***
Фон над Джонханом стоял терпимый, что не представляло опасности для остальных и единственной проблемой было то, что он отравился сам. Джонхану на глазах становилось хуже: кожа на руках припухла, на лице появились красные пятна шелушения, он постоянно задыхался от кашля, его рвало кровью. По-хорошему, ему требовалось переливание, и донора было найти не сложно, но шансы выжить после этого были еще меньше, чем если бы они не делали ничего. На их станции были хорошие врачи, но никто из сталкеров не мог решиться на риск. Как и с Сынчолем, которому тоже требовалась кровь в срочном порядке. Чхве уже сделали операцию, все прошло хорошо, что уже само по себе было чудом. Но Сынчоль так и не приходил в себя. Их положили в разные палатки, остальные менялись друг с другом на дежурство, переходя из одной в другую. Все более-менее годное, что Мингю принес из аптеки, шло в ход, но этого все равно было недостаточно. Они оба умирали. В те редкие моменты, когда Джонхана не выворачивало от кашля и рвоты, он плакал от чувства беспомощности и... Он так и не сказал Сынчолю. Джонхан любит Сынчоля, но единственный человек, который любил самого Юна, умер несколько дней назад, унеся за собой в могилу все чувства. А теперь и его самого, видимо, забирает. Джонхану хотелось бы умереть только после того, когда узнает, что с Чхве все хорошо, может хотя бы тогда удастся сказать. Но Джонхан едва ли мог встать, однако, даже если бы и мог, то к Сынчолю его вряд ли бы пустили. Для ослабленного старшего фонящий чуть больше нужного Юн стал бы последней точкой. Джихун сидел около Сынчоля с тех пор, как закончилась операция, поэтому еду ему приносят, тоже как больному, в палатку. Так же, как и Сокмину прописавшемуся около Джонхана. Он целый день рассказывал ему всякую ерунду, которую услышал на станции, а когда истории закончились, начал переставлять предметы в палатке, чтобы заполнить давящую тишину. Пару минут назад он вспомнил кое-что, поэтому Юн едва смог дождаться небольшой паузы в монологе младшего. -Сокмин, - Джонхан уже не может целиком произнести предложение. – Принеси еды. -Ну наконец-то, хён, сейчас принесу! – обрадованный тем, что Джонхан сам попросил еды впервые за несколько часов, Ли выскакивает из палатки и бежит на другой конец станции в столовую. Едва ли его отсутствие длилось дольше пяти минут. Но и пяти минут хватило. Сокмин возвращается и треплет Джонхана по плечу. -Хён, я принес котлеты. По ним не видно, что это котлеты, но это котлеты. Ли уже гладит старшего по руке, но тот никак не реагирует, а у Сокмина, кажется, земля из-под ног уходит. -Джонхан, просыпайся! Я говорю тебе проснуться, я принес тебе еду, ты сам просил принести! - младшего трясет, он глотает воздух будто вот-вот задохнется. В палатку на крик вбегают Мингю и Джун, последний оттаскивает Сокмина от кровати, пока Ким пытается нащупать пульс на шее Джонхана. Мингю смотрит на Джуна и качает головой, переводя взгляд на Сокмина, который с таким ужасом смотрит ему в глаза, что к горлу самого Мингю подкатывает ком. Третий. На руках Сокмина. Третий. И Джонхан, зная это, отправил того из палатки под предлогом, который смог придумать, чтобы не было так больно, но кому? Когда остальные собрались в палатке, никто не проронил ни слова. Сынгван обнимал Сокмина, но помогало ли ему все это? Джихун подошел к телу старшего и неожиданно погладил по волосам. Минхао сидел на корточках, обхватив руками голову и старался сделать так, чтобы остальные как можно позднее услышали, что он плачет. Мингю смотрел в потолок, надеясь, что слезы не потекут по щекам, а Ли Чан в открытую плакал на плече у Вону, который успокаивающе гладил его по спине. Джун сидел на кровати в ногах у Джонхана, уперев голову в сложенные руки, и думал. Пока Сынчоль не придет в себя, лидером группы становится он, а это не укладывалось в голове. Мингю вышел из палатки и пошел в сторону блокпоста. В закутке гидов сидела Нарэ, изучая какую-то карту. Когда парень зашел, на ее лице появилась лёгкая улыбка, которая быстро сползла. -Мингю, что случилось? Парень попытался сказать что-то, но язык его не слушался, а сам он был на грани того, чтобы