Гарри Поттер и Мальчик-Который-Выжил-Из-Ума

31 октября по всей Магической Британии проводилось памятные церемонии и торжественные приемы. К счастью, бабушка Невилла считала, что смерть сына и невестки — это семейное дело, даже если оно каким-то образом повлияло на жизнь всех их сограждан. Поэтому в конце октября Невилл обычно с тайным облегчением наблюдал, как бабушка без колебаний сжигает ворох приходящих им приглашений. Другое дело — Рождество. Как быстро понял Невилл, во взрослом мире все праздники — это в первую очередь инструмент для налаживания отношений. На Рождество они отправлялись в тот дом, где было больше всего потенциальных союзников. Бабушка считала, что ее первостепенная обязанность — сколотить и поддержать мощный альянс, который сможет выступить единым фронтом в случае Второй войны волшебников. Бабушка не верила, что Тот-Кого-Нельзя-Называть исчез бесследно и уже не вернется. С одной стороны, Невиллу иногда хотелось, чтобы бабушка побольше верила в лучшее. С другой стороны, он и сам считал, что так повезти не могло — не ему. Темный Лорд умер от столкновения с годовалым младенцем? Даже звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой. Правдоподобнее было бы что-то вроде: "хей, твои родители, конечно, умерли, а у тебя теперь жуткий шрам на лбу, но кто сказал, что этого достаточно?". В мире и спокойствии почивать на лаврах — это для удачливых. Поэтому каждое Рождество он вежливо отвечал на сотни приветствий и смиренно пожимал бесконечные руки, пока пальцы не немели. Рождество не было праздником. День Рождения не был праздником — повторялась та же история, с тем только отличием, что приемы в этот день всегда устраивали сами Лонгботтомы. Но почему-то, праздником казался последний день уходящего года. Не то чтобы в этот день происходило что-то особенное или Невилл почему-то чувствовал себя счастливым, ничего такого. Просто... Он всегда дожидался момента, когда старинные часы на весь дом пробьют полночь. Кончался год. Начинался новый. И, может быть, в этом году что-то изменится. "Изменится ли?" — с холодной насмешкой переспрашивала другая часть Невилла. "Изменится", — обещал ей, но скорее себе Невилл. Он не мог избавиться от привычки говорить с самим собой. Голос в голове с убивающей прямолинейностью озвучивал все его тайные страхи. Голос в голове смеялся над ним и всеми его детскими надеждами. Голос в голове видел во всех вокруг врагов, ненавидел окружающих, всех до единого, от сухого и серьезного Бартемиуса Крауча до строгой Амелии Боунс с вечно опущенными уголками губ. Невилл думал, что этот голос — только то, что он не мог принять в себе. Его темная часть, родившаяся из непомерно высоких требований бабушки и страха разочаровать окружающих. Сторона, которой льстило идолопоклонство других людей, но которая в то же время бесконечно презирала эту кучку слабаков, сбросивших бремя защищать свою страну на годовалого младенца. Сторона, которая ненавидела, когда ее к чему-то принуждают, и скорее была готова причинить боль всем вокруг, чем допустить, чтобы боль причинили ей. Невилл ненавидел эту сторону себя, а та отвечала ему ледяным презрением. И каждый раз, когда мир вокруг разочаровывал Невилла, чуждый голос — или его настоящий голос? — звучал все громче. Невилл никому о нем не рассказывал. Он не хочет превратиться из Мальчика-Который-Выжил в Мальчика-Который-Выжил-Из-Ума. В Хогвартсе, может быть, что-то и изменится, но в больнице Святого Мунго — точно нет. Может быть, стоило рассказать бабушке. Черная, как ночь, часть Невилла ненавидела и ее — за все то, через что она заставляла его проходить, но сам Невилл хотел бы ей довериться, сам Невилл любил ее, ведь она была последним близким человеком, который у него остался, который не отказывался от него, несмотря на то, каким никчемным он был. Но что-то всегда его останавливало. Иногда голос давал ценные советы, помогал удержаться на грани, взять все в свои руки в стрессовой ситуации. И Невилл был совсем не уверен, что ему вообще поверят. Ведь не верили, когда он говорил, что боится темноты. Или что не умеет плавать. Один раз двоюродный дедушка толкнул его с пирса. Невилл не утонул, но его единственной мыслью, пока он отчаянно барахтался в предательски непостоянной воде, было то, что он вылезет на берег и убьет дедушку Элджи. Невилла не смущало то, что ему всего шесть, у него нет волшебной палочки, а даже если бы была, он не знал, как накладывается смертельное проклятие, и вообще не факт, что умеет колдовать: среди дальних родственников была популярна теория, что Тот-Кого-Нельзя-Называть повредил в нем что-то в ту памятную ночь, своей магией не только уничтожив себя, но и превратив младенца в сквиба. В нем просто поселилась ледяная уверенность, что он сможет это сделать, даже если потребуется разбить голову дедушки Элджи камнем, как это делают магглы. И только когда его вытащили и бабушка до боли стиснула его плечи своими пальцами с длинными острыми ногтями и — в ее глазах плескалось неподдельное беспокойство, именно тогда Невилл до конца поверил, что ей не плевать, — спросила, все ли в порядке, лед начал таять, и вскоре Невилл уже рыдал во весь голос, неловко цепляясь за теплую морщинистую руку. Голос темноты молчал: ему нечего было сказать. Может быть, стоило рассказать бабушке. Бабушка искренне о нем заботилась, не ее вина, что внук оказался таким слабохарактерным и бесконечным заботам о будущем и победе в возможной войне предпочел бы хоть раз почувствовать, что заботятся о нем в настоящем. Но было ли вообще у Мальчика-Который-Выжил настоящее? Что-то между трагедией его родителей и будущей конфронтацией с вернувшимся Темным Лордом? Или вся его жизнь — начертанный путь от одной важной точки к другой? Но что тогда будет после? И кто тогда он сам? Где он? Настоящее. Здесь. Сегодня. Сейчас. Невилл слушал бой часов в новогоднюю ночь. "Я здесь." Но он не знал, чей голос произнес эти слова.