Рецидив

      Тишина сгущалась. Питеру показалось, словно он уже чувствовал что-то похожее однажды: язык отказывался двигаться и тело оцепенело, как от парализующего яда. Чтобы заставить себя шевелиться, ему пришлось приложить титаническое усилие. Движение попавшего под прицел грабителя наверняка выглядело издевательски медленным, но, в конце концов, он всего лишь хотел показать, что не собирается ни нападать, ни защищаться.       Глаза Тони сверлили его, не отрываясь, но постепенно, с каждым новым вдохом, ярость в них угасала, сменяясь сперва раздражением, затем непониманием и, наконец, печалью.       В таких обстоятельствах он был бессилен. Театральной постановкой актёра не напугаешь. А уж тем более актера первого плана, однако Питер почувствовал себя значительно лучше, когда Тони устало махнул рукой, вынуждая костюм за спиной принять прежнее положение.       — Я — Питер Паркер.       Тони потёр лоб. На его лице осталась неопределённая пустая эмоция.       — В самом деле?       — Это правда. Но…       Питер плавно опустил руки.       — Но?       — Я не могу… рассказать, что происходит.       Он постарался вложить в эту фразу всю искренность, на какую только был способен. Внезапно всё нужное всплыло само — то, что он мог бы сказать без единой капли лжи.       — Если я это сделаю, то потеряю последнюю надежду, — глядя прямо Тони в глаза, Питер решил отбросить условности и вежливые обращения. Больше он не играл, не изворачивался — не было нужды притворяться дурачком или ребёнком. Он расслабился и вдруг почувствовал, как с плеч упал неподъёмный груз. Стянутые ужасом лёгкие расправились, кровь отхлынула от сердца.       Он смог вздохнуть свободно, наверное, впервые с момента возвращения.       — Тебе кто-то угрожает? — Тони без промедлений начал искать зерно в его словах. — Говори правду и не держи меня за идиота.       — За это давно следует извиниться. Прости.       Питер рассеянно потёр веки.       Насколько же плохо он на самом деле знал Тони. Если уж на то пошло — не знал совсем. А ведь какое-то время он мнил себя чуть ли не Старк-экспертом, заполучив его наследие. Но быть кем-то вроде плохонькой копии и понимать человека по-настоящему, оказывается, совсем не одно и то же.       Знал ли он об этом безудержном любопытстве? Помнил ли, что, когда Тони по-настоящему злится, у него напрочь сбивается дыхание? Мог ли предположить, как хитро он способен водить кругами, соблюдая осторожность и одновременно подвергая — себя, свою жизнь — опасности? Он мог усыпить любую бдительность. А может, это Питер хотел быть слепым.       Все допущения сыпались карточным домиком вместе с идеальным, невозмутимым и мудрым образом наставника, оставившим лживый след в его памяти. Образом, под надёжной маской которого Питер так старательно прятал всё, что делало Тони… Тони.       Сейчас напротив стоял оригинал, далёкий от кальки из призрачного прошлого. Он подвергал сказанное и увиденное сомнениям, рассматривая каждую фразу то с позиции союзника, то с позиции врага. С чего Питер вообще решил, что всё будет так же, как в его реальности? Что Тони будет верить ему по умолчанию?       В тёмных глазах боль сменяла недоверие — этот человек, этот незнакомец тоже устал получать от жизни тычки и не справлялся с накатывающим разочарованием. Видеть его таким было действительно тяжело.       Но Питер знал зрелище похуже.       — Значит, ты не будешь говорить даже под страхом смерти?       — Ты не причинишь мне вреда.       — Откуда такая уверенность?       — Если бы хотел — то не стал бы ждать, когда я расколюсь. Но ты даже вышел из костюма.       Тони мгновенно напрягся, будто бы в сказанных словах прозвучала угроза. Теперь он не знал, чего ожидать, и позволил себе короткое, рефлекторное движение — прикосновение к месту, где раньше был реактор. Сердце Питера упало.       — Эм… нет! Тебе ничего не грозит, — поспешно сказал он, стараясь держать руки на виду. — Я клянусь, что никогда не стал бы нападать исподтишка.       Тони потребовалась минута, чтобы вернуть себе самообладание. Питер тоже зацепился за эту паузу, как за спасительную соломинку. От мысли, что Тони прямо сейчас теряет к нему последние крупицы доверия, его буквально затошнило.       — Мне очень жаль, — Питер сглотнул и вжался в стену, прикрыв глаза. Всё, чего он хотел сейчас — развеять осторожность. Она была много хуже, чем осуждение. — Но то, что я должен защитить… за это я готов умереть. Хоть здесь и сейчас.       Наверное, его последние слова прозвучали совсем не так, как можно было ожидать от мальчишки: Тони изумлённо замер.       И всё-таки Питер был рад, что больше нет нужды давиться враньём. Его мысли наконец-то прояснились. Теперь он мог попытаться хоть как-то смягчить ситуацию.       — Однажды я уже ошибся, — продолжил он, решительно удерживая взгляд Тони. — Больше ничего подобного не случится.       Тони посмотрел на оружие, разложенное на столе. Затем снова на химические составы, правда, теперь уже осознанно и без драматизма.       — Я мог бы помочь, — наконец, сказал он.       Питеру пришлось до боли в челюсти сжать зубы, чтобы наружу не просочилась ни одна лишняя эмоция. Он чувствовал, что в глазах собрались слёзы, но заставил себя подавить их и улыбнулся, сквозь всколыхнувшуюся в душе боль. Как убедить Тони, что именно его помощь здесь не нужна — и не дать понять, что он причина и следствие, цель и повод?       — Нет, — сказал Питер. — Это только моя проблема.       Не в силах смотреть на то, как лицо Тони снова становится отстранённым, Питер продолжил:       — Я верну его. Так будет лучше.       Добравшись до рюкзака, Питер вытащил костюм, маску и шутеры. Второй раз за историю ему приходилось возвращать их назад, господи.       Ещё немного и это войдёт в привычку.       — Вот.       Тони без колебаний взял всё из его рук.       Голос Хэппи внезапно и назойливо всплыл в голове:       «Ты вообще заметил, как быстро это началось? Он же терпеть не мог прикасаться к людям, а тем более что-то у них брать! Одно время рукопожатия были для Тони личным врагом. Я обалдел, когда увидел вас вместе. Он будто никогда и не испытывал никаких проблем. Чёрт знает что».       — Это я тоже заберу, — Тони устало кивнул на оружие.       Питер пожал плечами. Он знал, где достать аналогичное.       — Если ты считаешь, что «не могу рассказать» всё решило — нет. Ошибаешься.       — Знаю. Твоя настороженность понятна, — Питер вернулся к облюбованному местечку у стены, чувствуя себя так, словно его пропустили через мясорубку. Дважды. — Но мы на одной стороне. Разве этого не достаточно?       — Пока на одной, — зло прищурился Тони. — Как только ты сделаешь что-то подозрительное, я без колебаний сдам тебя властям.       Питер кивнул, полностью принимая условия.       Последний раз окинув логово затравленным взглядом, Тони вернулся в Марка. Всё отвоёванное добро он разместил в дополнительном держателе. Питер мог лишь беспомощно наблюдать за ним, тихо ненавидя себя за глупость.       Интересно всё-таки, чем супергерой отличается от героя? Питер никогда не понимал, что по задумке журналюг значило это горделивое «супер». А персонально ему подошло бы что-то вроде аутгерой. Лузергерой. Псевдо?       Тони Старк — совсем другое дело. Всегда на шаг впереди. Идти против него — всё равно что пытаться соревноваться с живым игроком, имея на руках способности пешки. Питер попытался. Теперь доска опрокинута, фигуры в раздрае, первоначальный план в помойке.       