Гарри Поттер и Мальчик-Который-Выжил-Из-Ума

В Норе он делил одну комнату с Роном, но сейчас тот ошивался внизу, с Близнецами, так что Невилл остался наедине с пришедшим накануне письмом от бабушки. Почему-то он очень не хотел вскрывать конверт. Не потому, что там мог оказаться кусок пергамента, исписанный упреками, какой он неблагодарный внук, — нет, тогда он получил бы громовещатель. Просто... Просто в Норе было хорошо. Дом семьи Уизли оказался каким-то совершенно новым миром, где все было шумно, но спокойно, весело, но ненавязчиво. Ничего общего с обескураживающе стремительной жизнью в Хогвартсе. Ничего общего с чинностью собственного дома. Невилла и Луну здесь приняли как своих, и всем было плевать, что он — Мальчик-Который-Выжил, а она — странноватая девочка, которую почти все сверстники считают сумасшедшей. Мама Джинни хлопотала над ними, как будто они — еще два ребенка Уизли, неожиданно воссоединившиеся с семейством, не больше и не меньше. Она не глядя разбрасывала свою суетливую заботу широкими горстями, и было в этом что-то такое успокаивающее, такое... домашнее? Невилл не хотел никаких вторжений со стороны своей старой жизни. Он и так знал, что нашел приют в этой спокойной гавани совсем ненадолго. Вздохнув, он отложил письмо в сторону. "На самом деле ты ее ненавидишь", — вдруг подал голос Риддл. Невилл вздрогнул. Что? "Ты ненавидишь свою бабушку", — повторил тот равнодушно. "Всегда ненавидел, но боялся признать. За то, в каких ежовых руковицах она тебя держала. За то, сколько возлагала ожиданий и выставляла требований. За то, что растила не внука, а Мальчика-Который-Выжил. Теперь ты знаешь, что никакой ты не неуклюжий от природы, а просто затюканный нервный ребенок, и ты знаешь, кто в этом виноват. И теперь ты видел, как выглядит изнутри "нормальная" семья." Невилл мотнул головой, чувствуя, как выступает на лбу пот. Это не может быть правдой. Но было в словах Риддла что-то такое, что будто бы сдирало нечто внутри него, обнажая — что? Истинные чувства? Разве могут так сильно ударить слова, не имеющие ничего общего с правдой? "Ты знаешь, что я прав. Просто как всегда боишься это признать. Но еще ты теперь знаешь, что бабушка не имеет над тобой почти никакой власти и продолжит гнуть тебя, только если ты сам ей позволишь. В конце концов, это ты — национальный герой и участник Турнира Трех Волшебников, а она — всего лишь твоя бабушка." — Замолчи, — буркнул Невилл и, скомкав письмо в кулаке, отправил в корзину для мусора. — Не нужна мне твоя псевдо-мудрость. "Совсем-совсем?" — уточнил насмешливый голос. Невилл шумно выдохнул. Какой же он невыносимый. Но... "Почти." В Норе Невилл не чувствовал, что должен притворяться кем-то другим, чтобы его любили. Но иногда — все-таки притворялся. С Джинни. Потому что иногда — Риддл действительно знал лучше. А у Невилла в груди поселилось странное неоформившееся желание, которое он не мог выразить в слова, но такое сильное, что иногда кружилась голова. Он сам точно не понимал, чего хотел, но в одном был уверен — если он хочет, чтобы Джинни когда-нибудь снова смотрела на него, как на втором курсе, что-то нужно изменить. Внизу все уже садились ужинать. Молли уверенно орудовала в воздухе волшебной палочкой, накрывая на стол, одновременно что-то выговаривая Рону. Артур вполголоса рассказывал Близнецам и слушающему вполуха Перси очередную историю с работы, а Джинни и Луна шепотом переговаривались о чем-то, сблизив головы и тихо посмеиваясь. В Луне в этот момент не было совершенно ничего странного или потустороннего — обычная девочка, болтающая с лучшей подружкой. И Джинни... Невил почувствовал, как в груди разливается что-то теплое. Заметив его, подруги прервались и помахали ему, зовя сесть с ними. — Рон пообещал сегодня показать мне упыря, — сообщила Луна, когда Невилл оказался рядом. — Хочешь с нами? — Мне хватает того, что я слышу ночью, — пробурчал