыми. Ему нравилось бывать среди них- они никогда не спрашивали ни о чем личном; и мало рассказывали о себе. Их волновало лишь то, насколько хорош воин, стоящий перед ними; и сколько выпадов он сможет сдержать, прежде чем окажется лежащим в снегу, прижатый к ледяной земле. Джейме- понимал таких людей; лучше –чем когда-либо он понимал придворных своего отца или сестры. И хотя их речь содержала такие ругательные слова, которые ему не доводилось слышать даже в Королевской Гавани — он находил их вполне неплохими малыми. У Джона Сноу —был хороший вкус.       Вместе с ними тренировалась и Бриенна. Ее новый доспех, начищенный и отполированный, всегда ярко блестел в свете дня- ее трудно было не заметить. Когда они попадали в пару- она всегда дралась в полную силу; била его с остервенением врага — и ему доставляли удовольствие подобные поединки. Вместе с Бриенной они ели и пили; вместе сидели за большим столом в общей зале и спали в небольших соседних комнатках. А их долгие беседы были приятные ему почти также, как и их поединки.       Порой он видел и леди Винтерфелла- неизменно обходительную и вежливую, с мягкой, но дежурной улыбкой. Она улыбалась с такой силой, что улыбка давно въелась в нее и не исчезала даже по ночам. Так иногда улыбалась Серсея- когда видела Роберта; или особенно ненавистного ей чиновника. Джейме всегда отворачивался, видя ее эту ухмылку: но Леди Винтерфелла, видимо, наоборот, запомнила ее очень хорошо, за то время, что жила в Королевской Гавани.       И может быть поэтому, во время их коротких, но не таких и редких диалогов; ему порой, сквозь всю рыжину ее волос- мерещится и не она вовсе- Серсея. И он всегда, запоздало, но одергивает себя –его сестра не принесла ему ничего хорошего, чтобы теперь, за тысячи километров от нее, видеть ее в совсем другом человеке.       Он много тренировался. Лязг меча, и уклонение, и удар, и звон, и вновь глухой звук бьющихся друг об друга кусков металла. Эти звуки для него- как песня. Когда с детства учишься лишь одному — владеть мечом- меч становится вместо замка, вместо дома. И ему нравится этот звон- как нравился когда-то звон колокола в далеком и родном Утесе Кастерли, в те времена, когда он был еще ребенком.       Он тренируется, но замечает- трудно не заметить, что в Винтерфелле людей- все больше. И они продолжают прибывать. Женщины и дети, мужчины и юноши: кто-то почти без всего, как беженцы с ближних к стене территорий; кто-то с целыми обозами; пару раз Джейми даже замечает коров и коз- но даже это не заставляет его улыбаться. И замок, словно оживший — теперь полон самых разных людей. И все они, как один, торопливо или размеренно, но отдают знаки приветствия и уважения сразу трем. И в этом трио, где каждая голова повернута в свою сторону — Джейме улыбает все.       Ему понятна реакция Джона- он всегда от этого торопливо, почти брезгливо отмахивается. Ему- это не интересно: не интересна власть, не интересны почести. Его мир- сомкнут вокруг мертвых и битвы; вокруг пояса и между ног драконьей Королевы. Джейме всю жизнь- лишь сражается, бьет мечом- и больше ничего. Но лорд Тайвин учил своего сына хорошо, и даже он помнит, что власть — это еще и средство. Чудодейственный эликсир, укорачивающий путь к любой цели ровно в двое. Но Король Севера не знает этого- а Джейме ему ни друг, и ни отец, чтобы говорит это. В конце концов, даже если твои желания- оказаться под какой-то юбкой навечно — оно могло бы помочь и здесь. Но Джон Сноу, очевидно этого не знает, и поэтому в Винтерфелле идет война. Холодная, и тихая, как змея- опутывая всех и каждого. Скользящая по коридорам и спальням; между рядов воинов и зевак; и неизменно оказывающаяся в комнатах двух женщин.       Но вмешиваться в войну королев: пусть одна уже бывшая*; а вторая лишь будущая- не хотел никто. Все отложили это, как человек, оказывающийся на арене со львом и змеей, неизбежно прежде решит сразиться с хищником. И все же- змея всегда рядом.       