***
— Что с тобой? Выглядишь болезненно. Глаза красные. Бледная вся, — причитала Мэри Маргарет, протягивая дочери куриный бульон в кружке. Эмма даже не подняла на нее взгляд. У нее не было никакого желания вылезать из кровати, разговаривать с Белоснежкой. Может быть в их зачарованном лесу и принято не обвинять никого в чужой смерти. А у Эммы не принято. И сейчас она винила во всем случившемся каждого жителя этого проклятого города. А Мэри Маргарет была последней, кого бы Свон хотела сейчас видеть. Она просто отвернулась в другую сторону, лишь бы ее не трогали. — Эмма?! — Мэри Маргарет уже повысила голос, но результатов это не дало. Поэтому ей пришлось просто покинуть комнату. — Как она? — спросил Дэвид, который решил, что лучше подождать за дверью, чем заваливаться в комнату дочери всей толпой. — Не понимаю, что с ней. Она не выходит из комнаты второй день. Да и на простуду это не похоже. Позавчера, когда мы с ней разговаривали, она убежала искать Реджину. Может та ей что-то наговорила? — предположила Белоснежка. Кажется, сваливать все происходящее на эту женщину уже вошло у нее в привычку. Ну, а кто еще? Разве так много злодеев в Сторибруке? — Они никогда не обменивались любезностями. Что бы не сказала Реджина, Эмма не стала бы так переживать. Тут что-то другое. Может быть, она ей чем-то угрожает? Шантажирует? — это объяснение казалось мужчине более логичным. Он не сомневался, Реджина наверняка что-то приготовила, чтобы снова забрать себе Генри. Знать бы что. — Кто такая Реджина? Это из-за нее мама в таком состоянии? — вмешался в разговор Генри. Никто не заметил, как он вошел, поэтому мальчик слышал весь диалог. Он не мог не заметить, что что-то не так. Хотя при нем Эмма старалась держаться и делать вид, что ничего не случилось. Но получилось не очень. — Это… — Дэвид немного замялся, не зная, что ответить. — Мэр нашего города, — быстро вставила Белоснежка. Первое, что пришло в голову. — Какое отношение она имеет к моей маме? — удивился Генри. Для него политики казались чем-то далеким и недостижимым. Никак не теми людьми, которые могут иметь хоть какие-то дела с его матерью. Отпечаток большого города. Для него ведь он всю жизнь провел в Нью-Йорке. Сложно перестроить мышление на то, что в маленьких городах все по-другому. — Что-то по работе. Мы не в курсе, — нашелся Дэвид. Но их доводы для Генри звучали неубедительно. Он быстрым шагом направился в комнату матери. — Кто такая Реджина? — Генри повторил свой вопрос, но на этот раз он был адресован Эмме. Ему это имя казалось знакомым. Он пытался вспомнить, но ничего подходящего на ум не приходило. Он бы забил в другой ситуации, но сейчас что-то внутри требовало разобраться во всем. — Один очень хороший человек, — улыбнулась Эмма. Она понимала, что нужно ему все рассказать, но как это сделать? Когда-нибудь позже она будет готова. Но не сейчас. — А твои друзья сказали, что это она тебя довела. Что-то про шантаж и угрозы, — возразил подросток. Показания не сходились. Те странные друзья врут? Мама боится сказать правду? — Они не правы. Она… Просто… — Эмма терялась в своих мыслях. Не знала, что сказать. Как объяснить. — Это для меня? — спросил Генри, заметив конверт со своим именем на прикроватной тумбочке. Не дожидаясь ответа, он схватил его в руки. Эмма даже не успела что-то сказать ему. «Дорогой Генри» — эти слова в его голове прозвучали низким женским голосом. Он был таким знакомым и незнакомым одновременно. Как и почерк в письме. Отдаленные ассоциации. Почему в его голове всплывали образы, где он совсем маленький, учится ходить. «Вот