Гарри Поттер и Мальчик-Который-Выжил-Из-Ума

Шла первая неделя января. Улицы Лондона были шумными и заснеженными. Рождественские украшения по большей части уже убрали, дух праздника выветрился: остались только спешащие по своим делам магглы и урчание вперемешку с гудками, издаваемые их автомобилями. После затерянного посреди нетронутой природы Дома-на-отшибе городской воздух казался грязным. Гарри переставлял налитые тяжестью ноги, и снег скрипел под его подошвами. Он держался за руку Сириуса. Оба были в маггловской одежде — они добирались на метро. Сириус не любил трансгрессировать вместе с Гарри — того после этого всегда подташнивало, и поэтому Сириус не мог быть уверен, что это безопасно для здоровья. Больница магических болезней и травм Святого Мунго располагалась в самом центре Лондона, сокрытая от взгляда простецов зданием закрытого на ремонт универмага. Гарри знал это старое облупившееся здание так хорошо, что мог в любой момент абсолютно точно воспроизвести его в своей памяти, до самого последнего обшарпанного кирпичика. Они навещали Лили и Джеймса каждый месяц. Дойти до больницы от метро, пройти через зачарованную витрину, подняться на пятый этаж, где находилось отделение недугов от заклятий, пройти по коридору до нужной палаты — все это было ежемесячным ритуалом, который Гарри тоже помнил наизусть. У Лили и Джеймса Поттеров была отдельная палата. Гарри слышал, что стоит это очень не дешево — недостатка пациентов в больнице Святого Мунго никогда не наблюдалось, — и знал, что Сириус оплачивает это из своего кармана. Еще Гарри знал, что как только достигнет совершеннолетия, возьмет эти расходы на себя, понравится это Сириусу или нет, но до тех пор даже поднимать эту тему было бессмысленно. Если бы Гарри посещал родителей один, он бы, наверное, целую вечность мялся на пороге, не решаясь зайти, но Сириус никогда не медлил, а сразу же открывал дверь. Сириус все предпочитал делать быстро, в едином порыве. И Гарри следовал за ним. Рядом с кроватью Джеймса Поттера стопками громоздились журналы про квиддич. Вряд ли он хотя бы смутно помнил правила игры, но ему нравилось следить за движущимися картинками, где разноцветные точки с бешеной скоростью летают на фоне синего неба и волнующихся трибун. На прикроватной тумбочке Лили Поттер стояли свежие цветы. По записям в журнале посещений можно было догадаться, кто их принес. Когда Гарри и Сириус вошли в палату, Джеймс сидел на кровати с раскрытым на коленях журналом, пальцем отслеживая перемещения ловца какой-то команды. Лили привалилась к плечу мужа и держала в руке цветок, один из тех, что стояли в вазе. Цветок то раскрывался, шевеля лепестками, то закрывался обратно, как светло-розовая морская раковина. Гарри сглотнул. Его родители выглядели мирно, пусть и совершенно оторванно от реальности: он хотел верить, что им никогда не было одиноко, что их искалеченные разумы находились в одном измерении, которое просто было где-то не здесь. Что его родители все еще могли понимать друг друга. Сириус громко поздоровался, и Поттеры оторвались от своих занятий, вскинули головы, чтобы посмотреть на вошедших. На мгновение их лица озарились радостными улыбками, но только на мгновение: затем эти улыбки съежились и увяли, словно они забыли, почему вообще заулыбались. Это не помешало Гарри широко улыбнуться им в ответ. Позже, на выходе из больницы, он наверняка расплачется, как и всегда, но сейчас Гарри был полон решимости показать родителям, что он растет очень счастливым ребенком и все, через что они прошли в военные годы, было не зря. Если долго им улыбаться, папа и мама начинали улыбаться в ответ, точно это было заложено в их память на подсознательном уровне, и хотя Гарри был совсем не уверен, что они хотя бы понимали, что перед ними стоит их родной сын, он улыбался так широко, что болели щеки. Несмотря ни на что, Гарри был рад их видеть. Одна молодая ведьма из персонала больницы как-то попробовала пожурить Сириуса за то, что тот водит такого маленького мальчика к не узнающим его маме и папе. Она сказала: родители в таком состоянии — это явно не то, что стоит видеть ребенку с неокрепшей психикой. У Сириуса наверняка вертелось на языке что-то резкое, но еще прежде, чем он успел ответить, Гарри во всю силу своих детских легких разорался о том, что она не знает о чем говорит, что ее семья совершенно точно не в Мунго и вряд ли у нее вообще есть свои дети, потому что как она смеет думать, что Гарри может не хотеть видеть своих родителей, когда после войны многие дети вообще остались круглыми сиротами, и что он гордится мамой и папой, ведь они герои войны и сражались против Того-Кого-Нельзя-Называть, чтобы они все сейчас могли жить в мире. Побледнев, молодая ведьма извинилась, и больше никто не приставал к Сириусу по этому поводу. Визиты в Мунго каждый раз причиняли Гарри столько боли, что он не всегда понимал, ждет их или боится, но даже под угрозой поцелуя дементора он не согласился бы их прекратить. Сириус рассказал Лили и Джеймсу последние новости. Поделился радостным известием о том, что Ремус наконец-то нашел работу, упомянул о новых достижениях Гарри в полетах на метле и проглатывании книг. "Ты бы в обморок упал, если бы видел, что он проделывает с метлой, Сохатый. Вам обоим есть кем гордиться." Гарри молча держал маму за руку — руки папы были заняты перелистыванием журнальных страниц. Ему всегда было сложно говорить в палате, голос часто его подводил, но он собрался с духом и оповестил родителей, что окончательно утвердился с намерением стать самым молодым ловцом сборной своего факультета, и что он прочитал уже много книжек по зельеварению и уже совсем скоро обязательно изобретет антипохмельное зелье для Сириуса — пусть только его пустят к котлу и настоящим ингредиентам в Хогвартсе. Когда они уходили, Гарри энергично махал обеими руками. — Пока, мама! Пока, папа! Джеймс и Лили Поттеры неуверенно помахали ему в ответ. И только в коридоре Гарри позволил уголкам губ опуститься. На него накатила предательская слабость, пришлось обхватить Сириуса за талию, чтобы не упасть. Недавно он решил, что больше не будет плакать после встреч с родителями, но все равно не мог ничего поделать с чувством чудовищной усталости, навалившейся на него, как тяжелая пыльная ткань. Сириус взъерошил ему волосы. После этих визитов он тоже на какое-то время становился угрюм и молчалив — Гарри знал, что в эти вечера лучше от него не отходить и почаще брать за руку, — но когда Сириус опустил взгляд на Гарри, в его глазах плескалось привычное тепло. — Пойдем домой, Гарри, — произнес он мягко. — Уже много времени. И Гарри откликнулся эхом: — Пойдем домой.