Потеряй контроль

      План был ненадёжный. Совсем. Если Леонардо ошибался хотя бы чуть-чуть, то он точно лишится друга. А, возможно, и своей жизни.       Но попробовать такой необычный способ помощи всё-таки стоило.       Лео прекрасно знал, сколько всего приходилось контролировать Эцио: свои тренировки, благополучие семьи, тренировки бойцов из братства, слежки за тамплиерами, планирование убийств, добыча денег, да даже благополучие самого да Винчи. Художник не переставал удивляться, откуда у его друга были силы держаться так долго. Если теории верны, то этому помогали встречи с куртизанками. Но Леонардо почему-то был уверен, что Эцио даже в это время не переставал контролировать ситуацию, потому что его могли попытаться убить, посчитав незащищённым.       Только вот расслабиться другу было необходимо. И Лео стал много читать, чтобы понять человеческую душу, а после начал наблюдать за окружающими людьми. Он также следил за слухами, а ещё доставал всё, что только мог, из закрытых восточных стран, так как давно понял, что там знали ответы на все вопросы.       Сопоставив все полученные знания, Леонардо, кажется, нашёл верный вариант того, что было необходимо Эцио. Художник купил верёвки и несколько видов трав. Он отправил другу письмо с почтовым голубем, прося о скорой встречи, и принялся готовиться.       В сравнении их физической силы Лео точно не победит, значит, здесь придётся воспользоваться помощью природы. Травы должны были усыпить Эцио на достаточное количество времени, чтобы художник успел избавить его от одежды и связать. Но сводить друга с ума Леонардо не планировал, а потому сразу отказался от возбуждающих желание трав.       В дверь постучали. — Эцио, amico mio, — обеспокоенно поприветствовал друга художник, открыв. Гость выглядел серьёзным и взволнованным.       Впустив Эцио в мастерскую, Лео закрыл дверь. Ассасин тут же снял капюшон. — Леонардо, что случилось? Я пришёл сразу, как получил письмо, — гость сложил руки на груди. Он уже успел внимательно осмотреть мастерскую при помощи орлиного зрения. Ничего подозрительного не было. Друг по-прежнему оставался другом, не предал, значит, это не было ловушкой. Значит, у художника были какие-то другие проблемы, и Эцио сделает всё, что в его силах, чтобы помочь. — Мне страшно, Эцио, — осторожно произнёс Лео, внимательно следя за тем, как все мышцы его друга напряглись. — Рассказывай, — ассасин подошёл чуть ближе и положил руки на плечи Леонардо. — Мне страшно за тебя. Я волнуюсь, что всё, что ты делаешь, приведёт к твоей скорой смерти, — художник опустил взгляд. Он даже не лгал.       Тогда Эцио отпустил друга и сел на один из стульев, широко расставляя ноги и снова складывая руки на груди. — И ради этого ты..? — вопрос не был задан до конца, потому что ассасин заметил, насколько расстроенным выглядел Леонардо. — Bene, что я должен сделать, чтобы ты успокоился? Носить какую-то броню? — И это тоже, — Лео кивнул в сторону собранных доспехов, которые защищали жизненно важные органы, но не стесняли движений. — Но я был бы рад, если бы ты доверился мне. — Я доверяю тебе больше, чем кому-либо ещё, — Эцио опустил руки, расслабляясь. — Тогда всего на один вечер забудь обо всём и побудь моим гостем, пожалуйста, — попросил Леонардо.       Некоторое время ассасин молчал. Он не знал, соглашаться ли. Вроде бы сегодняшние миссии братство может выполнить и без него, а вроде бы тратить время впустую Эцио не привык.       Хотя нет. Не впустую. На Леонардо. — Bene. Один вечер ничего не изменит, — ассасин по-доброму улыбнулся. Лео редко видел такую улыбку на чужом лице, а потому обрадовался, на секунду забывая о том, что за эксперимент собирался провести. — Тогда сейчас принесу нам выпить, — художник улыбнулся в ответ, а после отправился за вином. Пришлось выбрать дорогой сорт, но такой, где вкус и запах добавленного туда травяного настоя не был бы заметен.       Разлив вино по небольшим кубкам, Леонардо добавил в один погружающий в сон настой, а после вернулся к другу и отдал этот кубок Эцио. Ассасин тут же проверил вино орлиным зрением. Отравы не было. Да и Лео не предаст ни за что, просто это была привычка, от которой уже не избавиться. — За нашу встречу? — художник сел напротив друга. — За нашу встречу, — согласно кивнул Эцио.       