так, еще один шажочек, какой ты молодец, Генри» — эти слова звучали тем же голосом, что и текст в письме. Но почему его учила ходить не Эмма, а совсем другая женщина? Голова чуть ли не разрывалась от потока мыслей. Странные воспоминания. Эта женщина. Как будто он знал ее всю жизнь. В голосе одна за одной крутились мысли: она готовит ему завтрак, обрабатывает разбитые коленки, помогает решать примеры по математике и все в таком духе. — Эмма! Я вспомнил. Я все вспомнил, — радостно закричал Генри. Он сопоставил все мысли в голове. Но не сопоставил расстроенную Эмму с тем, что ни разу не встретил маму за все время пребывания здесь. — Генри, — тихо сказала Эмма, понимая, что еще сложнее сказать сыну о смерти Реджины, когда он ее вспомнил. И он снова назвал ее Эммой? Конечно, он понимал, что Эмма все еще его биологическая мать. Но он так редко называл ее мамой. Сколько бы не было конфликтов в их с Реджиной отношениях, в глубине души только ее он признавал матерью, ровно так же, как и не мог простить того, что Эмма его бросила. — Я к ней! — прокричал Генри, абсолютно забыв про состояние Эммы, про письмо, про разговоры Чармингов. — Генри, постой… Письмо. Дочитай его, — Свон пыталась сказать сама, что Реджины больше нет. Но не смогла. Генри посмотрел на нее, затем на письмо. Эмма читала это письмо с такими же эмоциями. Она обняла сына, видя, как на его глазах начинают скапливаться слезы. — Этого не может быть! Я не верю! — было заметно, что подросток еле сдерживается, чтобы не зареветь как девчонка. Он вскочил с места, убегая из дома Чармингов. Эмма даже сказать ничего не успела. А когда вышла из комнаты, его уже не было в доме. Дать ему побыть одному? Пойти искать? Она не могла адекватно оценить ситуацию. — Что с Генри. Он вылетел от тебя, как ошпаренный? — тут же налетела с расспросами Мэри Маргарет. — Ничего, — отрицательно мотнула головой Эмма, накидывая красную кожаную куртку и вылетая следом за генри.***
Холодные капли дождя стучали по поверхностям объектов детской площадки. Генри казалось, что небо плачет вместе с ним о его утрате. Он никогда не ценил это место, хотя знал, что проект этой площадки был разработан в первую очередь для него. Но его тогда больше заботило снесение старого полуразваленного замка, который действительно уже был опасен. Сейчас он видел все совсем с другой стороны. Некоторые даже родных детей так не любят, как его любила Реджина. А он? Он хоть раз сказал, что любит ее? В пятилетнем возрасте не считается. Он почему-то считал, что она должна заслужить эти слова. Как эгоистично с его стороны, ведь она их заслуживала больше, чем все другие вместе взятые. И теперь он уже никогда не сможет ей сказать, как сильно ее любит, не сможет поблагодарить за то, как много она для него сделала. Генри сам не знал, сколько просидел здесь. Он даже не сразу заметил, как рядом с ним села Эмма. Как она вообще его нашла? Хотя город небольшой. Его вполне можно обойти за час полностью. — Мама никогда не скрывала, что я приемный. Вернее, она рассказала об этом, когда мне было 7. Решила, что я уже достаточно взрослый. Я бы узнал и так. Рано или поздно. Весь город же в курсе. Но, конечно, правильнее всего было узнать от нее. Когда она это говорила, она плакала. Я тогда впервые увидел, как она плачет. Она боялась моей реакции. И не зря. Она была худшей из возможных. Я сказал ей, что она мне никто, и убежал в свою комнату. Ты же знаешь, у нас под окнами растет яблоня. По ней я слез и направился в лес. Почему в лес? Последнее место, где меня стали бы искать. Я там раньше толком не