Любовь никогда не перестаёт... (Фантазии на тему...)

- Анна Викторовна, Анна Викторовна! – запыхавшаяся Леночка, как всегда импульсивная и взбалмошная, влетела в кабинет, потрясая каким-то белым листком. - Случилось что-нибудь невероятно: мы заняли Москву? – иронично усмехнулась Анна, процитировав партайгеноссе Мюллера из «Семнадцати мгновений весны». - Скорее наоборот! – Леночка готова была лопнуть от рвущихся наружу новостей. – Москва атакует нас! – и она с размаху шлепнула листок на стол перед Анной. Та вздернула брови и перевела глаза с Леночки на листок и обратно. - Проверка! СРО! Московская комиссия! – Леночка страдальчески свела брови домиком и плюхнулась на стул перед столом Анны. - Всего-то? – слегка удивилась та и, пожав плечами, повернула к себе бумагу, оказавшуюся уведомлением на фирменном бланке курирующей их саморегулируемой организации «Объединенная ассоциация строителей». – Елена, у вас ведь всё всегда в порядке, ну, что вы так уж... - Да-а, - пожаловалась девушка, - Можно подумать, они бы поехали, чтобы удостовериться, что у нас все замечательно. Обязательно найдут какую-то закавыку. - Найдут – исправим! – ободряюще усмехнулась Анна. – Ну, что ты, ей-богу! Прорвемся. Кто там, в составе комиссии-то, узнала? - Вообще неизвестные, не были никогда, вот и бою-усь, - проныла Леночка. - Так! – строго сказала Анна. – Нос вытерли. В руки себя взяли. Пошли работать. И без нервов! Лена, я на тебя надеюсь! Та, словно только этого и ждала, резво подскочила со стула и, приложив к голове ладошку, отрапортовала с улыбкой до ушей: - Слушаюсь, Анна Викторовна! Проверки по их строительной деятельности были не редки. С чего это Леночка так взбаламутилась да еще и её дернула, Анна не поняла, списав все это на весну, шебутной характер и Леночки, и всего их молодого тендерного отдела с вечными авралами, и общую нервозность отчетного периода, когда лишние заботы были вообще ни к чему. Отчетность, которую готовила бухгалтерия, подчиняла своему ритму чуть ли не все управление, и Анна Викторовна, начальник отдела договоров их немаленькой строительной организации, была не исключением. С главбухом Марией Тимофеевной у нее сложились весьма теплые отношения с легкой покровительственной ноткой: та считала своим долгом заботиться о молодой амбициозной девушке, которая пришла в их контору сразу после аспирантуры, была не замужем и всю себя с невероятным рвением отдавала работе. Мария Тимофеевна частенько критиковала Анну за то, что та, вместо того, чтобы тусоваться в клубах, ходить с молодыми людьми на свидания, в рестораны, в кино, в основном пропадала в библиотеках, занималась йогой, да еще львиную долю времени тратила на курсы рисования, объясняя это тем, что в детстве и юности заняться этим делом серьезно не было возможности. На курсах, конечно же, мужчин не было совершенно. Как, впрочем, и на йоге. Как, впрочем, и в библиотеках. Так что периодически Мария Тимофеевна устраивала Анне так называемые «материнские пятиминутки», которые выливались в легкие перепалки, хотя Анна все равно любила свою прекрасную главбухшу, даму в высшей степени элегантную, веселую, искренне заботящуюся о ней, Анне, и вполне заменяющую в некоторых вопросах матушку, которая с отцом проживала в другом городе и никак не могла повлиять на устройство личной жизни своей горячо любимой доченьки. Скайп в этих вопросах помогал мало: Анна всегда могла отшутиться в беседе о замужестве, а если разговор становился напряженным, то связь в любой момент могла якобы прерваться, и Анна с облегчением отключалась от беспокойной своей матушки. От Марии Тимофеевны так отключаться не получалось. Но та и не давила с неотвратимостью танка, только изредка сокрушаясь о растрачиваемой даром жизни Аннушки без спутника жизни. Анна же всегда ухитрялась отшутиться, что белый конь захромал где-то, и принц вынужден менять подковы, или погода задержала в пути. Мария Тимофеевна только пожимала плечами и качала головой: дескать, что с тобой поделаешь. В остальном же отношения у них были прекрасные: Мария Тимофеевна была дамой со вкусом, со связями, обожающей путешествия и свой загородный дом. Анна любила бывать у них с мужем в уютном кирпичном доме в загородном поселке и, в конце концов, год назад тоже купила себе там же дом, небольшой, уютный, окрашенный в нежно-зеленые тона с шоколадного цвета крышей, с небольшим участком, на котором росли сосны, пара берез и кусты сирени. Муж Марии Тимофеевны, Виктор Иванович - бывший летчик, рано вышедший на пенсию, а теперь - заядлый рыбак и охотник, охотно помогал Анне ухаживать за домом, а когда надо было сделать что-то глобальное, присылал своего работника, Кузьму Трофимыча на подмогу. Кроме того, с удовольствием делился добычей к радости Марии Тимофеевны, которая, скрепя сердце, вынуждена была обрабатывать кучи рыбы, глухарей, перепелов, оленины, в промышленных масштабах заготавливаемые