Он понимал, что эта ситуация лишь этап: рано или поздно им придётся работать вместе, и мнение Тони не так уж важно. Гораздо важнее то, что теперь необходимо самостоятельно сооружать костюм-для-смерти-в-космосе и выслеживать Тумса без помощи Карен.       Полный разочарования взгляд полоснул по лицу, прежде чем забрало закрылось. Как только шум джетпаков затих, ноги Питера подкосились. Он сполз по стене и упёрся локтями в колени, ничего перед собой не видя.       Настало время задать себе самый важный вопрос.       Ради кого он это затеял? Ради Тони, его жизни и спокойствия? Или всё-таки ради себя? Надеясь очистить совесть…       Даже проиграв, он будет знать, что сделал всё возможное.       Как сотни раз до этого. Привычная зона комфорта.       Когда же он стал… таким? Неспособным говорить правду. Готовым изворачиваться до последнего. А ведь собрать их всех, всех Мстителей до единого — и может, не пришлось бы ставить на кон жизнь и благополучие мира. Отдать знамя Капитану. Поверить в Тони ещё раз, позволив ему решать, как защищать Землю. Вынудить их объединиться и работать сообща на благо будущего.       И при худших обстоятельствах снова увидеть, как Тони сводит пальцы для щелчка?       Питер хорошенько ударился затылком о стену. Нет. Только не так.       Если ты никто без человека, ты его не достоин. Ни его, ни его доверия.       И, похоже, даже спустя двенадцать лет…       Питер всё ещё не был.

* * *

      — Пит, — Мэй обеспокоенно наморщила лоб. — Что случилось?       Очередной раз перемешивая ларб, Питер задумчиво уставился на экран телевизора в другом конце маленького тайского ресторанчика.       «Неизвестный остановил грабителей на перекрёстке двух оживлённых улиц…» — вещала бегущая строка.       Мэй проследила его взгляд.       — О. Совсем рядом! Я слышала, что этого парня видели в нашем районе. Здорово, конечно, но у меня уже в глазах рябит от обилия цветных суперлюдей…       Питер нервно усмехнулся. Не дожидаясь, пока он окончательно падёт духом, Мэй плавно откинулась на спинку стула и решила перейти в наступление:       — Ну, всё. Рассказывай. Девушка голову вскружила? Поссорился с Недом? Тебя задирают в школе? Что такое?       — Я просто немного устал, — ответил Питер, всё так же бессмысленно гоняя кусочки жареной курицы по тарелке.       — Это случайно не из-за Старка? — насторожилась Мэй. — Чтобы ты знал, я ему не доверяю. После встречи с ним ты стал рассеянным и замкнутым.       — Нет, он ни при чём. Просто я…       Когда он снова попробовал нацепить на себя беспечность, Мэй потянулась через стол и хорошенько ущипнула его за запястье.       — Станет легче, если ты расскажешь мне, что конкретно тебя беспокоит. Можешь без подробностей. Ну?       Питер отложил палочки на подставку.       — Каждый раз, когда мне мерещится, что я нашёл ответ, я… ошибаюсь. В людях. В себе. Хуже всего, если ошибся в себе. Верил в правильность поступков и вдруг понял, что всё это время боялся признать… всего лишь своё бессилие.       Мэй явно не ожидала таких слов или того, что Питер вывалит суть своих переживаний за раз. Ей неоднократно приходилось уличать его в неискренности, но, как правило, он смеялся и уклонялся от разговора по душам до последнего.       — Я трус, — безжалостно припечатал Питер.       Какое-то время тётя Мэй сидела, удивлённо разглядывая его ожесточившееся лицо.       — Милый, бояться нормально. Не существует людей, которые не испытывают страха.       — Я должен был справиться.       — «Должен»? Кому?       Питер опустил взгляд. Мэй всегда умела задавать правильные вопросы.       — Можно я спрошу кое-что? — наконец, решился он. — А ты ответишь честно и не будешь выпытывать подробностей.       — Конечно.       — Если бы тебя предали пять раз подряд, ты бы смогла поверить кому-то в шестой?       