Гарри Поттер и Мальчик-Который-Выжил-Из-Ума

Гарри никогда не задумывался, зачем в больничном крыле отдельные палаты. Если больного надо было изолировать от общего зала, мадам Помфри выставляла ширмы — так это работало даже с цепью жертв василиска. Но участие Волдеморта, видимо, все меняло: и Невилла, и Гермиону уже второй день держали порознь в личных палатах. Снейп сказал — чтобы убедиться в их эмоциональной стабильности. Ну да, начни пара студентов вопить на все Больничное крыло о возвращении Волдеморта — прощай, секретность. Но опасения не подтвердились, и уже сегодня вечером "медицинских заключенных" обещали выпустить на свободу. Гарри хотел поговорить с ними обоими прежде, чем это произойдет. Когда он вошел, Гермиона сидела на койке с книгой в руках. Скорость чтения у Гермионы Грейнджер была феноменальной — Гарри и сам читал быстро, но подруга опережала его в два, а то и в три раза. Однако сейчас зрачки Гермионы совсем не двигались, точно прилипнув к одной строчке. Гарри закрыл за собой дверь и кашлянул. — Привет. Я тебе не помешаю? Гермиона равнодушно покачала головой, даже не подняв взгляда. Под ложечкой неприятно засосало. Стоило заранее решить, что сказать — тогда не пришлось бы глупо переминаться с ноги на ногу, раздумывая, с чего начать. Гарри начал с того, что прошел к высокому окну и уселся на подоконник, постукивая каблуком по стене. Снейп сказал, что последние месяцы остались в памяти Гермионы нечеткими мазками — она не могла послужить источником знаний о Волдеморте и его планах. Но, конечно, не могла не понимать, что произошло. Гарри знал Гермиону. Знал, как она любит взваливать на себя ответственность за все и сразу. В этом они были жутко похожи с Ремусом. Будь Ремус еще в Хогвартсе, Гарри обратился бы к нему за советом, но тот не стал тянуть с отставкой. Кому поручат проведение финального экзамена по Защите от Темных искусств пока неясно. Итак, Ремуса не было, и Гарри придется самому придумать, как растрясти Гермиону, вытянув ее из замкнутого круга вины и отчаяния. Задача казалась почти непосильной. Если уж Гермиона даже чтением не могла отвлечься от мрачных мыслей... Только одно занятие доставляло ей больше удовольствия, чем учеба. Помогать другим. — Гермиона, — позвал Гарри. — Ты помнишь что-нибудь о том вечере? Пальцы Гермионы впились в обложку книги чуть сильнее. Она покачала головой. Выдавила, хриплым и непослушным после долгого молчания голосом: — Последнее, что я помню, — как иду в Комнату оставленных вещей. Гарри медленно кивнул. Гермиона помедлила, а потом все же добавила, вцепившись в книгу до побелевших костяшек: — Я знаю, что совершила в тот вечер что-то ужасное. Нам необязательно об этом говорить. Гарри прижался к прохладному стеклу щекой, прикрыв левый глаз от жалящих солнечных лучей. И, искоса глядя на Гермиону, произнес: — В тот вечер я попытался убить человека смертельным проклятием. Брошенный наугад камень вдребезги разбил ледяную корку. Гермиона вздрогнула и неверяще уставилась на него. — Смертельное проклятие? Ты? Гарри беспомощно улыбнулся. Говорить об этом было даже сложнее, чем думать. — Там был человек, из-за которого моих родителей... Из-за которого мама с папой оказались в Мунго. И я бы убил его, если бы заклинание удалось. Но оно не сработало. И Питер Петтигрю ушел. Опять. — Гарри... — Гермиона не знала, что сказать. Она выглядела потрясенной и несчастной одновременно. Но одного в ее взгляде не было — обвинения. От этого стало немного легче. — Я чувствую себя ужасно, — признался Гарри. — Я мог бы произнести любое заклинание, понимаешь? Сириус