Поздно зовёте, друзья, Я сама себе не знакома. Ведь я, я уже не я, мама, И дом мой уже не дом мой. Мельница — Ветер
Ветер был намного сильнее Тоору: каждый порыв был близок к тому, чтобы сбросить парня на землю, далёкую настолько, что многоэтажки казались чуть больше вытянутых контейнеров бэнто. Солнце слепило до слезящихся глаз, было холодно, а руки и ноги Вады сводило от того, что он с силой держался за тонкое змеевидное тело белого дракона, нёсшего его в сторону Фудзиямы. Шерсть на загривке изумительного стального цвета щекотала лицо Тоору. Страх в его груди был разбавлен восторгом огромной силы: можно было подумать, что этот полёт состоялся наяву, а не во сне. Такие яркие сновидения не посещали парня с самого детства, когда за одну ночь он мог быть и самураем, и императором, и капитаном космического судна, и самым отчаянным пиратом. Тоору настолько отвык от осязаемых, слишком реальных картин, что ему было трудно сконцентрироваться на лекции, которую он ждал с таким нетерпением. Ватацуми, несмотря на меньший уровень фоновых знаний, явно усвоил больше информации об истории европейского театра, чем вечно отвлекавшийся на свои мысли гость из Осаки. А ведь Цуми тоже было на что отвлекаться. Здесь были и мысли о Рюити, который освободился из многолетнего заточения в библиотеке, и чувство превосходства над сестрицей, которая пока об этом не знала. Цуми вспоминал нездоровый цвет лица папы и то, что он непривычно проспал общий завтрак и ел отдельно, и то, как он слишком пристально вглядывался в лицо сына, прощаясь перед уходом в книжный магазин в Гиндзе. Кохакунуси-младший не полез бы в мысли Нигихаями даже под страхом смерти, но, пожалуй, никогда до этого утра ему не хотелось раскрыть очередную тайну с помощью своих умений так сильно. И всё-таки Цуми пытался выслушиваться в речь строгого на вид лектора, нисколько не напоминавшего ни господина Чона, ни Исигуро-сана, ни отца или Рюити — никого из знатоков истории мировой культуры, знакомых мальчику. В речи преподавателя токийского университета было слишком много заумных слов, вгонявших Ватацуми в тоску. Он скосился в сторону, и поймал заинтересованный взгляд двух девушек, сидящих чуть поодаль от него с Тоору. Подружки тоже явно не были в восторге от открытой лекции и искали других развлечений: они приветливо помахали Цуми, и симпатичная девушка с длинными светло-русыми волосами показала ему свою тетрадку. Место конспекта там занимала надпись, окружённая небольшими рисунками: «Вы с братом здесь одни?» Цуми растерянно моргнул и отвернулся, незаметно пихая локтем Тоору. Парень по-прежнему смотрел в парту, одной рукой машинально дёргая кольца толстой тетради, а другую запустив в короткие волосы. — Ты бы хоть вид делал, что слушаешь, — прошептал Ватацуми, — мы могли и не переться сюда, а пойти сразу к нам домой. — Я приехал в Токио ради этой лекции. Если бы я не сходил сюда, отец поменял бы мне местами руки и ноги, — так же негромко ответил Тоору. «Чёрта с два ты приехал сюда ради лекции, сэмпай», — подумал школьник, но не стал говорить это вслух. Он ещё не чувствовал, что имел право на такие дерзости, но ждал его с нетерпением. — Справа, чуть повыше нас, сидят две девушки. Если хочешь прогуляться до обеда, можешь обернуться и помахать им. Тоору непонимающе посмотрел на Цуми: — Чё? — Ничё, — со вздохом закатил разноцветные глаза мальчик, — они спрашивали, вдвоём ли мы здесь или нет. — Зачем? — всё ещё часто моргая от невозможности включиться в ситуацию, спросил Вада. — Волнуются за твою одиноко сгорбленную спину, — нетерпеливо огрызнулся мальчик. На него тут же шикнули сидящие слева студенты в строгих костюмах, и Цуми продолжил куда тише, — ну же, Тоору, что с тобой? Они хотят познакомиться! И явно не со мной! Только после этого до сына Хироко и Тоси дошло, о чём ему пытался сказать младший друг. Он