Чёрная дыра

       Маленький вертлявый щенок появляется в их жизни случайно. Уилл обнаруживает беднягу, сидящим под их воротами, на снегу, сжавшегося в комочек и явно голодного. Расплывшись в улыбке, он пускает ребёнка внутрь, и начинает суетиться — достает миску, глубокую тарелку под воду, наливает в миску свежий, только что сваренный, куриный суп, угощает нового друга. Щенок отвечает благодарным взглядом и буквально набрасывается на еду, счастливый, что его приютили. А потом целый вечер спит, устроившись у Уилла на коленях, спокойный и теплый.        Джуд же не испытывает никакой радости. Она улыбается фальшиво, натянуто, прячет разочарованный вздох в губах, крепко держится ладонями за стену, когда идет вдоль неё, как будто боится упасть. Щенок ни в чём не виноват, он не при чем, но ей плохо — до дрожи, до колик плохо. А всё потому, что мужчина, буквально ставший смыслом её жизни, забыл о ней совершенно. Не вспоминает о ней. В последний раз он был здесь пять недель назад, целовал её в лоб и в висок, был вял, огорошен, расстроен. Как будто потерял что-то важное, но на самом деле, это у неё было ощущение, будто она потеряла его. Все попытки расспросить, что происходит, оказались неудачными: Гарри поджимал губы почти что до крови, качал головой, как будто и сам старался выбросить дурные мысли, но, видно, не получалось. Он не захотел её, оставил лежать, полуголую, на кровати, а сам ушел, точнее, судя по тому, как торопился, убежал. Джуд чувствовала себя разбитой, уничтоженной, истерзанной, не могла еще долго найти места, оборвала телефон, но ответа, что произошло, так и не получила. Теперь, когда прошло уже несколько дней с последнего странного визита, Джуд перестала пытаться бороться с апатией и тоской, просто покорно поплыла по течению, которое явно было к ней не дружеским. Милый собачонок, ребенок, который нашел новую семью, мог бы обрадовать её, наверное, но в другой раз, не сейчас. Теперь она видела вертлявого щенка — и раздражалась. Когда заводишь животное, нужно, чтобы твоё сердце было открытым и чистым. А у них с Уиллом — ни одного чистого помысла. Она думает о своём странном жестоком любовнике, что разрушил её жизнь до основания и лишил покоя. Он, таская животных (не зря ведь ветеринарным врачом работает), на самом деле старается компенсировать отсутствие у них детей, о которых они не говорят и в чём — она точно знает — он винит её, мысленно ругает за бездетность. Этот щенок — главный свидетель того, что брак их трещит по швам. Что они живут жизнью, которую очень легко можно называть браком. Уилл проматывает собственные воспоминания, снова и снова напоминает себе, как четырехлапый малыш попал к ним. Вот щенок стоит у их ворот, дрожа и сжавшись в комок от холода. Вот благодарно облизывает руки, пока его несут в дом, на кухню. Вот жадно бросается к миске, лакает молоко, вертит хвостиком, скулит, прижимаясь к ногам хозяина. А вот уже сладко спит, свернувшись на коленях Уилла. Малышу так мало нужно для счастья. И Уиллу, кажется, тоже — наблюдая за сценками с этим щенком, он смеётся, заливается мальчишечьим смехом, а глаза его сияют, точно бриллианты. Джуд, как ни старается, не может вспомнить, когда в последний раз Уилл был так радостен. И это раздражает ещё больше, и заставляет желать вышвырнуть несчастного собачьего ребенка из дома.        Малыш проснулся, преданно заглядывает своему спасителю в глаза. Подумав, Уилл размеренно произносит:        — Я назову тебя Лакки, милый. Потому что ты настоящий счастливчик, ты знаешь это? — и ласково гладит пальцами по холке, остро нуждающейся в купании.        Малыш, только что обретший имя, согласно виляет хвостом, дважды коротко лает, разливая по комнате луну своего звонкого голоса, преданно в лицо своему хозяину заглядывает. И раздражает Джуд ещё сильнее. Она вдруг сжимается в напряженный клубок, и, конечно, Уилл не может этого не заметить.        — Милая, — нежно спрашивает он, не скрывая даже, что очень обеспокоен, — что с тобой? Что-нибудь случилось?        Случилось, Уилл. Мы с тобой — чужие друг другу люди, сейчас у нас состояние «Два дня до зарплаты», сегодня в отделе кадров крупного супер-маркета, где она работает, было жарко, начальство вопило и требовало то, что дать было невозможно, её любовник исчез без следа, как будто его и не было. Случилась жизнь, Уилл, ужасная и отвратительная. Она, впрочем, вслух не может этого сказать, а только качает медленно головой, натянув усталую улыбку.        — Устала, Уилл. Ужасный день был. Не обижайся, пожалуйста, но я сейчас схожу в душ — и отдыхать.        И проходит мимо притихшего щенка абсолютно равнодушно, хотя, конечно же, это только напускное. Уже на выходе из кухни она оборачивается и, вобрав в лёгкие больше воздуха, решительно произносит:        — Отдай щенка в приют, Уилл. Нам некогда будет им заниматься. Он нам не нужен.        Уилл растерян, встрепенувшись, он спрашивает:        — Что? Но, Джуд, почему?        Потому что она не хочет видеть здесь это животное. Потому что её раздражает его лай и глупая детская морда. Потому что всякий раз, когда она только смотрит на него, думает о том, как глупа и скучна их с Уиллом семейная жизнь, как огромная ложь, из которой не выбраться.        Но говорит она, конечно, совсем иное.        — Потому что у нас не будет достаточно времени, чтобы о нём заботиться, и ты сам прекрасно это знаешь, Уилл. Потому отнеси его в приют, будь добр. Не тяни. Не нужно давать живому существу лишнюю надежду.        И Джуд уходит, чувствуя растерянный взгляд себе вслед. Скидывает на ходу одежду, входит в душ, включает прохладную воду, жмурясь, ныряет под струю. Старается ни о чём не думать и даже лишний раз не дышать, затаилась, точно дикая кошка в засаде. А потом, выйдя и тщательно вытершись, мчится в спальню, падает на опостылевшую семейную постель и накрывается теплым одеялом с головой, стремясь скорее отключиться от всего мира сразу.