сто лет назад научил меня Оглушающему. Я знал, что Непростительные — магия высшего уровня, даже не всем взрослым хватает мастерства их использовать. Но я так привык, что у меня все получается... Наверное, я просто стал слишком самоуверенным. И из-за этой самоуверенности мне взбрело в голову, что я имею право решать, кому жить, а кому умереть. Он замолчал, переводя дыхание. Во рту было сухо. Он закончил через силу: — Это я виноват в том, что Петтигрю ушел. Все, кто в результате пострадают, лягут и на мою совесть тоже, понимаешь? Я... оказался гораздо хуже, чем привык о себе думать. — Но это же глупо! — выкрикнула Гермиона так громко, что Гарри вздрогнул. Книга выпала из ее рук, сжавшихся в кулаки. — Из-за того, что ты один раз ошибся... Ты ведь никого в итоге не убил! Никто не скажет, что ты плохой человек, только потому, что ты раз оступился! — Правда? — он посмотрел Гермионе в глаза. — Ты правда так думаешь? — Конечно! Я... — Гермиона осеклась. До нее дошло. Гарри соскользнул с подоконника и подошел к ней. Сердце билось где-то в горле. — Я тоже так думаю. И еще — я думаю, мы в очень похожем положении. — Нет, — помотала головой Гермиона. — Это совсем другое. Гарри сел рядом, и она не отодвинулась. Он накрыл ее дрожащую руку своей и настойчиво сжал. — Мне ужасно хочется обвинить во всем себя. Но на самом деле... Если бы Петтигрю не предал моих родителей, всего этого вообще бы не произошло. А если бы Тот-Кого-Нельзя-Называть не развязал войну, Петтигрю до конца своих дней мог остаться бесхребетным червем, но не предателем. Понимаешь? Так много людей, натворивших вещей куда ужаснее, чем я, но вот они-то не будут тратить время на сожаления и раскаяния. И честно... Я не думаю, что мы с тобой вместе взятые хоть наполовину так плохи, как Тот-Кого-Нельзя-Называть. Просто ни у кого не получается всегда быть хорошим. Что-то горячее капнуло на тыльную сторону ладони. Не отводя взгляда от пронзительно-синего неба за окном — это все яркий солнечный свет, от него так щиплет глаза, — Гарри обнял Гермиону, бережно поглаживая ее вздрагивающие плечи. — Мы не плохие люди, — прошептал он, стараясь убедить в этом и ее, и себя. — Мы не плохие люди. Из палаты он вышел с саднящим горлом, но уже не столь тяжелым сердцем. В голове царила приятная пустота — так бывает, когда выскажешь все накопившееся в душе тяжким грузом. Хотелось пойти на озеро и дышать, дышать свежим воздухом. Но на пути была еще одна дверь. Гарри подошел к мадам Помфри, но та огорошила его новостью: Невилл отказывается принимать посетителей. Уговорами ее было не взять. Наверное, Невилл хочет побыть один, но Гарри точно знал, что это неразумно. Нет ничего хуже, чем киснуть в одиночестве, когда жизнь ставит подножку. Вот только осознают это немногие. Он прибавил шагу и успел поймать Драко на выходе из Большого Зала. — Эй! — крикнул Гарри через весь холл, спугнув парочку первокурсников-пуффендуйцев. — Пошли погуляем! Драко не стал орать в ответ, а цивилизованно проложил себе дорогу к позабывшему правила хорошего тона другу. — А экзамены? — фыркнул он. — Бинс на носу. — Да брось, мы и так готовы, — Гарри настойчиво потянул его за рукав. — Смотри, какая погода. Думаешь, много у нас осталось солнечных деньков, прежде чем мы станем скучными взрослыми? Драко колебался. — Ну давай, я устрою тебе опрос по гоблинским восстаниям! Наконец, он смягчился. — Ладно, но чтобы больше без вида побитого домовика по утрам на твоем лице. — Договорились! — Гарри просиял и, все так же не выпуская рукав мантии Драко, рванулся к приоткрытым дверям. В лицо дохнуло летом.