Игра Королей

Солнце уже высоко стояло в небе, когда медведь-шатун решил наконец-то выползти из своей берлоги и почтить Орофера своим присутствием. Тот обнаружился в саду и как раз оторвался от книги, чтобы полюбоваться, как вместо того, чтобы воспользоваться лестницей, несносное чадо перепорхнуло через перила балкона, приземлилось на ветку дерева, что росло под его окном, и сползло вниз по стволу с резвостью и грацией, которой могла бы позавидовать любая белка. Орофера давно перестали удивлять подобные странности в поведении внука. По какой-то одному ему известной причине Леголас испытывал острую неприязнь ко всему обыденному и общепринятому. Взъерошенный птенец приземлился в кресло напротив и сонно прочирикал: — Доброе утро. Орофер скользнул взглядом по странице, на которой остановился, аккуратно загнул край пергамента и отложил кладезь знаний в сторону. — Доброе утро, Леголас. Мне показалось, или сегодня вы с близнецами вернулись раньше обычного? Орофер вернулся далеко за полночь, в то время как близнецы и его внук добрались до дома лишь на рассвете. Двое юных повес и один — уже далеко не первой свежести — воин из города, давным-давно стёртого с лица Арды, прибывшие на фестиваль солнцестояния вместе с Леголасом, наслаждались праздником на полную катушку. Эта опция обычно включала в себя утро в чужой постели в самых разных частях города. Близнецы остановились у Орофера, впрочем, как и Леголас, но он ни разу не видел, чтобы те ночевали в своей комнате. Пострелята Элронда постоянно где-то пропадали, забегая домой лишь переодеться да перехватить чего-нибудь поесть. Орофер предпочитал не знать, где их носило, благо в няньки он им не нанимался, да и приглядывать за ними полагалось Глорфинделу. К слову, тот тоже где-то пропадал целыми днями. Златокудрый лорд был слишком востребован, чтобы коротать вечера со стариком. И только Леголас всегда возвращался домой, в каком бы состоянии он ни был. Орофер выбрал для внука просторную светлую комнату и потратил почти целый месяц на то, чтобы обставить её в стиле, который, как ему казалось, должен был понравиться юному эльфу. Леголас ни на что не жаловался, и потому дед решил, что хоть в этом он умудрился не налажать. — Мы решили, что в кои-то веки можно вернуться домой до рассвета и на своих двоих. — Это похвальное стремление. — Увы, не увенчавшееся успехом. — Что так? — Элладан остановился насладиться головокружительным запахом роз. Чёрная густая бровь выразительно медленно поползла вверх. — Ладно, его стошнило на грёбаные розы. Валар, он заблевал все кусты… — Надеюсь, это были не мои великолепные чайные розы? — Нет, — заверил его внук, расплывшись в озорной улыбке, — Кажется, это был дом Гил-Галада. — Как благородно с его стороны, — ухмыльнулся Орофер и придвинул к внуку тарелку с фруктами. — Жизнь — это череда маленьких побед и поражений, а также великих побед и сокрушительных провалов, — юноша взял ягоду с тарелки и небрежно швырнул её в рот. — Хитрость заключается в том, чтобы научиться наслаждаться и теми, и другими в равной степени. — Возможно, если бы я больше дорожил маленькими победами, я бы задержался в прошлой жизни несколько дольше. — Или сгинул ещё раньше, — возразил юный философ, набрав полную пригоршню ягод. — Жизнь — штука весёлая и непредсказуемая. — Да уж, Эру тот ещё шутник. — Думаю, Всемогущий любит пошутить, вот только, боюсь, его шутки мало кто может оценить по достоинству, ведь зачастую они довольно жестоки и полны иронии, — изрёк Леголас, взглянул на название книги, которую читал Орофер, но, найдя её чересчур скучной, сосредоточил своё внимание на пухлой записной книжке деда. Пожелтевшие от времени страницы были вдоль и поперёк испещрены изысканной вязью на древнем Синдарине. — Опять всю ночь корпел над своей покаянной речью? Ну и как успехи, нашёл правильные слова? Орофер устало вздохнул и потёр виски. — Кажется, я никогда не смогу облечь то, что хотел бы ему сказать, в приемлемую словесную форму. Валар, болотная безграмотная крыса и то написала бы лучше! Это не покаянная речь, а какое-то несуразное убожество! И каждый раз, когда у меня доходят до неё руки, она становится только хуже! Леголас прыснул со смеху. — Не каждой болотной крысе под силу сочинить столь внушительный трактат… — Спасибо. — Почему нельзя просто сказать «прости меня»? Коротко и по делу, — Леголас собрал ещё несколько ягод черники с тарелки, отправил их в полёт, словил лишь три из четырёх, смерил недовольным взглядом беглянку, закатившуюся в угол, улыбнулся чему-то и потянулся за новой партией ягод. — Потому что с ним никогда не бывает просто… Ты не знаешь, какой он. — Конечно. Что я могу знать о нём? Что я вообще могу знать о том, как просить прощение у твоего сына? — фыркнул внук. — Ничегошеньки. — Ты сейчас говоришь точь-в-точь как Галеон. — Хм, возможно… — Всегда нужно иметь запасной план на тот случай, если что-то пойдёт не по плану. — Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало. Орофер с нежностью наблюдал за тем, как Леголас безуспешно пытался словить ртом свободолюбивую беглянку. Беззаботный, озорной, по-детски наивный, ещё такой зелёный… Тьма и холод, окутавшие сердце его внука, постепенно отступали. Он чувствовал это. Все те эльфы из дома Элронда твердили о том, что Благословенные Земли благотворно повлияли на душу его внука, вернувшегося с войны. Они говорили, что Леголас изменился. Наверное, Орофер должен был радоваться этому. Вот только он не знал прежнего Леголаса. И уже никогда не узнает. — Чем займёмся сегодня? — оторвал его от раздумий звонкий голос. — Зависит от того, к чему сегодня лежит твоя душа, эльфёнок, — ответил Орофер, задумчиво обрывавший виноградинки с веточки. Древний эльф подбросил ягоды вверх и, к восхищению Леголаса, словил ртом все до единой. Оба знали, что речь шла вовсе не о терпком вине. Быть легендой при жизни, да ещё и в столь юном возрасте, — тяжкая ноша. Но быть тем, кто принимает непопулярные решения и отстаивает свои убеждения, в корне противоречащие взглядам твоего народа — и вовсе неподъёмная. Не нужно было даже спрашивать, чтобы понять, почему Леголас вчера ночью вернулся так рано. — Эльфёнок желает исследовать то, что пролегает за пределами города… — смущённо ответил юный Король. — Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало, — со снисходительной улыбкой ответил первый Владыка Великого Леса.