Бриенна- беспокоилась о Сансе. Ему иногда казалось, что даже больше, чем ее собственный брат. Клятва- однажды данная ее матери- вросла в Бриенну, неожиданно став почти отеческой заботой об этой маленькой, запуганной девочке. Такой Санса была, когда они встретились с ней впервые- такой она, оставалась для нее и сейчас. Словно Кейтилин — вместе с клятвой передала ей и свою любовь к старшей дочери. Бриенна ходила к Сансе по вечерам, чтобы поговорить, и всегда возвращалась- угрюмая и раздраженная, зная, что не в силах ей помочь. Джейме знал, Бриенна искренне сожалела, что ничего не смыслит в управлении, а бессилие –всегда раздражало ее. Но больше- тревога за Леди Старк. И в этот вечер- она была особо раздражена. Она прикусила нижнюю губу, выпятив ее; и долго, почти не мигая, смотрела на него. И в конце концов он не выдержал. — Прекрати смотреть на меня так. Что ты хочешь, чтобы я сделал? Было темно и смена ночных караульных уже вступила на свой пост. Их яркие факелы, задуваемые порывами ветра, дающие неровный, мигающий свет, отсюда, с оборонной стены казались небольшими точками. Они стояли на оборонной стене, вглядываясь в кромешную тьму, силясь увидеть хоть что-то. Но все, что он мог разглядеть здесь- было лицо Бриенны. — Ты и сам знаешь. Ее голос был заглушен очередным порывом ледяного ветра, но он все равно услышал то, что она сказала. Может потому что и не услышал вовсе- а знал? — Помоги ей. Ты же можешь. Джейме нахмурился — зря он тогда давно, еще в лагере, сказал ей о том, что смыслит что-то в управлении. В конце концов- разница между тем, чтобы содержат армию или содержать замок- не так уж и велика. А Джейме успел побывать во многих компаниях отца не только в должности командующего; но и в должности управляющего. И все же- даже сама мысль о том, что ему придется вмешиваться в дела других- раздражала его. — Помочь? Помочь чем? Или ты действительно думаешь, что дочь Неда Старка доверит управление Винтерфелла кому-то из семьи Ланнистеров? Он повел плечами, стряхивая с себя эту мысль. — Это полный бред. Это даже звучит как бред. Как ты вообще додумалась до этого? Но Бриенна, стоявшая к нему боком, лишь покачала головой, и развернулась к нему лицом, проигнорировав выпад. И он понял- схватки не избежать. — Хочу тебе напомнить, что именно она спасла твою жизнь и приняла тебя здесь. Ты должен хотя бы предложить. Для начала — это простая вежливость и проявление благодарности за сохраненную жизнь. — Если я так проявлю свою благодарность, то она- будет первой из тех, кто на следующий день вздернет меня на каком-нибудь дереве за шпионаж. — Это все просто отговорки. Бриенна сжала губы в тонкую полоску, и Джейме невольно проследивший за этим ее жестом, легко мотнул головой. — Она даже своего собственного брата убрала от управления Винтерфеллом. С чего ты вообще взяла, что она меня даже близко к этому подпустит? Он оперся на здоровую руку и повернулся к ней всем корпусом. Даже сквозь меховую перчатку холод камней жег ему ладонь. — Ты же понимаешь, что Леди Санса сделала это не просто так. Это была небольшая перестраховка из-за… — Бриенна на секунду растерялась, словно пытаясь подобрать слова, — из-за новой королевы. Она просто недостаточно хорошо ее знает. И поэтому боится, что это может привести к каким-нибудь сложностям. — Отлично. Ты сама все только что сказала, — Джейме развел руками, — если ты не забыла — то я все еще Ланнистер. И брат одной из королев, с которой идет война. — Я так не считаю, — Бриенна нахмурилась и посмотрела на него исподлобья, — все это- уже в прошлом. Теперь ты- человек чести. И это — еще один способ доказать это.       Джейме хотел что-то сказать- но не успел. Она не дала ему возможности ответить- лишь раздраженно хлопнула по камням, и развернувшись, ушла, оставляя его одного. На самом деле, этот разговор совершенно не изменил его мнения- он не собирался никуда идти или вмешиваться в дела других людей. И на следующее утро, сидя за общим столом — он просто завтракал, игнорируя колкие, как иголки, взгляды Бриенны. И хотя она сидела рядом с ним, сегодня они не разговаривали как это бывало обычно- очевидно, она предпочитала делать вид, что не замечает его. Лишь изредка поднимая голову и коля его; а затем отворачиваясь от него вновь.       