был. Но знал, где он. Я нашел какое-то поваленное дерево, сел на него и начал плакать. Мне казалось, что я теперь ничей. Никому не нужен. Я просидел там до темноты. И с ужасом понял, что не знаю, куда идти. Там было темно и страшно. Я был безмерно счастлив, когда услышал маму и Грэма, которые кричали меня с разных сторон. Я побежал на ее голос. Я уже видел ее, когда передо мной выскочил волк. Меня предупреждали, что в лесу водятся волки. Но я не верил. Пока сам не увидел. Он смотрел на меня и скалился, а у меня душа в пятки ушла. Я замер и не мог пошевелиться от страха. Все произошло в считанные минуты. Она успела оттолкнуть меня, а волк прыгнул на нее и повалил. Я видел, как она пыталась его сбросить с себя, слышал ее крик. Не знаю, что было бы, если бы Грэм не прибежал и не выстрелил в него. У нее даже осталось несколько шрамов, как напоминание о том, что она была готова пожертвовать собой ради меня. Ты наверняка их замечала. Той ночью я не мог уснуть. А она сидела рядом, гладила меня по голове и сказала, что она защитит меня от любого кошмара, как от того волка в лесу. И даже согласилась лечь спать со мной. А она это очень не любила. Потому что как только я подрос, вечно умудрялся столкнуть ее с кровати. И чем я ей отплатил? Объявил злой королевой. Вечно убегал от нее. Начал искать тебя, — было заметно, что ему тяжело говорить. Голос дрожал. Глаза наполняли слезы. Эмма попыталась обнять его, но сразу же дернулся, не давая ей это сделать. — Генри, ты не виноват ни в чем, — банальная попытка успокоить. А что вообще можно сказать в такой ситуации? Все будет хорошо? Да не будет ведь. Она это прекрасно понимала. — Я виноват. Во всем виноват. Я нашел тебя. Притащил сюда. Ты сняла проклятие. Весь город ополчился против нее, включая меня. Отсюда ее чувство вины. Она даже не рассмотрела вариант, что это не она всех прокляла. Я ей нужен был. А я ее предал. И несмотря на это, она продолжала меня любить, — слишком серьезные рассуждения для 12 лет. Хотя сложно было сказать, что он преувеличивал. Ведь все ровно так и было. — Генри, ты ведь знаешь, ты лучшее, что с ней случилось. Ты спас ее сердце от пустоты, не дал тьме захватить его… — она хотела сказать что-то еще, но была перебита. — Я был лучшим, что с ней случилось, пока не привез в город тебя! Да лучше бы я вообще никогда не начинал тебя искать! — громко огрызнулся Генри, вскочив с места, и тут же убежал. Эмма не стала догонять его. Она понимала, что Генри нужно побыть одному. Уже темнело. Оставалось пойти домой и лечь спать. Но сон никак не шел. Слова Генри отдавались болью по всему телу. Но она совсем не могла на него разозлиться или обидеться. А жуткое чувство вины перед сыном съедало изнутри. Может быть сейчас она понимала, как плохо было Реджине, когда она была на ее месте: ненужной собственному ребенку. Хотя, наверное, брюнетке было даже больнее. Десять лет переживаешь все его простуды и разбитые коленки, прогоняешь монстров из-под кровати, готовишь завтраки каждое утро, обучаешь всему и стараешься дать все самое лучшее, а потом он заявляет, что ты ему не нужна. Эмма бы точно не хотела оказаться в такой ситуации. Она размышляла над этим уже несколько часов, пока ее не отвлекла резко открывшаяся дверь. В комнату влетел Генри. Эмма резко села на кровати. Его глаза определенно сияли от счастья. Как будто он не знал о смерти Реджины, как будто не говорил Эмме, что лучше бы не искал ее. — Я нашел способ спасти маму! Мы перепишем прошлое! — радостно объявил Генри, швырнув какую-то старую книгу Эмме на колени, начиная быстро ее листать.