Ну, а с ветром кто будет спорить, Решится ветру перечить? Вышивай жасмин и левкой, С женихом ожидая встречи. Мельница — Ветер
Железнодорожная станция Токио не располагает к внимательному рассматриванию незнакомцев: людская волна неизменно несётся от синкансэнов к выходам и от выходов — обратно к платформам. Поэтому мало кто обращал внимание на высокую для своего возраста девушку, одетую в белую футболку и комбинезон цвета хаки. Левой ногой она нервно выстукивала ритм, ведомый ей одной, и переводила взгляд с расписания поездов на наручные часы и обратно, явно стараясь ускорить время. Если бы кто-то прислушался, проходя мимо неё, то явно услышал бы фразу, которая не первый раз звучала из её уст: — И кто просил тебя приехать именно сегодня, Вада?.. Меланхоличный голос диктора оповестил о прибытии экспресса со станции Син-Осака, и девушка с облегчением выдохнула. Она снова посмотрела на часы и в сотый раз прикинула, сколько времени ей понадобится на то, чтобы довести старого друга до первого магазина её отца. «Лишь бы он шевелился быстрее», — взмолилась про себя девушка, машинально затягивая и тут же снова расслабляя и без того туго сидящий на тонком запястье ремешок часов. Она поправила чёлку, пригладила ухоженные гладкие иссиня-чёрные волосы и начала выглядывать в толпе знакомое лицо, но её нашли раньше. — Надеюсь, ты для меня так вырядилась, Кохакунуси? Девушка непроизвольно вздрогнула и обернулась на ехидный голос. Она твёрдо решила вести себя как можно холоднее, но, увидев перед собой друга детства, одетого в тёмно-синий спортивный костюм и стоптанные высокие кеды, тут улыбнулась очень по-отцовски — широко и красиво. — А ты даже не потрудился надеть что-нибудь приличное для меня и столицы, Вада! Подростки обнялись и тут же отступили друг от друга. Вада Тоору внимательно разглядывал встретившую его ученицу последней ступени средней школы: друзья не виделись около года, а фото не могли до конца передать, как она выросла и изменилась. Девушка нахмурилась, из-за чего её сходство с мамой стало ещё более поразительным: — На что ты смотришь? — недовольно и в то же время смущённо спросила она. — На тебя, вроде как, — ухмыльнулся Тоору, поправляя лямки рюкзака за спиной, — неплохо выглядишь, Химэ. Я бы сказал «хорошо», но ты ведь начнёшь спорить… — Я никогда не спорю просто так, а если и начинаю, то только потому… — … что человек категорически не прав и заблуждается, считая себя самым умным на свете, — закончил за неё парень, не давая подруге шанса договорить самой, — если я втиснусь в этот комбинезон, то вполне смогу сойти за Кохакунуси Химэ. — Не сможешь, к счастью, — девушка сняла с головы Тоору чёрную кепку и критически осмотрела его короткие, немного выгоревшие на солнце жёсткие волосы, — моя причёска выглядит куда лучше твоей, ты должен это признать. — Не нравится? — парень схватил пальцами несколько волосинок и начал тянуть их, будто надеясь, что они тут же начнут расти, — а мама сказала, что так я выгляжу мужественнее… Химэ улыбнулась, представив, как Хироко-сан забрасывает комплиментами единственного сына. Однако её внимание отвлекло очередное объявление диктора, и девушка в панике поняла, что потратила на бессмысленную болтовню больше времени, чем рассчитывала. — Так, давай пойдем, ладно? Я доведу тебя до магазина, туда же чуть позже придёт ночевать Ватацуми, он очень хотел увидеться с тобой. В твоём распоряжении будет одна из комнат. Ванную и кухню придется делить с Чон-саном, но он частенько не остаётся в служебной квартире, поэтому… Тоору громко вздохнул, и Химэ недовольно осеклась. — Если ты вдруг забыла, я вообще-то был вашим гостем примерно миллион двести тысяч раз. И мы прекрасно ладим с господином Чон. То, что у тебя нет настроения со мной общаться, ещё не значит, что у меня отшибло память, Химэ. — Отохимэ, — холодно сказала девушка, не глядя в сторону друга, — теперь меня все зовут только так. Буду признательна, если и ты привыкнешь к моему имени, Вада. Парень насмешливо фыркнул и резко вырвал свою кепку из рук подруги, тут же надевая её козырьком назад. В его глазах отчётливо читалась досада. — Как прикажете, Кохакунуси-сама. Он первым начал быстро идти в сторону выхода из вокзала, из-за чего девушке пришлось его догонять. Всё тепло от долгожданной, но Произошедшей Так Не Вовремя встречи с лучшим другом, испарилось из души Химэ. Она вновь дала себе зарок: на этот раз он касался того, чтобы не сказать Тоору ни слова до самого его отъезда назад, в Осаку.***
Тоору был на два года старше Отохимэ, но впервые почувствовал разницу в возрасте, только когда они с ней ехали в автобусе по Токио. Друзья сидели вдалеке друг от друга: не потому, что не было свободных мест, а потому, что девушка, демонстративно оплатив два билета, села ближе к передней двери, тогда как Тоору уселся около задней. Парень смотрел на прямую спину подруги, на черную бирку, просвечивающую через белую футболку, и не понимал, как и почему закончилась их многолетняя дружба. Ему очень не хотелось верить в то, что это был конец, но человеческий мозг устроен так, что сразу конструирует самые трагичные финалы. Тоору противоречиво винил время за то, что они повзрослели, и Химэ за то, что она вела себя как ребёнок. В детстве друзья были не разлей вода: отец всегда говорил Тоору, что Химэ — его сестра, потому что её родители — самые близкие для них с мамой люди. И Тоору относился к девочке соответствующе. Он отчаянно хотел хоть раз защитить её от хулиганов, предстать героем перед двумя семьями, но, как назло, они жили в очень спокойном районе, и их соседями были весьма воспитанные дети. Химэ (а ведь до последнего времени она очень стеснялась своего божественного имени*!), придя в детский сад, спокойно сказала о том, что у неё два брата: старший, Тоору, сын Тоси-сана и Хироко-сан, и младший, Ватацуми, сын её родителей. А после долго плакала, когда воспитательница пыталась убедить её в том, что Тоору не её настоящий брат. Семьи Вада и Кохакунуси проводили вместе как минимум один выходной на неделе и иногда встречались по вечерам, поэтому оба отца семейств серьёзно сказали расстроенной девочке, что её воспитательница ошиблась. Что поделаешь, и взрослым иногда приходится делать досадные просчёты. Тоору любил и маленького Ватацуми, юркого парнишку с причудливой гетерохромией**, но в этом случае он всегда чувствовал разницу в возрасте: пять лет — многовато даже для названых братьев. С Химэ всё было иначе, хотя она и слишком любила сказки, которые с упоением рассказывала лучшему другу, доверяя их ему, как самые большие секреты на свете. Она рисовала перед ним целый мир, свято веря, что он существует совсем рядом. Этот мир был населён волшебниками и колдунами, им владели самые настоящие ками. Химэ водила Тоору в большую библиотеку их дома, где заставляла кланяться перед старой белой маской с красными росчерками под прорезями для глаз: якобы в ней когда-то был заключен дух её дяди. А однажды Химэ переплюнула сама себя, рассказав Тоору, что её отец на самом деле дракон, бывший хранитель реки, и в ней самой течёт драконья кровь. Он не сдержался и засмеялся. Это была их первая