Невилл. Вклинилась Джинни: — Вот уж удовольствие — смотреть на упыря! Я лучше покажу тебе, что уже зацвело в саду. Фред и Джордж с утра вышвырнули всех гномов, так что Пугливая Земная Вишня, кажется, высунулась. — Земляная, — поправил Невилл с легкой улыбкой, которую целый вечер тренировал перед зеркалом под инструктаж Риддла. — Да, это звучит интереснее. Растения. Здесь ему негде опростоволоситься. Атмосфера за ужином была расслабленная. Здесь никто не смеялся, если ты случайно угодил локтем в масленку, а Близнецы так вообще перемазывались в гарнире специально, чтобы позлить мать, с которой они вечно спорили то об одном, то о другом. Время пролетало незаметно, и когда они с Джинни вышли под открытое небо, голова у Невилла была легкая и приятно-пустая. Уже темнело, и только краешек солнца виднелся на горизонте над черной полоской древесных крон. Пахло свежей травой да с кухни еще тянуло телячьими отбивными. — Смотри, — Джинни тронула его за рукав и указала на землю рядом с раскидистым кустарником. — Вон там, у корней. Невилл и сам заметил маленькие розоватые созвездия из четырех лепестков. Он присел на корточки, чтобы рассмотреть получше. Хрупкое растение, родственник обычной вишни, но гораздо меньше и живущее, по большей части, под землей или в укрытии густого подлеска. Оно пряталось, чувствуя опасность, так что наклоняться слишком низко не стоило. — Странно, — сказал Невилл. — Не совсем та зона, где они обычно растут. Твоя мама специально их высаживала? — Дали семена в подарок к какой-то покупке в Косом переулке, — Джинни села рядом, подвернув под себя ноги. — Ну и пакетик с ними порвался, когда мама шла к дому, так что выросли где попало. Удивительно, что вообще выросли, — подумал Невилл. Пугливая Вишня — довольно привередливое растение. Но, наверное, даже капризным цветам хочется жить в таком доме, как Нора. Джинни наклонила голову, принюхиваясь. Лепестки источали едва уловимый сладковатый аромат. Непослушная рыжая прядь упала ей на лицо, и Невилл, машинально подчиняясь поданой Риддлом подсказке, протянул руку и убрал выбившиеся волосы ей за ухо. Джинни посмотрела на него, но ничего не сказала. Повисло странное молчание. Потом Джинни спросила: — Почему ты так любишь растения? Потому что это единственное, что получается. Потому что возился с ними с детства. Потому что приятно знать, что не только он нуждается в деликатной заботе и постоянной опеке. Потому что хорошо знать, что кто-то в нем нуждается. Потому что приятно иногда перемазаться в земле, обломать ногти, намозолить пальцы, привязывая опоры к саженцам, а потом прийти домой ужасно усталым и грязным, но таким счастливым, что даже бабушкино "опять ты наследил в коридоре" слетало как с гуся вода. Потому что нет ничего более замечательного, чем протоптаться сквозь зимние сугробы к оранжерее и увидеть, как проклюнулись посаженные накануне златоглазые ромашки. Все это было правдой, но правдой слишком сложной, чтобы передать словами. Невилл выбрал простое: — Мне нравится, когда я могу защитить что-то хрупкое, как эти цветы. Джинни отвернулась и снова уставилась на вишню. Немного смущенно заметила: — Все это время мне казалось, что больше всего защита нужна тебе. Это было именно то, чего Невилл боялся. Он больше не хотел выглядеть тепличным цветком, увядающим от малейших невзгод. Только не с Джинни. — Может быть, — вынужденно признал он. Замолчал, прислушиваясь к своему внутреннему суфлеру. — Но сейчас для меня быть чьим-то защитником гораздо важнее, чем находиться под чьей-то защитой, понимаешь? Это прозвучало почти искренне, потому что было почти правдой, — вряд ли Джинни заметила натянутость, — но сам Невилл услышал в своих словах надрыв. Ему стало не по себе — ровно до того момента, как Джинни с улыбкой взъерошила ему волосы. — Пошли, — шепнула она. — Защитишь меня от возвращающихся садовых гномов на обратном пути.