Отпуск

Как всегда привычный одинокий дом у окраин частично хвойного леса. Уже не уютный и тёплый, а холодный и мрачный. Непроглядная тьма за окном, сопровождаясь прохладным ветром, что развевал шторы, указывала на поздний час. Повсюду царила умиротворяющая тишина, которая одновременно дарила не только спокойствие, но и слабое чувство тревоги. Уличные белые фонари, лампы в доме, всё было отключено, и лишь в одной комнате всё ещё горел свет… Германия неторопливо подходит к предварительно наполненной ванне и осторожно залезает внутрь, медленно погружая тело в горячую воду. Вроде всё обычно, но присутствовало ощущение, что что-то во всём этом не так, но что именно, понять было трудно. Казалось, словно разум затуманен, а часы во всём доме, вплоть до тех, что на экране телефона, и само время попросту остановились. Закрыв глаза, немец решает не задумываться над этим, расслабляется и немного опускает голову, начиная погружаться в собственные мысли и постоянно преследующие его воспоминания о когда-то утраченном прошлом, что никогда не покидают его. Воспоминания, когда он был ещё мальчиком. Когда отец был жив… Он точно, до малейших деталей, помнит, как они весело проводили досуг, когда Рейх находил свободное время от своей деятельности, о которой Германия уже тогда давно знал. Чаще это происходило в летний период. К сожалению, вместе праздники они проводили очень редко, но маленький Гера нисколько не обижался на него за это, Рейх был в этом ему крайне благодарен, хоть и не понимал, откуда у сына такой неосуждающий характер. Хотя он находил в нём достаточно много отличающих черт, что отделяли его от детей Союза и остальных. Рейх всегда берёг его от внешнего жестокого мира, пусть и причиной страшных войн зачастую являлся он сам. Поэтому, когда его не было рядом, он просил приглядеть за сыном того, о чьей безопасности можно было не сомневаться точно — Швейцария, вечный посредник, что во все времена умело сохранял спокойствие в любой ситуации и надёжно берёг секреты других. Совсем скоро это вызвало у Швейцарии постоянную привычку и чувство долга, что он всегда должен следить за Германией, чтобы тот ненароком не влез в какие-то проблемы. По той же причине у их семьи было три дома и все они находились в скрытых далёких местах друг от друга. В одном из этих домов теперь и живёт Германия. Прекрасные воспоминания… Особенно о том, как отец водил его в лес, который среди своих называли «Северно-южная долина», но все говорили просто: «Северная долина». Безумно красивое и спокойное место, которое обычно никто другой не осмеливался посещать. От этих мыслей он, сам того не заметив, начал засыпать и понемногу опускаться, от чего вода доходила до его носа. Германия совершенно спокойно открывает глаза и, что-то заметив, поднимает взгляд на стену, на которой стекающими кровавыми буквами было написано: «Willst du ihn wiedersehen?» (Ты хочешь увидеть его снова?). Германия резко просыпается, открывает глаза, почувствовал нехватку воздуха и рывком поднимается из воды. — Германия! Немец подрывается со стола, где он, положив на документы голову, заснул до этого и, обеспокоенно осмотревшись кругом, вернул себе покой. Он находился в зале для собраний в компании, за просторными стеклянными окнами виднелся летний солнечный день. Мужчина облегчённо вздохнул. Сон во сне… Куда уже дальше? — Прости, я напугал тебя? — спросил Великобритания, который и разбудил его, вырвав из той тьмы, о которой и не предполагал. — Что? А, нет-нет. Всё в порядке… — сонно и устало отвечает тот. — Собрание закончилось пару минут назад. Честно говоря, я был поражён увидеть тебя спящего в рабочее время. — Прости. — То Украине было плохо, теперь тебя вырубает. Меня начинает беспокоить состояние здоровья наших сотрудников. Но на данный момент меня волнует именно твоё, ведь это уже не первый такой случай с тобой. — К чему ты ведёшь? — Я веду к тому, что, может, тебе стоит пойти в отпуск? Отдохнёшь, выспишься, сходишь куда-нибудь… — А как же мои обязанности? — перебивает его Германия. — С компанией ничего не случится, если тебя месяц не будет! — Месяц?! Но… — Германия! — воскликнул Британия и продолжил более спокойным тоном. — Это для тебя же лучше. И это не обговаривается. Можешь быть свободен прямо сейчас, — и, собрав папки с документами, направляется к двери. — Такое чувство, будто меня уволили… Можно хотя бы сократить его наполовину? На несколько секунд Британия задумался над услышанным и ответил: — Ладно, но учти: на эти пятнадцать дней твоя главная обязанность — отдохнуть. Понятно? — Понятно… — без какого-либо интереса отвечает Германия, продолжая сидеть, и тот уходит, оставив его наедине. Мужчина прикрывает лицо руками, опёршись локтями об поверхность стола, скрывая своё недалёкое от трагического состояние, что всегда от всех прятал. «Ты хочешь увидеть его снова?» — повторялось у него в мыслях раз за разом, словно выискивая в этой фразе скрытый смысл или посыл. Через десять минут, вернув свой обычный непоколебимый вид, каким его привыкли видеть, Германия уже был в своём кабинете и собирал кое-какие вещи, раздумывая над тем, как и где будет проводить всё это время. Отдых — это, безусловно, замечательно, но имеет ли это смысл, когда много не повеселишься, ведь ты один? Это грустно. В этот момент мимо открытой двери проходит его лучший друг — Украина, хотя его кабинет находился на пятом этаже. Тот резко останавливается и возвращается к двери, посмотрев на немца. — Германия? Что-то случилось? — Я ухожу… — отвечает тот после нескольких секунд молчания и перекладывания вещей на столе. — В смысле?! Тебя уволили? — крайне взволнованно воскликнул украинец, сделав шаг в кабинет. — Нет, я иду в отпуск. На пятнадцать дней. — Тьфу, ты! Зачем так пугать? — Германия лишь пожимает плечами. — Но отпуск — это ведь хорошо. — Может. — Не «может», а хорошо. Но честно, я рад за тебя. — Мне бы так радоваться. — Я тебя не понимаю. — Я тебе больше скажу, я сам себя не понимаю, — немного приободрившись, отвечает тот. Тут у Украины зазвонил телефон и, мигом достав его из кармана, он меняется в лице, словно удивившись от того, что прочёл на включившемся экране. — Ладно, мне надо идти. Удачи тебе и хорошо отдохнуть, — говорит сине-жёлтый и направляется к выходу, ожидая ответа. — Спасибо. Украина вышел в коридор и сразу куда-то поспешил, Германия взял некоторые документы, сумку с ноутбуком, вышел и закрыл дверь кабинета на ключ. Теперь она точно не откроется ближайшие две недели… Вскоре мужчина покидает здание офиса и подходит к своей машине, так никого и не встретив по пути, словно весь офис вмиг застала сиеста, хоть сейчас и действительно немного за полдень. Вероятно, все просто на обеде или не хотят вылазить из своих прохладных кабинетов в такую погоду. На улице было невыносимо жарко, ветер, и тот гнал горячий воздух, даже никакая тень не могла спрятать от этого Ада. А чего ещё можно было ожидать от августа — последнего и самого жаркого месяца лета? Разве что сезона дождей с грозой, который всегда наступал резко и длился беспрестанно примерно по 5-7 дней. Германия до сих пор помнит, как в детстве не спал из-за громкой грозы и жутких вспышек молний, но никогда не прибегал к отцу, несмотря на страх. Судя по тем же воспоминаниям, эти ливни должны начаться где-то через неделю, может, чуть позже. В любом случае прогноз погоды подскажет, пусть он и не всегда верный. Германия открывает дверь Фольксвагена и, положив ладонь на его крышу, наклонился, чтобы положить сумку и документы на сидение. Но почувствовав резкое жжение от раскалённой на солнце чёрной поверхности, рефлекторно отдёргивает руку и тихо выругался, терпя боль, которая, к счастью, совсем скоро ушла. Мужчина более чем был уверен, что на улице так же никого, кроме него, нет, однако тут же, где-то позади него, раздаётся тихая насмешка. — Забавно, — произносит знакомый голос, в котором Германия безошибочно узнаёт его владельца. Немец нисколько не хотел оборачивается и ясно выражал какую-то злобу, но, как говорится, сделав лицо попроще, всё же поворачивается. — Тебе забавно, когда кому-то больно? — И это говорит мне сын монстра, — сложив руки, высокомерно произносит Россия. — Ты чего-то конкретно хотел или просто поиздеваться пришёл? — Да, конечно, разговаривать с тобой мне ещё