ссора. Ему в тот день исполнилось десять лет. Днём позже Химэ подошла к нему в школе и извинилась. Ситуация загладилась и почти забылась, хотя с тех пор девочка перестала рассказывать другу сказки. Их дружба крепчала на других основаниях: благодаря помощи с уроками, общим репетициям в школьном театре, жалобам Химэ на брата и недовольствам Тоору гиперопекой мамы, обсуждениям прочитанных книг, просмотренным вместе фильмам и аниме. Так что, когда Тоси повысили на службе и перевели в Осаку, Химэ плакала навзрыд в плечо Тоору в их любимом парке, не в силах сказать вслух, что не представляет жизни без старшего брата. А он и сам не знал, как будет обживаться на новом месте, не имея рядом с собой верной подруги, разноглазого шкодливого Ватацуми, добродушного Кохакунуси-сана с его вечными новыми книгами и Тихиро-сан, готовившей самые вкусные обеды в мире. Из-за грядущего отъезда Тоору впервые поднял голос на мать и получил заслуженную оплеуху от отца. Тоору было четырнадцать. Чуть меньше, чем Химэ в момент, когда она сидела в автобусе и беспокойно поглядывала на часы. И всё же семья Вада уехала. И всё же Тоору и Отохимэ смогли жить дальше. И всё же… дружба, казавшаяся вечной и незыблемой, начала слабеть. Обоих уносил вихрь повседневных дел, новых увлечений и безумных мыслей, крутившихся в головах, как и положено в их нежном возрасте. Хироко и Тихиро по-прежнему созванивались почти каждый вечер, Тоси и Нигихаями всегда встречались, если оказывались по делам в Токио или Осаке соответственно, а вот их дети стали общаться куда меньше прежнего. «Это случилось осенью», — внезапно понял Тоору, не сводя глаз с Химэ, которая в очередной раз нервно посмотрела на часы. Но что именно принёс в её жизнь листопад, парень не знал, хотя это «что-то» и заставило подругу начать писать ему реже и суше, подолгу не отвечать и с неохотой брать трубку, когда он сам звонил ей. В глубине души Тоору надеялся, что личная встреча всё изменит, поэтому парень с таким рвением вцепился в возможность поехать в Токио, чтобы посетить несколько открытых лекций, которые ему настойчиво рекомендовал его учитель литературы, ещё один друг семьи. Вот только стоило ему увидеть Химэ, он понял, что все её мысли были слишком далеко и что она нисколько не придуривалась, когда писала накануне, что сможет лишь проводить его до магазина Кохакунуси-сана. «После твоей завтрашней лекции я вся твоя, Вада, но сегодня у меня с о в с е м н е т времени». Она ничего не ответила на вопрос о том, чем же таким она занята. Просто промолчала. Настроение Тоору ухудшалось с каждой минутой: он так погрузился в свои мысли, что почти пропустил нужную им остановку. — Вада, ты уснул?! — раздраженно спросила на весь автобус Химэ, в очередной раз нарушив свой зарок. Тоору вскинул голову и испытал жгучее желание остаться сидеть, чтобы посмотреть, как она будет выкручиваться. Однако он не захотел задерживать водителя, уже недовольно поглядывавшего в его сторону, и встал, набрасывая на плечо рюкзак. Они молча шли по направлению к двухэтажному книжному магазину, первому в разросшейся с годами сети Кохакунуси-сана. Влажный июльский воздух душил Тоору, и от этого парню стало ещё хуже. Он долго собирался с мыслями, и, несколько раз прогнав про себя придуманную фразу, обогнал Химэ, перегородив ей путь. До пункта назначения оставалось не больше квартала. Девушка насупилась и скрестила руки на груди. — И что ты выдумал? — спросила она нарочито безразличным голосом. — С места не сдвинусь, пока ты не объяснишь мне, что происходит, Отохимэ, — голос же Тоору, напротив, дрожал