Мэй задумчиво постучала палочками по краю тарелки.       — Если честно… Нет. Я бы уже после второго раза была осторожнее. Но многое зависит от самих людей, понимаешь? Вдруг этот, шестой, может что-то исправить? В любом случае, я бы не отказалась от проверки временем.       Питер улыбнулся.       Что-что, а проверка временем у них уже была.       Этим же вечером он пришёл к важному выводу: не имеет значения, как сильно пострадает его репутация. Наверное, плюсы можно найти даже в череде предательств: однажды ты просто перестаёшь пытаться угодить всем и каждому. Ты можешь улыбаться людям и откровенничать с ними, но больше не сделаешь шаг навстречу по собственной инициативе. Отрезвляющая сила разочарования — прекрасный способ отсечь зависимости.       Если исключить тягу к справедливости, много лет назад Питеру было жизненно необходимо стать кем-то стоящим. Заслужить уважение, почёт и благодарность. Любые попытки напомнить ему, как мало он значит, били в сердце, по неокрепшей самооценке и тому слабому месту, где прятался Питер Паркер, когда на виду оставался Человек-паук.       Фьюри не надоедало напоминать, какой он безответственный идиот. И снова обращаться за помощью в кризисные моменты. Питер хотел заслужить его признательность. И чем сильнее хотел, тем сильнее лажал. Ник никого не ценил слишком высоко. Даже после смерти Тони у него остались к нему претензии, что уж говорить о Питере.       Постепенно, напарываясь на одни и те же грабли, он уяснил главное: ему никогда не заполучить всеобщую любовь. Что бы он ни делал. Как только Питер прекратил гоняться за собственным хвостом, жизнь стала намного проще.       Теперь он оценивал поступки лишь по внутренней шкале морали. И никогда не делал ничего, что падало ниже пятёрки — единственный человек, которому Питер ещё пытался показать свою силу, смотрел на него из зеркала.       Всё ли ты сделал правильно?       Мог ли предотвратить это?       Мог ли принять верное решение?       Как бы сильно Питер ни хотел заслужить уважение Тони, на самом деле его чувства не имели значения. Даже если в итоге он будет ненавидеть и презирать. Или просто останется по другую сторону баррикад.       Пока он жив — всё в порядке.       О чём Питер действительно сожалел, так это о времени, которое пришлось потратить на новый костюм. Несмотря на то, что этот важный пункт был в плане, он не хотел торопиться с его изготовлением.       Конечно, его рукотворный шедевр никогда не сравнился бы с костюмами Тони: Питер просто не мог повторить вручную тончайшие спайки роботов-манипуляторов, но знаний и опыта из прошлой жизни хватило, чтобы сделать нечто практичное. Правда, от ярких цветов он временно отказался.       А вот отказаться от логова не получилось. После всего прятаться на старом чердаке стало даже… спокойнее.       Сервер ИИ стоял мёртвым грузом, но Питер был рад, что не успел влезть в мозги Карен слишком глубоко и догадался вынести основные хитрости за пределы системы. Он и так достаточно провинился перед Тони.       В отличие от сервера, разнообразие паутинных соединений стало отличным подспорьем. Новые веб-шутеры Питер сделал исходя из предпочтений прошлого, маску тоже подогнал под укоренившийся теневой образ Человека-паука. В итоге костюм почти ничем не напоминал тот, в котором он рассекал улицы Нью-Йорка последние несколько недель, но зато гораздо больше отражал его душевное состояние.       Со временем все костюмы Питера стали его частью. Если он чувствовал себя героем, достойным внимания, он выбирал привычные цвета. Желая по-настоящему скрыться в ночи, переодевался в незаметное. Человек-паук являлся продолжением его личности, ничего удивительного, что на нём перемены отражались даже в таких мелочах.       