разрыдаться. Но слова не потребовались, потому что Нарэ поняла все сама и кивнула с той же мягкой улыбкой, пытаясь таким образом подбодрить Кима. Сосредоточив свои чувства вокруг чужих, было проще дышать, потому что свое собственное сердце хотелось вырвать. Да, они не поладили с Джонханом с самого начала, но он был хорошим человеком, он нравился ей как ответственный сталкер, как заботливый хён для своих, как влюбленный в Сынчоля мальчик, что было настолько очевидно. Нарэ было жаль его, жаль Мингю, Джихуна, Сынчоля, остальных. А еще Нарэ было жаль, что на то хриплое «спасибо» от Джонхана, перед тем как его забрали Сокмин и Минхао, она ничего не ответила. Ким вернулся под конец каких-то обсуждений. Он вопросительно посмотрел на Вону, чтобы тот ему объяснил. -Решили, что Сынчолю нужно переливание. А Джонхана вынесем наверх. -Но... -Да, Сынчоль будет против, но сейчас я принимаю решения, Мингю, - перебил его Джун. Ким коротко кивнул и снова посмотрел на Вону. Чон стоял с нечитаемым лицом и смотрел на Сокмина, которого, если честно, было жалко больше всех.***
На поверхность нести Юна вызвались Вону, Минхао и Джун. В вестибюле было уже темно, болтающийся на поясе Вэна фонарь выхватывал только куски дороги, поэтому далеко решили не идти. Они свернули влево от выхода, куда сталкеры обычно не ходили, уходя по дороге направо. Парни отошли на достаточное расстояние, прежде чем положили старшего на землю, расчистив ее перед этим. Джун еще раз проверил пульс Джонхана, как и пять раз до этого, еще внизу. Минхао достал из вещмешка взрывчатку и дал по куску старшим. Они разложили ее по подмышкам и под спину сталкера. Просто так тварям с поверхности Юн не достанется, пусть даже одного мутанта, но заберет с собой. Привет от беспомощного человечества. Из-за угла показалась голова собаки, и Вону подал знак остальным тихо уходить. Стоять здесь смысла нет, а на завтра от Джонхана уже ничего не останется, как и от мутанта, нашедшего его. Вниз они спускались быстро, с середины эскалатора Минхао вообще решил съехать по перилам, а Вону с Джуном перепрыгивали через несколько ступеней. Вот только герму им никак не открывали. -Они там что, уснули что ли? – в который раз пиная дверь, говорит Джун. -Может на ужин ушли? – предполагает Минхао и сам же усмехается. -Убью. Мы на пять минут вышли, что за херня. -Хороните и сами там же оставайтесь. -Типа того. Что за день? А когда герма все же открывается, дежурный получает от Джуна по лицу, и его, вероятно, тоже пришлось бы нести наверх, если бы Минхао Вэна не оттащил. Джихун сидел у кровати Сынчоля. -Джонхан умер. Суток не продержался. А ты? Сможешь? Через некоторое время молчания он снова продолжил: -В фильмах все разговаривают с теми, кто в коме. Это казалось мне таким тупым, и чем я занимаюсь сейчас. Чоль, пожалуйста, не бросай меня. Только из-за тебя я жив эти четыре года, если ты уйдешь, мне здесь делать тоже будет нечего. Ты же не променяешь меня на Сунёна? С ним...с ним Джису, Джонхан и Хансоль, а Чан будет твоим донором. Потому что кроме него никто не знает свою группу крови, - грустно улыбается Ли, водя пальцем по своей ладони. - А я знаю твою, вы подходите. И Джихун, наверное, плачет, потому что терять Сынчоля, как Сунёна, он точно не хочет, потому что это одиночество будет невыносимым.***
Отбой, как обычно, обозначили отключением верхнего света, поэтому все разбрелись по своим палаткам. Но никто не спал. Каждый думал о своем и о том, почему он все еще жив. Завтра, возможно, умрет Сынчоль, а может выживет, но умрет Чан. А может умрет Джун или Мингю по глупой или, наоборот, непонятной причине. В мире, в котором существуют они, не существует гарантий. И единственная их гарантия – удача, что так избирательна в своей благосклонности. Загнанные под землю люди, борются за жизнь каждый день, желая умереть, а умирая - плачут о том, что сделать не успели. Надеются на лучшее, не имея на то причин и проклинают судьбу за отобранные шансы. Завтра снова будет «утро»: освещение станет ярче, но «утро» какого дня скажет уже далеко не каждый. Прошло четыре, сорок четыре или сто четыре года – теперь уже навсегда без разницы.