Они выпили. Потом немного поговорили. Затем выпили ещё. Ассасин немного расслабился, почувствовав, что может не ждать обмана в любой момент. Они выпили ещё чуть-чуть. Тогда Эцио начало клонить в сон. — У меня наверху спальня. Отдохни, — предложил Леонардо. В любом другом случае ассасин бы отказался, но сейчас усталость навалилась на него, а потому Эцио согласно кивнул и позволил проводить себя в спальню.       Сердце Лео стучало слишком быстро. Он думал, что можно было ещё отступить и не портить того доверия, что было между ними. Однако вино дало художнику немного смелости.       И тот, дождавшись, когда Эцио разденется и заснёт, вернулся в спальню с верёвками. Леонардо боялся, что не сможет связать друга правильно, что тот проснётся раньше времени, что их дружбе вот-вот настанет конец, но всё-таки принялся снимать с ассасина оставшуюся одежду и уложил того на живот, после чего осторожно перевязал ноги так, чтобы голени были вплотную прижаты к бёдрам. Затем Лео связал другу руки за спиной, сильно сгибая в локтях и оставляя узлы так, чтобы верёвка красиво переходила по груди и даже была обёрнута вокруг шеи. По расчётам художника это связывание не должно было вызывать боль, пока Эцио не сядет на колени на полу, а Леонардо не заставит его лечь, прижимаясь грудью к коленям.       Художник остался доволен своей работой. Он осторожно опустил Эцио на пол — откуда только взялись силы — и дотронулся рукой до чужого члена, медленно проводя по всей длине. Что бы ни снилось ассасину, он быстро возбудится и проснётся.       Что и произошло, и Лео даже успел убрать руку прежде, чем Эцио понял, что с ним только что делали. — Cazzo, Леонардо, что происходит? — взгляд гостя стал похож на взгляд зверя, загнанного в клетку. Эцио было страшно. Он не мог поверить в то, что его предал единственный, кому он доверял полностью. Ассасин тут же стал пробовать верёвки и осознал, что был связан с заботой: нигде не давило. Это ещё больше разозлило, и Эцио сел на колени, смотря на стоящего перед ним Лео снизу вверх. — Выслушай меня, пожалуйста, — попросил художник. — Если бы я хотел причинить тебе вред, то отравил бы тебя. Если бы хотел предать, то не остался бы с тобой один на один, как ты очнёшься. А ты... Если бы ты хотел, то нашёл бы способ освободиться.       В ответ на это раздалось раздражённое хмыканье. — Дослушай, Эцио, это приказ, — строго произнёс Леонардо. На ассасина это произвело странное впечатление. Он даже не подозревал, что художник мог так командовать. Возможно, даже что-нибудь бы сказал насчёт этого, не будь сейчас так зол. — Я хочу тебе помочь. Ты контролируешь так много всего, что это может рано или поздно свести тебя с ума. Ты начнёшь подозревать всех в предательстве, будешь видеть то, чего нет. И от этого станет плохо всем. А в первую очередь тебе и твоему братству. Поэтому тебе нужно иногда расслабляться. Позволять себе забыть обо всём и просто получать удовольствие. — Я не имею на это право, — фыркнул Эцио. — Я разрешал тебе говорить? — Леонардо выражал недовольство, хотя по еле заметной дрожи рук становилось понятно, что он волновался. Приказы со стороны художника всё ещё казались странными, но вполне подходящими для происходящего. — Я знаю, ты не содомит, но назови мне хотя бы одну девушку, которой бы ты доверял настолько, что за те пару минут, пока я говорю, не убил бы, оказавшись в похожей ситуации?       Упрямство требовало назвать хотя бы одно имя, но Эцио так и не смог вспомнить ни одного. — Таких нет, — победно произнёс Леонардо. — Значит единственный, с кем ты можешь полностью потерять контроль, это я. Я буду целовать тебя. Кусать. Душить. Приказывать. Пороть. Но не стану заставлять дать мне войти в тебя. Я хочу, чтобы тебе было хорошо. Но для этого тебе нужно отпустить себя. Забыться. И я могу помочь. Я покажу тебе это, хочешь ты или нет. Если после нашей дружбе конец, что ж, я заслужил. Но я старался ради тебя, Эцио. Tu sei amore mio. И ты это знаешь.       В ответ Леонардо получил взгляд, заполненный не только ненавистью, но и заинтересованностью. Эцио не сопротивлялся, он смиренно стоял на коленях. Гордость, конечно, не позволит ассасину сказать, что он согласен, но его тело это отлично покажет. Хотя художник замечал дрожь. Эцио ещё и боялся. Он потерял безграничное доверие к своему другу, и опасения были вполне логичны. — Начнём, — произнёс Леонардо.       