всё-таки обернулся и тут же увидел двух девушек, которые уже минут двадцать сверлили взглядами его коротко стриженый затылок. Однако, к разочарованию мило улыбавшихся подруг, Тоору тут же отвернулся и сказал Цуми: — После лекции мы договорились встретиться с Химэ, — Тоору хлопнул мальчика по спине, — давай всё-таки попробуем послушать лекцию этого зануды. — Говори за себя, я слушал до того момента, пока не попытался вернуть тебя в этот мир, — раздраженно спросил Ватацуми. — Тогда твоя очередь летать… в облаках, — Тоору запнулся, снова вспомнив о своём сне, а у Цуми прибавился ещё один вопрос, остававшийся пока без ответа: как долго Вада собирается делать вид, что всё по-прежнему?***
Гин подавил зевок. Он чувствовал себя до смешного неловко. Ему предстояло познакомиться с Тоору, он знал кое-что, чего ещё не знала Химэ, и… да, Химэ. После сумасшедшего дня знакомства ками ветра с её родителями, который, вопреки всем традициям, девушка провела в комбинезоне цвета хаки, современном до последнего шва, она решила надеть любимое лавандовое юката, украшенное рисунком веток магнолии с крупными белыми цветами. Когда Отохимэ увидела, что Гин также надел тёмно-серое юката, прекрасно подходившее его волосам и глазам, на её обеспокоенном лице появилась счастливая улыбка: больше всего на свете она любила подобные совпадения. Ками ветра же против воли вспомнил о другом своём свидании, когда и он, и его спутница отдали предпочтение традиционным одеждам. Гин больше ничего не чувствовал по отношению к Хотару, но эти воспоминания по-прежнему причиняли ему слишком много боли, и он со всех сил старался скрыть это от Химэ. Разговор между ними не клеился: девушка витала где-то далеко, и причина этого крылась не в волнении перед новой встречей с Тоору. Дома что-то происходило: Отохимэ отчётливо ощущала изменившуюся атмосферу и беспокойное состояние отца. Она очень надеялась на то, что после помолвки и откровенных разговоров с Гином и Тоору ей станет легче, и жизнь снова будет течь плавно, спокойно и не тревожно, но её ожидания не оправдались. Да и вряд ли смогли бы сделать это как в мире людей, так и в мире ками. Химэ изменилась, изменилась вся её жизнь, но девушке было страшно принимать это. — Гин, — внезапно сказала Химэ, не отрывая взгляда от стеклянных дверей, откуда, по её представлениям, должны были выйти Ватацуми и Тоору, — а что, если Сусаноо-сама настоял на помолвке для того, чтобы у нас были неприятности? Пепельноволосый парень вздрогнул: — С чего ты это взяла? — Гин задал вопрос чуть более резко, чем ему хотелось, но Химэ этого не заметила. — Папа сегодня был сам не свой. Поздно встал, почти не разговаривал, долго обнимал нас с Цуми. Я беспокоюсь, что принесла в его жизнь новые проблемы. Я даже не думала об этом раньше, просто хотела быть с тобой, плевать, какими способами, а теперь у меня не идёт из головы то, что я могла накликать беду на свою семью, — девушка говорила быстро, запинаясь через слово и комкая рукава юката, — почему я такая глупая… полукровке вроде меня нельзя заключать помолвку с учеником божества. — Химэ! — в ужасе воскликнул Гин, отходя от японского бука, в чьей тени они ждали молодых любителей искусства. Он схватился за руки девушки, и это был самый экспрессивный поступок ками ветра за всё время их знакомства, — никогда не говори таких вещей, никогда не думай о таком, прошу тебя! Сусаноо-сама взбалмошный, часто очень злой и любит недоговаривать, но он уважает твоего отца и принял мой выбор! Дочь Хаку и Тихиро закрыла глаза, и по щекам, щедро покрытым пудрой, быстро потекли две слезы. Она уткнулась лбом в грудь Гина и постаралась успокоиться. — Если у нас будут проблемы… — Если у нас будут проблемы, — перебил девушку Гин, — то мы будем их решать. И я сделаю всё для того, чтобы твою семью это никак не коснулось. Слышишь меня? Химэ пробурчала что-то невразумительное, но Гин её понял: — Да, я тебе обещаю. Твои родители справились, не стали слушать тех, кто запрещал им вступать в брак. Твой отец смог добиться возвращения Рюити из Ёми. Мы ведь ничем не хуже, а? Гин поцеловал Химэ в висок и осторожно поправил бант на её поясе оби. Новость о том, что ему незачем бояться людей, неожиданно раскрепостила ками ветра. Отохимэ быстро вытерла слёзы и слегка отстранилась, слабо улыбаясь парню: — В тебя я верю. И… сама постараюсь быть не хуже моих родителей. — А что касается атмосферы дома, то, думаю, я знаю… — Гин не мог смотреть на то, как переживает его невеста, и собирался нарушить слово, данное накануне, однако случай запретил ему это сделать. Точнее, ему запретил это сделать голос Цуми, становившийся громче по мере приближения мальчика: — Тамако-оба-а*, почему ты всегда спрашиваешь одно и то же? Отохимэ, услышав голос брата, обернулась и тут же поймала взгляд Тоору. Он едва сдержался, чтобы не опустить глаза: слишком ясными были картинки из сна, слишком ярко он помнил дракона, стоявшего перед ним наяву днём ранее. Химэ, почувствовав смущение друга и улыбнувшись ему, начала наблюдать за Ватацуми, который покрылся пунцовыми пятнами от смущения. Было ясно, что тётя снова начала пытать младшего племянника о его успехах на личном фронте, явно забыв, каково это — оказаться на месте пытаемого родственниками ребёнка. Химэ, обычно с наслаждением смотревшая за мучениями брата, подошла к нему и жестом предложила забрать телефон. Цуми с недоверием посмотрел на её руку, но неловкость зашкаливала, и он быстро попрощался с сестрой матери, передавая смартфон Отохимэ. Одними губами он сказал ей: — Сестрица, спа-си-бо! Химэ подмигнула ему и, быстро мотнув головой в сторону Гина, отошла в сторону. Спустя секунду она уже щебетала с тётей о том, какое юката надела для прогулки, и обещала прислать фотографии. Ватацуми, быстро пришедший в себя, подошёл к двум парням, которые избегали смотреть друг на друга. Кохакунуси-младший был первым в семье, кто познакомился с Гином. Это вышло случайно: один раз зимой Цуми забыл ключи от дома и отправился к школе, где училась сестра. В школьном дворе он и увидел одиноко сидящего парня, сразу узнав в нём ками. Гин навсегда запомнил то знакомство: он никак не мог ожидать, что рядом с ним усядется разноглазый мальчик и начнёт расспрашивать его о том, каким образом он связан с Химэ. Имя возлюбленной поразило Гина-Фудзина меньше, чем-то, что нагловатый мальчишка смог увидеть его, ставшего невидимым с помощью магии. Цуми степенно поклонился Гину и протянул ему руку. — Привет. Поздравляю с помолвкой! — Привет, — Гин тут же поклонился в ответ и пожал руку темноволосому мальчику, — большое спасибо, Ватацуми-кун. Рад тебя видеть, ты… вырос. Цуми хмыкнул в той же манере, что любил это делать Рюити. — И тебе спасибо. Моя сестра никогда не отличалась любовью ко мне, как вы видите, иначе она не заставила бы меня знакомить вас. Но что поделать. Гин-сан, это Вада Тоору, друг нашей семьи. Тоору-сэмпай, это Гин-сан, которому не повезло заключить помолвку с Отохимэ. — За такое можешь и по шее получить, Цуми, — сказала Химэ, подходя к брату и протягивая ему телефон. Мальчик округлил разноцветные глаза: — Вы разговаривали даже не полдня? Я сплю?! — Я тебя спасла, дурень, а ты выставляешь меня плохой сестрой, — прищурилась девушка и поправила Ватацуми воротник светло-розовой рубашки, — но главное ты сделал — представил эти молчащие статуи друг другу. Вы реально онемели? Тоору с облегчением рассмеялся и, подобно своему младшему другу, протянул руку Гину. Рядом с ним, слишком красивым и необычным, будто пришедшим в мир людей со страниц манги, Вада чувствовал себя неуютно. Ведь кем он был? Обычным старшеклассником, не слишком заботившимся о том, что он носит, ничем не примечательным