о чём то, — возмущённо фыркнул тот. — Но разговариваешь ведь. — Какой ты внимательный. — Успокой, наконец, свою паранойю. Я никому ничего плохого не делал, в отличии от тебя: сначала давать другим свободу, а потом, с помощью насилия и против их воли, возвращать себе, — сохраняя спокойствие, отвечает Германия, закрывает дверь машины и направляется к месту водителя, пока Россия не сводил с него озлобленный взгляд. Открыв соответствующую дверь, немец ловит тот взгляд и, будто провоцируя, продолжил: — Кто тогда из нас настоящий монстр? — Ну знаешь ли! — сердито начинает тот, опустив руки. Вывести его из себя оказывается достаточно простым занятием, но тут его остановили. — Россия! — доносится с порога компании. У входа стоял Украина. Несколько секунд молча посмотрев на него, спорящие страны поворачиваются обратно друг к другу, первым это сделал — Россия, а за ним и Германия. — Это хорошо, что он сдох. Рейх. Подонок ещё тот был. — уверенно произносит первый, ведь знал, на что давить. Хотя у самого была та же самая слабость: он не выносил оскорблений к СССР или любые другие плохие упоминания о нём. Можно сказать, он принимал эти оскорбления близко, как к самому себе и даже сильнее. — Россия, а ну, живо сюда! — вновь воскликнул украинец, громче прежнего. Стиснув зубы, стараясь сдерживать гнев, Германия снова посмотрел на Украину и, чуть успокоившись, всё же сел в машину, хоть и так сильно хотел ответить как раз таки о СССР, но ещё больше он не желал выглядеть в глазах своего друга таким же агрессором, поэтому решил избежать дальнейший разгар конфликта. К тому же, он давно привык держать свои чувства и эмоции при себе, и это не сложило для него особого труда. Россия делает пару шагов назад, поняв, что продолжения сего спектакля не будет, немец закрыл дверь, завёл мотор и немедля начал выезжать со стоянки. Теперь он действительно уезжает с работы пораньше с удовольствием (хоть и немного с потрепанными нервами), лишь бы не видеть того насмехающегося над всеми, когда-то любимчика Союза. Россия выдыхает горячий воздух пытаясь остыть после накаляющейся, но так и не зажёгшейся ссоры, смотря тому вслед. После снова оборачивается и, словив на себе неодобрительный взгляд брата, разводит руки по сторонам, мол: «А что?» «Уже много лет, периодически, я страдаю от собственных снов. Страшных снов. Однако в последнее время эти случаи значительно участились. Почти каждую ночь я вижу нечто жуткое. Я не просыпаюсь от увиденного и даже не ворочаюсь, а просто продолжаю находиться сознанием там и верить во всё происходящее, как на самом деле, до самого конца. В пугающих местах, которых не отличить от реальности, пусть в них и творятся, казалось, невозможные вещи. До тех пор, пока будильник не разлучит нас. Это уже напоминает психическое расстройство, у которого, как и у другого любого, есть своя причина. И в моём случае всё это началось ещё очень давно, когда однажды мой отец ушёл и больше не вернулся… FLASHBACK Пол одиннадцатого ночи. Как послушный сын, маленький Германия должен был бы уже спать, но его вновь застала бессонница и он блуждал темными коридорами их большого дома в поисках отца. Во сколько бы он не просыпался, Рейха постоянно не было в спальне, что вызывало сомнения, спит ли он вообще. Но как-то два раза за всю жизнь Германии всё же удавалось застать его спящим, весьма редкий случай. Уже тогда для их семьи настал трудный период из-за постоянных войн, что только набирали всё большие обороты. Рейху меньше удавалось проводить время с сыном, а на теле с каждым днём появлялось больше ран. Он даже специально приходил домой поздно ночью, чтобы Германия не видел его, всего окровавленного. Его там кровь или не его — это не важно. Хотя чаще всего кровь была именно его. Будни тоже ставали значительно серее и всё кругом вгоняло в депрессивное состояние. Вдруг мальчик увидел полосу света на стене, исходящую из приоткрытой двери личного кабинета Рейха. Из комнаты доносились знакомые голоса двоих. Гера осторожно подкрался и прислушался к тихому диалогу, что пытался не нарушать общей тишины дома. — Так чего ты хочешь от меня? — Ты же знаешь, что я