Эцио злобно ухмыльнулся, словно спрашивая, повернётся ли у друга рука сделать хотя бы часть из того, что он говорил.       Тогда художник замахнулся и дал пощёчину. Взгляд сменился на испуганный, и Эцио задёргался, пытаясь освободить руки. — Успокойся, — Леонардо обошёл друга и наступил на его руки, давя с ощутимой силой так, чтобы ассасин в итоге сел на колени, а затем и вовсе лёг, прижатый головой к полу, а грудью — к собственным коленям.       Эцио было больно, и он попытался лечь так, чтобы облегчить свои страдания. Однако художник давил ногой на спину с такой силой, что двигаться было почти невозможно. Ассасин теперь удивлялся не только тому, как необычно звучали приказания от друга, но и тому, насколько он силён. Вырываться было бесполезно, и Эцио перестал пытаться, хотя по-прежнему паниковал, не понимая, что будет дальше. — Вот так уже хорошо, Эцио, — ласково произнёс Леонардо. Он убрал ногу и потрепал друга по голове, словно хотел приласкать собаку. Как ни странно, ассасина это расслабило, а не возмутило. Эцио не перестал бояться, однако с его телом происходило что-то необычное: оно словно жаждало чужих прикосновений. — Что ты мне подсыпал? — злобно прошептал он, а затем еле сдержал довольный стон, когда Леонардо потянул его за волосы, вновь заставляя выпрямиться. — Только настой, который погрузил тебя в сон. И немного помог тебе проснуться своей рукой. Одурманивающих трав я тебе не давал, ты мне нужен в своём уме, — художник нежно провёл пальцем по губам Эцио, и того затрясло то ли от злости, то ли от страха, то ли от желания. — Я никогда к тебе не вернусь. И убью, как только развяжешь, — грозился ассасин. На это Леонардо только улыбнулся и проник пальцем в чужой рот, осторожно прижимая язык. Эцио мог бы откусить палец предателя, но почему-то не сделал этого, повинуясь. — Хорошо, я буду рад умереть от твоих рук, — тихо проговорил Леонардо. Он понимал, что угрозы не будут исполнены: если бы Эцио где-то глубоко не осознавал, что ему это всё нужно, то давно бы освободился и исполнил свой долг.       Ассасин тихо выдохнул, когда чужие руки оказались на плечах. Художник грубо давил на мышцы, разминая их так, что синяки будут проходить ещё очень и очень долго. Несмотря на грубость, тело расслаблялось, и Эцио сам ощутил, как перестал контролировать себя. Теперь он только чувствовал прикосновения рук и лёгкое давление от верёвок. Ещё начинали ныть ноги, только вот в засадах приходилось сидеть и в более неудобных положениях, поэтому ассасин спокойно переносил это.       Что-то внутри него явно ломалось, и это безумно пугало Эцио.       Леонардо же радовался: его план работал. Тогда он опустился на колени за спиной друга и укусил того в плечо, медленно оттягивая кожу.       Ассасин взвыл от боли, смешанной с ненавистью и страхом. Но после, не удержавшись, он застонал, потому что Леонардо провёл по укусу языком, и это оказалось приятнее, чем Эцио предполагал.       Ещё одна победа художника. Тогда он принялся кусать друга в шею, оттянув его голову в сторону за волосы.       Ассасин словно был одурманен. У Эцио в голове был туман, как будто он выпил чересчур много, и его всего трясло, хотя уже далеко не из-за злости, ненависти или страха. Девушки тоже делали, как Лео, но не у шеи. Сюда ассасин не подпускал никого, потому что понимал: стоило чуть расслабиться, и его ждёт смерть. А Леонардо так легко кусал его, будто знал, что Эцио этого не хватало.       И будто со стороны ассасин слышал свои стоны. — Bene, Ezio, va bene, — шептал Леонардо прямо в ухо другу, а после осторожно кусал за мочку. Чёткого плана у художника не было, хотя всё шло хорошо и без этого. Эцио был возбуждён, а от похвалы он окончательно потерялся в ощущениях.       Леонардо тоже возбудился, но держался, потому что обещал не трогать друга. Им было нужно расслабление, а не изнасилование. Однако художник чуть царапнул кожу на спине. В ответ раздался тихий вздох от неожиданности. Тогда Леонардо надавил на голову Эцио, снова прижимая к полу, а другой рукой слабо ударил по ягодице. Ассасин застонал.       Ему было больно, но кожа приятно горела и от верёвок, и от неудобной позы, и от укусов, и от ударов. Вообще от всего. Эцио не знал, что будет дальше, но ему и не нужно было: с ним был Лео.       