Благодаря регулярным вылазкам он ни в чём не нуждался — весь переворованный мусор мира был в его распоряжении. Когда-то он воротил нос от подобных методов, но после первого нападения Шестёрки большая часть моральных устоев посыпалась пеплом.       Теперь Питер собирался отправиться в Мэриленд в одиночку, автостопом или на списанной машине, не подвергая никого опасности. Он должен разобраться с Тумсом и его деятельностью самостоятельно — если даже подобная сошка будет ему не по плечу, то что вообще говорить о победе над Таносом.       Кроме того, у него с ним были личные счёты. Пусть и в другой жизни.       Он хотел сосредоточиться только на этом, но мысль о личных счётах неизменно тянула за собой воспоминания совсем о другом человеке. Всё то, что Питер загонял в глубины рассудка старательнее всего. То, что подтачивало его разум, как короед — древесину, ломая барьеры и погружая в состояние оцепенения.       Питер нашёл Гарри в гостиной. Он сидел с бутылкой джина в руке. Строгий официальный белый костюм был небрежно расстёгнут, а галстук ослаблен и брошен некрасиво висеть на шее. Бледное лицо иссекали царапины, а волосы лежали как попало, делая ухоженного парня похожим на уличного хулигана.       — Ты думал, я не узнаю? — уловив крадущиеся шаги, хрипло спросил он. — Думал, я не узнаю тебя?       — К этому дню ты должен был понять, что в случившемся нет моей вины.       Красные от алкоголя и долгой истерики глаза Гарри вперились в него, зацепились намертво. Питер медленно приближался, не в силах смотреть, как его лучший друг страдает, пытаясь смириться с правдой.       — О нет. Твоя вина… твоя вина в том, что ты существуешь.       — Гарри, — Питер присел напротив него, осторожно сжимая запястье и пытаясь забрать бутылку. С какой-то попытки ему это удалось. — Я всего лишь защищал людей. Я никогда бы не причинил вреда твоему отцу, если бы его действия не вели к катастрофе.       — Это всегда должен быть кто-то другой, да? — в тёмных глаза всколыхнулась жгучая, безысходная боль. — Всегда есть кто-то другой, кто-то поважнее, ради кого ты пожертвуешь всем, даже собой! А я? Как же я, Питер?!       Плечо прорезала острая боль, когда Гарри вонзил в него охотничий нож. Питер моргнул, и картинка изменилась. Теперь вокруг была тьма, а он не мог пошевелиться в крепких липких путах собственной паутины.       — Ходят слухи, что у тебя отличная регенерация, — родной голос вливался в уши, заполняя царящую в голове пустоту. — Интересно, сколько ты сможешь продержаться, если я буду забивать гвоздь за каждую спасённую тобою жизнь? Ты будешь счастлив, зная, что весь заполнен этим никчёмным, неблагодарным железом?       — Ты не станешь… — прошептал Питер, морщась от боли в шее и равнодушно наблюдая за тем, как скудные капли света выхватывают покрытые зеленоватой сетью вен руки, гвоздь и молоток. — Гарри, послушай…       — Какой толк тебя слушать, когда в следующий раз ты снова выберешь не меня?       Питер неловко дёрнулся, почувствовав, что в его лоб упёрлось ледяное жало.       — Ты моя единственная ошибка.       — Ты знал, как сильно я дорожу нами, и всё равно поступил по-своему.       — Ты когда-нибудь сожалел? Ты вообще хоть что-нибудь чувствуешь?       — Знаешь, чем всё кончится? Ты останешься в одиночестве! У тебя не будет никого, кому ты сможешь открыться, ведь все, кто любил Человека-паука, поплатились за это жизнью и счастьем! Нравится смотреть, как люди страдают из-за тебя?!       — Теперь ты чувствуешь что-нибудь?!       Питер вскочил и неловким движением смёл со стола маску, над которой работал, прежде чем его сморил сон.       Глухие капли барабанили по крыше, гулко настукивая по новым доскам, которыми он залатал дыру, оставшуюся после визита Тони. В некоторых местах образовались течи, но пока вода не могла навредить ничему важному, Питера они не беспокоили.       Гарри не снился ему очень давно. Было так странно думать, что прямо сейчас он здесь, в этом мире, ходит по тем же улицам и их совсем ничего не связывает.       Ни дружба, ни любовь, ни та чудовищная ненависть, что подтолкнула его к краю…       Толкнув хлипенькую дверь, Питер вылез на улицу и вскарабкался на проржавевший гофролист. Огни города тускло мерцали вдалеке, едва различимые из-за пелены дождя.       Питер сел возле недавно заделанной пробоины и уставился на ряды старых облупившихся домов, наслаждаясь прохладой и приятным постукиванием капель по макушке. Почему-то даже само существование этой чёртовой дыры его успокаивало.       Этот сон всегда заканчивался одинаково. Впрочем, каждый сон о Гарри заканчивался одинаково. Питер старался не вспоминать хорошее, чтобы не цепляться за эмоции, но…       Гарри бросил ему мяч — кажется, с этого всё началось.       Питер легко мог почувствовать заросший зелёный луг, на котором стоял, когда мяч просвистел рядом и почти ударился в его грудь. Он неловко сжал его в ладонях, наблюдая за тем, как капитан заметно поредевшей из-за нападений баскетбольной команды бежит навстречу, сияя белозубой улыбкой.       Немногие люди сохранили способность беспричинно улыбаться в современных реалиях — Питер уже давно не видел хоть каких-то положительных эмоций. Наверное, поэтому он остался стоять на месте.       — Прости, парень! Я не… о, постой… ты же этот? Питер Паркер, да? Видел твоё лицо на доске почёта! И твой проект! Впечатляюще!       Питер вернул ему мяч.       — Гарри Озборн? — не растерялся он. — Химзащитные кластеры, увеличение запаса прочности.       — О, — лукавые глаза заблестели, будто Питер сделал комплимент. — И даже не впечатлишь.       Питер нахмурился, недоумевающе разглядывая Гарри. Студентов и так было по пальцам пересчитать, поэтому многие интересовались теми, кто купался во внимании преподавательского состава.       Немного помолчав, Гарри вдруг облизнулся и дёрнул подбородком.       — Как насчёт небольшой дискуссии после тренировки? Думаю, нам есть о чём поспорить!       Питер стёр с лица дорожки дождевой воды.       Интересно, что бы изменилось, если бы он отказался? В этот раз он знает, чем обернётся неверный выбор. Впрочем… разве Гарри был не прав?       Он запрокинул голову к пасмурному небу.       Дождь снова слизывал следы его слабости, совсем как много лет назад, когда он дал свой ответ, прежде чем сойтись с Гарри в последней битве.       — Даже если я причинил тебе боль, извинений ты не услышишь. Тебе… тебе я ничего не должен!       Как же он зол был тогда, раз решился сказать такое, ударив в самое больное место Гарри Озборна — в его чувство собственного достоинства.       Питер сам дал ему повод сорваться, скрыться за зелёной уродливой маской и расхохотаться ему в лицо. Сам подтолкнул его к краю, будто мало было всего того, что уже случилось.       Насколько же глуп он был, решив, что такие мелочи, как «простите, мистер Старк» имеют значение и особую ценность.       Верно, сумбурные извинения стали последними. Они обрели значимость — Питер не мог разбрасываться осколками своей души с той же лёгкостью. Даже когда признание ошибки могло спасти ситуацию. Даже когда грань между возможным и невозможным была разрушена.       Он вообще вынес из прошлого хоть что-нибудь полезное, кроме паранойи?       Небо загрохотало, вытаскивая его из задумчивости. Мысли плыли, как в тумане, зато сердце билось ровно.       Теперь Питер точно знал, что будет делать дальше.       — Прости… Тони. Кажется, я снова тебя разочарую.       Усмехнувшись, он уверенно поднялся на ноги.       Наступала ночь.