ее шумным весельчаком мужем. Дети у этой колоритной пары уже давно выросли и поразъехались кто куда, а Анна была признана своей, и они рьяно заботились о девушке. Она же платила им тем же: пекла тортики, блинчики, приносила все это к чаю, дарила пейзажи, которые рисовала в больших количествах, помогала ухаживать за цветами в их саду, не забывая и о своем небольшом живописном садике, и вообще с удовольствием принимала их заботу. Леночка своим появлением просто вырвала Анну из рабочей текучки, и она, блаженно потянувшись, откатилась от компьютера и, легко вскочив, отправилась за кофе. На кухоньке никого не было, кофемашина, утробно проворчав, поднатужилась и соорудила крепчайший огненный напиток. Анна добавила сливки и, подойдя к окну, отхлебнула из своей изящной тонкостенной чашечки, привезенной для нее Марией Тимофеевной из Лондона этой зимой. Ее что-то беспокоило, какой-то холодок пробегал по затылку, заставлял передергивать плечами, но что это было, она никак не могла понять: что-то такое она должна была вспомнить, что-то такое... Нет! Анна тряхнула головой и отправилась к себе, держа в руке опустевшую кофейную чашку. Добраться до своего кабинета у неё не вышло. Дверь из коридора вдруг распахнулась, и высокий импозантный мужчина с едва тронутыми сединой бачками, стремительно вошел, нет, влетел в их отдел, кружка выпала из рук Анны и с печальным всхлипом развалилась на две части у ее ног. Но Анна этого словно бы и не заметила, с открытым ртом уставившись на незнакомца: она вспомнила! Она стояла посреди празднично украшенной залы в длинном платье, и к ней приближался высокий темноволосый и светлоглазый мужчина в безупречно сидящем смокинге и улыбался ослепительно и радостно. Она попятилась, ощутив некую тревожность, но не успела: ее рука уже лежала в ладони незнакомца, а на талии покоилась другая его рука. Он держал ее крепко и увлекал за собой, ободряюще улыбаясь. Она против воли шагнула вперед, но, запутавшись в платье, неожиданно рухнула к ногам незнакомца. А в следующее мгновенье сильные руки подхватили ее, и вот она уже кружится в объятиях своего партнера, не доставая ногами до пола, словно она - снова маленькая девочка, и папа кружит ее, кружит, и дух захватывает, и голова уплывает куда-то. В этот момент все кончилось: она, вздрогнув, проснулась, открыла глаза, непонимающе огляделась, словно бы не узнавая свою комнату. Но, нет: вот же, вот – и зеркало, и шифоньер, и окно, подернутое ранним сумеречным светом, в обрамлении нежно-кофейных штор. Сердце колотилось как сумасшедшее. «Тихо, тихо, перестань», - успокаивающе шептала она своему трясущемуся в панике сердечку. И постепенно трепет прошел, уступив место утренней лености. До работы еще было время, она одевалась, красилась, пила кофе, а в голове крутился ее сон и никак не хотел отпускать от себя, тревожа, заставляя дрожать руки, ронять пояс от платья, заедать застежку сумочки. И вот сейчас этот самый незнакомец из ее сна стоит перед ней, а она таращится на него, не в силах пошевелиться, а на полу печальными островками валяются осколки ее прекрасной чашечки из английского фарфора. - Я... Простите мою неловкость, - незнакомец, покаянно вздыхая, уже склонялся собрать осколки, а она, судорожно вздохнув и пытаясь унять вновь заколотившееся сердце, жестом остановила его: - Не трудитесь, я сама. Ну, что вы, ничего страшного не случилось. - Да как же не случилось: я вас перепугал, да еще и оставил без чашки! Баритон незнакомца из ее сна был бархатным, обволакивающим, от него по плечам бежали мурашки, и покалывало в затылке. А сияющая улыбка просто валила с ног. Неимоверным усилием воли Анна собралась, вздернула подбородок и сдержанно улыбнулась: - Так, стоп! Мы прекращаем играть в ленинский субботник и идем... варить кофе. Прошу, - и она жестом пригласила его следовать за собой. Ее собеседник усмехнулся: - Ну, уж нет, я должен... Он не договорил, как следом в дверь влетела на отличной скорости Леночка, с размаху едва не наступила на осколки чашки и застыла, с обалдевшим видом уставившись на них. - Анна Ви... кторовна, я... - Елена, как ты вовремя! Я здесь насорила немного, ты уж ... - Да, да, конечно! – торопливо заговорила Леночка, осторожно отступая назад. - Я только хотела представить: вот, это Яков Платонович, ну, из комиссии... - Елена, я, как видите, не совсем дошел до вашей... Анны Викторовны, правильно? – снова засиял ее незнакомец из сна. – И это вовсе не она... насорила, а я нанес непоправимый ущерб вашей организации. - Да уж, ошибки свои вы признавать умеете! – язвительно изогнула бровь Анна. Наваждение вдруг схлынуло, все оказалось невероятно прозаично. Проверяющий, значит? Ну, ладно. – Придется вам как-то корректировать свой акт проверки с учетом сегодняшнего происшествия. Но, - усмехнулась она, - кофе я вас все-таки напою. Надо же как-то скрасить такое неудачное начало нашего знакомства.