и серым. Но его серость была не такой, как у пепельноволосого Гина или Химэ в обличии дракона, она была… просто серой. Так казалось Тоору, которому было невдомёк, что обычно Гин предпочитал точно такие же прямые синие джинсы, такие же простые футболки, рубашки и старые кеды, которые были на друге детства его девушки. То, что Вада приписал себе в недостатки, стало его бесспорным плюсом в глазах ками ветра. Гин с удовольствием пожал руку Тоору и отчётливо почувствовал в нём очень сильную кровь и светлую душу. — Рад познакомиться, Вада-сан. У меня, как ты уже, наверное, знаешь, нет фамилии, поэтому можешь звать меня просто Гином. Голос пепельноволосого ками звучал обычно, без потусторонних эхо и надменных ноток. Тоору спокойно выдержал взгляд светлых глаз и не уловил враждебности в свой адрес. Ему стало немного легче. — Тогда и ты зови меня по имени. Это ведь, я надеюсь, не наша последняя встреча? Вопрос в большей степени был адресован Химэ. Она недовольно цокнула языком: — Конечно, нет! Сегодня я просто хотела вас познакомить, ведь у нас всех дела, но в следующую нашу встречу я заставлю вас общаться, можете быть уверены! — Уже страшно, — усмехнулся Гин, — Тоору, если Отохимэ начнёт меня нахваливать, не верь. Я необразованный дикарь, которому даже не снились такие места. Он поднял глаза на здание университета. Цуми не удержался и сказал: — Если ты думаешь как-то поразить этим человека, который проспал половину лекции, то у тебя не получится… — Ах, ты… — Вада осёкся, перехватив взгляд Химэ. Она тут же спросила: — Как ты хотел назвать моего брата? Скажи, а я придумаю слово точнее и обиднее! Ватацуми не остался в стороне, и между двумя детьми Кохакунуси завязалась перебранка, к которой они привыкли с тех самых пор, когда младший брат начал достаточно бегло говорить и свободно выражать все свои мысли относительно сестры. Видя, как горят глаза Химэ, Гин почувствовал, что у него отлегло от сердца. Он пообещал себе, что будет делать всё, лишь бы не давать тяжёлым мыслям брать верх над её любовью шутить и смеяться. Все, кроме девушки, знали, что непрекращающимся потоком незлой ругани Цуми тянул время. Мальчик предупредил Тоору о секретной для Химэ встрече, когда они пытались скрыться от двух излишне любопытных подружек, Гин был уведомлён об этом заранее самим виновником торжества. В серой сумке кинтяку от глаз Химэ была спрятана книга в белой обложке. И всё-таки Нигихаями был прав, высоко оценивая силу старшей дочери: её чутьё нисколько не уступало отцовскому. Девушка безошибочно уловила не тайну, связывавшую парней, а саму суть этого секрета. Стук сердца эхом разносился по всему телу, когда она внезапно замолчала и резко обернулась. Химэ не устояла бы на ногах, если бы её не поддержали стоявший рядом Вада и мигом успокоившийся Цуми. Гин смущённо кашлянул, чувствуя вину перед невестой. — О, боги, — еле слышно прошептала девушка, ошеломлённо смотревшая на приближавшегося к ребятам Рюити. Она совершенно не замечала того, что обеими руками с силой сжимала предплечья родного и названого братьев, — но как… как… Походка Каонаси была расслабленной, он даже что-то насвистывал и с интересом поглядывал на студенток университета, проводивших время во дворе альма-матер. Те также не обходили вниманием незнакомого красавца в чёрном плаще, купленном за пару часов до этого в напоминание о некогда любимой вещи. Конечно, любопытным девушкам не понравилось, как незнакомец приблизился к небольшой молодой компании и как к нему тут же прижалась школьница в красивом юката. Одна из студенток, однако, ясно расслышала, как девчонка назвала незнакомца «дядей», и больше никто не спешил ставить крест на бледном темноволосом юноше, на их памяти впервые появившемся в этом месте. Химэ широко распахнула глаза и тяжело дышала, водя руками по спине Рюити и не веря тому, что от