Он оперся на локти и запрокинув голову слегка вверх, на секунду зажмурился. Кусок не лез ему в горло, и когда Бриенна в очередной раз повернулась к нему, и уставилась на него своими осуждающе-призывающим взглядом, он окончательно предпочел прогулку-еде. На улице стояла удивительно теплая для зимы погода, но снег все валил и валил. Пушистые комки легко опускались на землю и казалось, что им нет конца и края. Караульные, заступившие на пост еще ранним утром и поэтому уже продрогшие, мерили шагами внутреннюю территорию Винтерфелла. И смотря на их выправку и сосредоточенные, несмотря на усталость выражение лиц, ему внезапно вспомнилось, как и он, точно также мерил шагам Замок в Королевской Гавани, стоя в карауле.       Он на секунду замер, чтобы посмотреть на это чуть дольше; словно ведения-возможно удержать; но пару мгновений спустя его поймали за локоть, и он рефлекторно повернул голову на того, кто это сделал. Бриенна, слегка запыхавшаяся и раскрасневшаяся стояла совсем рядом. Она неуверенно переступила с ноги на ногу, и он услышал, как снег заскрипел под подошвами ее сапог. — Что-то случилось? Ее задумчивое выражение лица- напрягло его. — Ты можешь не говорить про управление и замок, — она на секунду замолчала, явно собираясь с мыслями, — но поблагодарить ее ты в любом случае должен. Она так и не выпустила его локоть, крепко сжимая его своими пальцами. Она- забыла перчатки, и он чувствовал- что ее руки давно уже стали ледяными. Он понимал, что сдается. В конце концов, ему просто не хочется ссориться с ней из-за этого. — Возможно ты и права. Но я не вижу в этом никакого смысла. Ей вряд ли станет легче от моей благодарности.       Но она- все так же не отпускает его. Она не слушает его. Никогда. И наблюдая за тем, как мимо них проходит очередной солдат, он соглашается.       И он все же идет. Но то, как лениво он поднимается по лестнице, и то как ударяет в дверь, то как заходит внутрь кабинета, не дожидаясь ответа- все это- олицетворяет его раздражение. Бессмысленность. Он не знал, зачем он делает это. Он просто хочет быстрее закончить с этим- и поэтому не мешкает, не ждет- входит в кабинет сразу. — Леди Санса, я хотел бы с Вами поговорить.       Он произносит это машинально, не размышляя- как слова, вложенные в его рот Бриенной. И только потом, подняв глаза, он видит, что девушка не одна. Черные волосы ее брата собраны в тугой узел; а под плотным серым плащом виднеется край его обычной кольчуги. Джейме жмурится, когда его одежда на секунду дает блик — как от золотого доспеха. Но это- всего лишь картина из прошлого.       Рука Джона гладит ее волосы- и она не улыбается. И лишь спустя пару секунд, словно снизойдя до него, Джон поворачивает голову и настороженно смотрит на Джейме. Лишь Санса, стоящая уже позади стола кивает ему. — Тогда я пойду. У меня еще есть дела. Джон уходит неспешно, почти вальяжно; но его меч звонко бренчит при каждом его шаге. Дверь за ним мягко закрывается, и Джейме видит- как она вцепилась в подол своего платья, и как скомкала его в своих руках. — У Вас все хорошо, Леди Санса? В тишине комнаты — это звучит почти издевкой. И Джейме не до конца уверен, не является ли это ей на самом деле. Он не хотел приходить сюда. Она поднимает на него свои глаза — и в них он не видит ничего теплого. Только холодное осуждение: ей не нравится, что он заметил. Но еще больше ей не нравится то, что он не промолчал. — Да, конечно. Ее улыбка как всегда мягка и очаровательна, и она — почти давясь ею, тыкая ею ему в лицо, указывает рукой на свободный стул, стоящий у стола. Сама она садится напротив. — Вы хотели о чем-то поговорить? — Да, я не успел раньше поблагодарить Вас, за помощь. И хотел сделать это сейчас. Санса равнодушно жмет плечами. — Не стоит благодарности. Многие люди здесь заслужили второй шанс. И я думаю — Вы один из них, — на ее губах вновь расцветает улыбка, но на этот раз вполне искренняя, — если говорить откровенно, Вам помогла не столько я, сколько люди, которые за Вас поручились. Поблагодарите лучше их.       Она замолкает и поворачивает голову к окну. Ее рыжие волосы как всегда распущены, но из косы, обвивающей ее голову, выбилось несколько прядей. Джейме рад- что этот разговор окончен. Благодарить кого-то- слишком не его. Он испытывает почти осязаемое облегчение, когда выходит из комнаты.