от злости и несправедливого отношения его названой сестры. Парень схватил её за правое плечо, та вырвалась, но он поймал её левое плечо другой рукой. Химэ не нравилось, как она себя вела, но ей казалось, что она всё делает правильно. В её положении нельзя любезничать с другими парнями, будь один из них хоть трижды её братом. Да. Так она думала, пока Тоору не схватил её за плечо, требуя ответа и объяснений. — Я тебе ничего не должна, — тихо сказала девушка, не поднимая глаз. Они стояли посреди пешеходной зоны. Снующие туда-сюда люди были вынуждены их обходить, недовольно косясь в сторону странной парочки. — То есть, по-твоему, я заслужил, чтобы после года разлуки ты просто оставляла меня на Чона и Ватацуми, ничего не объясняя? Я заслужил, чтобы ты сбрасывала мои звонки, чтобы общалась через силу? Если я тебе надоел… — Не в этом дело, — не выдержала Отохимэ. — Так в чём же дело, ответь мне?! — Тоору начинал не на шутку злиться, и очень походил в тот момент на своего отца в юности, — соизволь объяснить мне, что происходит с прошлой осени?! Химэ нервно покусывала нижнюю губу: привычка, от которой девушка не могла избавиться многие годы. Её раздирали сомнения, ведь она знала, что Тоору ей не поверит. Врать в лицо она ему не могла. «Я думала, что смогу, но… он прав, чертовски прав», — отчаянно подумала Кохакунуси, всё же перехватывая взгляд друга. Химэ надеялась увидеть в его тёмных глазах надежду на то, что младший братец был не прав на его счёт, но она ничего не видела, кроме злости. Ей очень не хватало умения читать мысли, которое унаследовал Ватацуми, но не досталось ей самой. — Я кое-кого встретила прошлой осенью, Вада, — осторожно начала она, — и… это серьёзно. Тоору ожидал подобного, но был уверен, что за странным поведением Химэ кроется что-то серьёзнее нового любовного увлечения. Он поднял бровь: — Это действительно повод обращаться со мной, как с дерь… — Я НИКОГДА ТАК НЕ ОБРАЩАЛАСЬ С ТОБОЙ! — взвизгнула уязвлённая девушка, на что Тоору откровенно засмеялся. — Да ты что! Показать наши переписки? Химэ, не морочь мне голову! Раньше никакой парень не мог встать между нами. И никакая девушка, конечно же. Что происходит? — в который раз повторил такой важный для него вопрос Тоору. Химэ снова опустила голову. Вада с удивлением понял, что его подруга не на шутку смущена. Спесь была сбита весьма внезапно, он даже растерялся от таких резких перемен. — Я не могу сказать, — наконец-то ответила Отохимэ, внезапно начав оттирать пятно с олимпийки Тоору, — потому что ты не поймешь и потому что… я не хочу тебя обидеть. Последние слова, сказанные очень приглушенно, наконец, немного прояснили ситуацию для парня. Теперь он чувствовал себя уязвленным. «А не много ли ты о себе думаешь, Кохакунуси?» — подумал он, говоря вслух другое: — Можешь не переживать, я не влюблен в тебя. Мне кажется, мы давно пережили то недоразумение, а? Тоору, всё ещё крепко держащий плечо Химэ, притянул девушку к себе, мешая ей закончить оттирать пятно над карманом олимпийки, и обнял её одной рукой. Отохимэ с размаха упёрлась лбом в лямку рюкзака друга и резко выплюнула забравшиеся в рот волосы. В этот момент оба испытали странное облегчение. «Недоразумение», как Тоору аккуратно назвал произошедшее перед отъездом семьи Вада в Осаку, действительно было пережито обеими сторонами. В этой ситуации воплотились все предрассудки о легко забывающихся юношах и долго страдающих девушках: Тоору нашел спасение в учёбе и театральной студии, которая, на удивление, оказалась куда сильнее токийской. Сердце Отохимэ окончательно вылечилось лишь той самой осенью, когда она нашла того, кто при первой встрече назвался ей Фудзином***. — Он придёт сегодня к нам домой, чтобы попросить у папы моей руки, — отступая на шаг назад, сказала Химэ, воззвав ко всем богам, каких только смогла вспомнить. Тоору расширил было глаза, но тут же постарался придать лицу невозмутимый вид. — Кхм… поздравляю? — протянул он с неподходящей интонацией и тут же выпалил, — но не рано ли? Отохимэ улыбнулась: — Это не значит, что я завтра же выйду замуж. Просто мы будем обручены, вот и всё. А если ты про то, что мы мало знакомы… это волнует только мою маму. «Вот нисколько не удивлен. Тихиро-сан, спасибо, я в вас верил», — подумал Тоору, пытаясь понять, как он должен отвечать Отохимэ. Больше всего же ему было интересно… — Кто же он? Я его знаю? — голос Тоору зазвучал почти весело, — это не допрос ревнивого Отелло, просто мне интересно, кто был виновником твоего странного поведения. И кто станет твоим мужем. Нет, ну надо же, — он едва сдерживался, чтобы не засмеяться. — Это не шутки, Вада, — раздражённо сказала Химэ, — я же сразу сказала, что это очень серьёзно. И без обручения ему могут запретить приходить сюда… «Зачем я это сказала?!» — в панике подумала девушка, глядя, как быстро меркнет улыбка Тоору. — Только не говори, что ты опять взялась за старое, Химэ, — обеспокоено вглядываясь ей в лицо, сказал парень, — ты же не про свои ками-штучки? Или ты где-то нашла соратника с духом прабабушки, заключенным в табакерке? — Ты ничего не понимаешь, — в который раз повторила Отохимэ, быстро качая головой и проклиная свой длинный язык. — А что тут понимать?! Что? Что? Поделись со своим скудоумным другом, или как ты там ко мне относишься? — Вада снова начал распаляться, и этот огонь перекинулся на Кохакунуси. На её щеках, щедро покрытых светлой пудрой, проступил румянец. Она схватила парня за руку и быстро потащила его в противоположную от магазина сторону. Отохимэ несколько раз почти врезалась в проходящих мимо, Тоору еле успевал извиняться перед оторопевшими людьми. — Извините! Химэ, ты с ума сошла? Куда ты меня тащишь? Химэ, чёрт возьми! Несколько раз он порывался остановиться, но снова срывался с места внезапно ставшей чудовищно сильной девушкой, которую подгоняла одна-единственная мысль: «Папа меня убьёт». Старшая дочь Нигихаями Кохакунуси явно знала, куда держала путь: она тащила оторопевшего Ваду, ни разу не замедлив шаг, до тех пор, пока они не оказались в тупике между двумя магазинами. Только там Отохимэ отпустила руку Тоору, быстро огляделась и подошла вплотную к кирпичной стене, за которой явно не было ничего, кроме мусорных контейнеров. — Это всё очень опасно, но лучше места я не найду, — прошептала Химэ, без восторга снимая с плеча белую сумку и ставя её на землю. — Химэ, какого чёрта… — начал говорить Тоору, но та приложила палец к губам и улыбнулась. Он очень хорошо помнил этот жест и эту улыбку. Так Химэ начинала все свои сказки. — Надеюсь, что ты будешь хорошим мальчиком и никому об этом не расскажешь. Эту фразу Тоору тоже слышал много раз в том же контексте. Стоило ему открыть рот, чтобы разразиться малоприятной тирадой, как внезапный порыв ветра заставил его крепко зажмуриться и инстинктивно выставить перед лицом руку, защищаясь от возможных летающих предметов. Второй рукой он прижимал кепку к голове. Вот только порыв вновь сменился полным штилем. Парень недоуменно открыл глаза, опустил руки и еле удержался на ногах, не увидев перед собой Химэ. — Твою мать... — не веря своим глазам, сдавленно прошептал Тоору.