него больше не веет холодом. Она совсем не думала о том, что ничего не успела рассказать Тоору о нём; ей было всё равно, как она выглядела и что говорила. Темноволосый ками обнимал девушку за плечи и улыбался, прикрыв глаза. — Ты, кажется, впервые в жизни назвала меня дядей. Теперь я странно себя чувствую… — Как ты вышел? — выдохнула Химэ, наконец-то поднимая глаза и всматриваясь в лицо Рюити, точно желая убедиться, что это был действительно он. Каонаси взял её руку и опустил в глубокий карман своего плаща. Рюити ещё не успел заколдовать его для того, чтобы умещать в нём всё необходимое, но для самого важного места оказалось достаточно. Пальцы Химэ тут же нащупали гладкий предмет, и она сразу узнала его. В детстве её было не оттащить от белой маски с красными росчерками под прорезями для глаз. Маленькая девочка была первой, кто услышал её еле различимый шёпот, низкий мужской голос, который боялся, что зовёт только пустоту. Детское «привет» стало для него символом надежды на освобождение и началом любви, которая раньше ему и не снилась. Теперь этот же низкий мужской голос пытался успокоить слёзы Отохимэ. Рюити жестом подозвал к себе Ватацуми, который не мог сдержать улыбки, и высокий темноволосый парень начал обнимать обоих детей Кохакунуси, сделавших то, что никто не мог сделать многие сотни лет: подавивших его жестокость и укрепивших в нём тягу к добру и свету. Гин и Тоору молча наблюдали за этой идиллической сценой. Вада, кашлянув, повернулся к сероглазому парню со словами: — Может, тоже обнимемся? А то мне как-то неловко. Ками ветра усмехнулся: — Возможно, это привлечёт их внимание, если вдруг про нас забыли… — Эй, остряки, — громко протянул Рюити, прищурившись, — я всё слышу. Но ладно, не буду вас смущать. Он взъерошил волосы Цуми и погладил Химэ по плечу. Девушка второй раз за час быстро вытерла слёзы, увидев, что на чистом небе внезапно начали собираться дождевые облака. — Давай сегодня не будет дождя, ладно? — мягко сказал Рюити, — но я обязательно хочу прогуляться с тобой под зонтом, как мы представляли в твоём детстве. — Хочешь опять довести меня до слёз? — улыбнулась Отохимэ. — Нет. Ты можешь управлять погодой, для этого тебе необязательно испытывать эмоциональные потрясения. Обсудим это чуть позже, Жемчужинка, — чуть тише закончил Рюити, наконец подходя к Тоору и Гину. Он по очереди пожал руки обоим и задержал взгляд на Ваде. Пожав руку парня, Каонаси почувствовал неожиданную для человека силу. Слишком большую и яркую. Прогнав подозрения прочь, Рюити приветливо сказал, — много о тебе слышал, Вада-кун. Рад знакомству. — Я тоже, Кохакунуси-сан, — поклонился Тоору, стараясь не выдать волнения и смущения, но Рюити прекрасно чувствовал это и коротко засмеялся: — Это пока ты рад. За обедом будешь думать по-другому, вот, можешь спросить Гина-куна, как ему вчера досталось от меня. Сероволосый парень тут же затряс головой: — Нет, ничего подобного, всё было хорошо… — Видишь, как я его запугал? — показал в его сторону Рюити. Химэ подошла к ним чуть ближе и примирительно взяла Каонаси под руку: — Хватит приставать к Тоору! — Я ещё даже не начал! Но пока я могу пристать к тому, кто не пойдёт с нами. Гин-кун, давай книгу, я принёс тебе новую. Гин-Фудзин достал из сумки сборник рассказов и протянул его Рюити. — Мне очень понравилось, спасибо вам за рекомендацию, Рюити-сан. Читал всю ночь… — промямлил Гин, стараясь не замечать, как сузились глаза Химэ. — Какой рассказ тебе понравился больше всего? — невозмутимо спросил Каонаси, пряча книгу во второй карман плаща и доставая оттуда небольшой томик классических стихотворений, — будем чередовать прозу и поэзию. — Больше всего мне понравился… — начал говорить Гин, когда его перебила Химэ: — То есть, я правильно понимаю: ты знал о том, что Рюити может выходить из дома? — Химэ, прости, я… — на этот