Если бы ещё пару часов назад кто-то сказал, что ассасину понравится быть связанным и униженным, Эцио бы не поверил. А сейчас стонал от любого действия Леонардо.       Ещё пару раз ударив друга и услышав, как стоны становились всё громче, художник убрал руки и отодвинулся от ассасина. Тот заёрзал, пытаясь придвинуться ближе к своему мучителю. — Тебе нравится? Хочешь ещё? — строго спросил Леонардо. — Si, si, Лео, пожалуйста, — Эцио осознал, что просил, когда слова уже сорвались с его губ. — Тогда умоляй, — художник положил руку на ягодицы друга, чуть поглаживая. — Ударь меня, укуси меня, пытай меня, сделай всё, что хочешь, — стонал ассасин. Его возбуждение уже доставляло ужасный дискомфорт, а тело затекло так, что ныло целиком и полностью.       Самому Леонардо стало плохо от таких слов. Он видел, как Эцио ёрзал, пытаясь потереться хотя бы обо что-нибудь, лишь бы приблизить удовольствие. — Ты изольёшься без помощи, capisce? — удар пришёлся по ягодице, но уже с большей силой, чем до этого.       Эцио не мог думать. Ему было так хорошо, что он думал пойти до конца и попробовать всё, что Лео ему мог дать. — Si, Лео, возьми меня, — ассасин от такого позора отвернулся, краснея и утыкаясь лицом в пол. — Ты же не содомит, — жестоко произнёс Леонардо. — Пожалуйста, Лео, — чуть ли не захныкал Эцио.       Такого поворота Леонардо не ожидал. Он поднялся с пола, на что ассасин отреагировал разочарованным вздохом, отыскал масло, а после вернулся и принялся кусать тело друга везде, где только дотягивался. Ассасин мог только стонать. Тогда художник вылил немного масла между ягодиц Эцио и себе на руку.       От этого ассасина затрясло сильнее, чем раньше. Он боялся боли, но хотел этого, и не мог контролировать совершенно ничего: ни ситуацию, ни желания, ни самого себя.       Введя один палец, Леонардо принялся растягивать ассасина. Тот кричал от боли, и художник шептал, что именно так и должно быть, что Эцио нужно расслабиться, а после оставлял поцелуи на месте укусов.       Ассасин честно выдержал пытку в один палец, а затем в два. На третий из его глаз брызнули слёзы. Он ёрзал, пытался расслабиться, сходил с ума от всего.       И тут Леонардо попал куда-то, что Эцио почувствовал удовольствие.       От слуха художника не укрылось, что теперь его друг снова стал стонать от удовольствия. — Я заберу твою честь, и ты уже никогда не сможешь её вернуть, теперь ты такой же, как я. Ты содомит, Эцио, — грубо говорил Леонардо. Тот только хотел уже ощутить Лео внутри. — Ты... Мой хозяин, делай со мной всё, что хочешь, пожалуйста, — ассасин попытался раздвинуть ноги.       В этот момент Леонардо вытащил пальцы и спустил собственные штаны, намазывая себя маслом, а затем медленно вошёл, прижимая голову Эцио к полу. Тот послушно замер и стал ждать, когда Лео начнёт двигаться.       Долго ждать не пришлось. Художник сразу же стал грубо брать ассасина, на что тот стонал. Эцио было больно, его заполнило полностью, однако это чувствовалось так хорошо, что не хотелось, чтобы пытка заканчивалась.       Надолго его не хватило. Ассасин излился на собственные колени и живот. У Леонардо не хватило выдержки, и он вышел из друга, а после развернул и потянул его голову наверх. Эцио смотрел снизу вверх, хотя его взгляд с трудом фокусировался.       И художник воспользовался этим, изливаясь ему на лицо. Ассасин из последних сил облизал губы.       Лео чуть было не насадил его рот на себя, но сдержался. Он стал осторожно снимать верёвки с Эцио, а после помог тому лечь на кровать. Леонардо принёс ткань, смоченную водой, и вытер друга. А затем нежно поцеловал того в лоб. Эцио тут же устроился удобнее так, чтобы затёкшие мышцы отдохнули от пережитого. — Передумал меня убивать? — весело спросил Лео, садясь рядом. — Да, — устало произнёс Эцио. — Ты был прав. Мне стало лучше. Я... Мы могли бы повторять это? — Si, — кивнул художник. — Я всегда здесь для тебя. — Va bene, Лео, — слабо улыбнулся ассасин. — Полежишь со мной? — Конечно, — Леонардо устроился рядом.       Эцио быстро заснул. И впервые за долгое время он спал не только без кошмаров, но и так крепко, что не проснулся бы даже если бы открылись ворота ада, чтобы забрать двух грешников.       А всё потому, что рядом был Леонардо.