раз ками ветра не дал договорить сам Рюити: — Гин-кун связался со мной, чтобы поблагодарить за книгу, и тут слово за слово... но, может, мы не будем сейчас об этом говорить?.. Каонаси настолько красноречиво посмотрел на Тоору, что ему резко захотелось превратиться в один из японских буков, росших за его спиной. — Кхм… если что, я немного в теме и… да… — тушуясь, пробурчал парень, изучая свои стоптанные кеды. Ватацуми был готов в любую секунду прийти на помощь сэмпай, которого так резко окунули в их мир («о, сестрица, сколько же нам с тобой нужно обсудить!»), но Рюити внезапно проявил нехарактерное для него человеколюбие и снова переключился на Гина, будто забыв про Тоору. Пока два ками обсуждали рассказ «Беги, Мелос!», Вада смог перевести дух и попытаться убедить себя в том, что всё в порядке. Подумаешь, духи, читающие книги. Драконы, летающие во снах. Боги, дающие разрешение на помолвку с подругой детства и названой сестрой. Кого этим можно удивить в XXI веке? «Меня», — тут же сам себе ответил Тоору, когда Гин и Рюити договаривались о встрече, чтобы провести более существенный разбор прочитанной литературы. — Слушай, это ведь новая книга? — спросил Ватацуми, подходя к Гину и разглядывая обложку. Рюити кивнул: — Да, купил у вашего отца… на деньги вашего отца… Он передавал всем привет, кстати. — А мне ты, значит, не купил новую книгу? — притворно обидевшись, спросила Химэ. Рюити улыбнулся: — Хватит тебе читать, Жемчужинка. — Чем же мне тогда заниматься сегодня перед сном? — Можешь убраться в моей комнате, — вклинился Цуми, за что получил лёгкий подзатыльник от Тоору. Каонаси снова коснулся маски в кармане плаща, будто боялся, что она исчезнет. Но древесина откликнулась холодным спокойствием, и Рюити отчётливо понял: больше ему не расстаться со своим старым талисманом. Размышления об этом ненадолго отвлекли ками от вопроса Химэ, и всё же он ответил, задумчиво растягивая слова: — Не знаю. Можешь, например, танцевать… — Танцевать? — девушка засмеялась так, как давно не смеялась, — внезапно совсем по-детски, — да ведь я не умею! Танцевать сложнее, чем читать книги… — Я могу научить, — подал голос Тоору, с неловкостью переглядываясь с Гином, — вас обоих, конечно. Зря я, что ли, столько лет занимаюсь в театральной студии? «Вообще-то я пошутил», — хотел сказать Рюити, но Гин с улыбкой кивнул: — Хорошая идея. Будет повод познакомиться поближе. — Если Хироко-сан согласится отпускать тебя в Токио… — отомстил за подзатыльник Ватацуми. Тоору вздохнул: — Обязательно меня позорить? — Конечно, иначе это сделала бы сестра, и тебе было бы ещё обиднее! Смеясь, Вада огляделся и остановил взгляд на Химэ. Она словно потеряла интерес к разговору и, приподнявшись на носочках, доставала пушинку, затерявшуюся в густых тёмных волосах Рюити. Тот, казалось, позволил бы своей любимице даже фигурно выстричь длинные пряди, если бы ей этого очень захотелось. Всё это чуткий Тоору увидел в одном взгляде таинственного брата Кохакунуси-сана, о котором всегда говорили мало и вскользь: Тоси однажды даже спросил Хироко, уверена ли она в том, что у Нигихаями действительно был ещё один брат, кроме того, что трагически погиб, спасая похищенных подростков из рук киднепперов. Теперь, узнав многое о мире ками, Вада-младший тоже засомневался в существовании трёх, а не двух братьев Кохакунуси. Как бы то ни было, родителям о его сомнениях знать совершенно не нужно. В Осаку Тоору вернётся с существенно пополненным багажом секретов. Гин смотрел на Химэ так, точно не мог наглядеться на величайшее сокровище. И даже задира Цуми не бросал на сестру взгляды, полные непонятных вызовов и претензий. Их всех, таких разных, объединила именно она, Отохимэ, девочка, рассказывавшая сказки, которые внезапно для Тоору открыли окно в новый мир. Как ни странно, пока ему всё это нравилось. 1.05.19–3.09.19