разорвал с ним мирный договор… Сегодня он сказал, чтобы мы завтра в полдень вновь встретились, но сам-на-сам. Понимаешь, Швейцария, я могу после этого и не вернуться. Думать о проигрыше не хочется, но нужно быть реалистами и рассчитать каждый возможный шанс. В общем, я хочу, чтобы ты приглядел за Германией. — Боже, Рейх. Ну, может, всё обойдётся? — Я не знаю. На всякий случай, у меня есть план, но… Береги его, прошу. Маленький Германия не совсем понимал, о чём они говорят, но однозначно знал, что это не предвещает для них ничего хорошего. Жизнь — это уж подавно не добрая детская сказочка с счастливым концом и ему пришлось узнать об этом ещё в раннем возрасте. После услышанного, мальчик тихо побежал обратно к себе в комнату, долго раздумывая над сказанным его отцом, но вскоре засыпает. На следующее утро в дом немцев вновь, как привычно, пожаловал Швейцария. Рейх впустил того и без всяких приветствий они обменялись взглядами, словно общаясь на уровне мыслей: «Вдруг обойдётся?» «Я иду на свою смерть, я уверен» После Рейх сразу же позвал сына к ним. Германия, торопясь, подбегает к взрослым, уже предполагая, что сейчас произойдёт. — Германия, я пригласил к нам Швейцарию, думаю, ты знаешь, что это означает, — голос звучал неуверенно и Рейх присел перед сыном на корточки, что бы сравняться с ним в росте. — Мне снова нужно уйти, но я не знаю, на сколько это затянется. Он присмотрит за тобой, как следует. Будь послушен, — легко похлопав по плечу сына, закончил мужчина, встал и, обернувшись к Швейцарии, достал из кармана конверт с письмом, что писал ночью после его ухода, дал в руки и, немного приблизившись, тихо напоследок, серьёзно сказал: — Я сообщу тебе, если что. Тот молча ответственно кивнул, что послужило ответом без лишних тратящих время фраз. Рейх в последний раз взглянул на растерянного Германию и тяжело вздохнув, обошёл швейцарца и, ничего больше не сказав, просто ушёл… END FLASHBACK …Ровно с того момента. Зачастую, в них выражается угроза моей жизни, большущий риск умереть или просто что-то пугающее. Но всё однозначно направленно против меня. Иногда я привыкал к этому, но мне кажется, с таким успехом не далеко и сойти с ума. Если ещё не сошёл. Я так больше не могу… Раз уж мне дали отпуск, почему бы, действительно, не сходить куда-нибудь? Давно хотел, вновь посетить северно-южный лес. Последний раз я был там двадцать лет назад с отцом, больше до этого я там не появлялся. Одно из самых ностальгических и значимых мест для меня. Отправлюсь в что-то вроде похода. Говорят, отчаявшись, некоторые отправляются пешком в безлюдные дали, чтобы побыть наедине с собой и своими мыслями, чтобы, наконец, найти ответы на все вопросы и разобраться в своей жизни. Надеюсь, я тоже найду ответы, иначе, боюсь мне придётся «уйти»… » — так бы звучала одна из страниц дневника Германии, если бы вообще когда-то завёл его, размышлял он, мягко направляясь по ровной дороге в своём Фольксвагене. Он даже не рассматривал, что находится по сторонам и постоянно смотрел вперёд, на дорогу, что уходила в бескрайнюю даль или скрывалась за поворотами и деревьями, в зависимости от местности, которую он проезжал. А из радио начали доноситься несуразные отрывки песен, а то и по пол слова, между которыми иногда звучал белый шум из-за плохой улавлимости сигнала. Совсем быстро этот не совместный бред надоедает, начинает болеть голова и мужчина выключает радиоприёмник не сбавляя скорости, от чего мотор беспрестанно рычал, как у гоночного автомобиля. Уже через пятнадцать минут Германия прибыл к своему дому. Он не собирался медлить и, как только занёс документы и сумку в здание, сразу же переоделся, начал собирать вещи, всякую мелочь, что стандартно необходима для выживания в подобных экспедициях и искать специальный походный рюкзак. Попутно забежав в комнату, двери которой долгое время были закрыты, и взяв оттуда ещё одну немаловажную и опасную для себя вещь. Швейцария точно не отпустит его туда, по крайней мере, одного. Поэтому он так и спешил, чтобы успеть до того, как закончиться рабочая смена его слишком опекающего надзорного. Однако, как и ожидалось, конечно же, он не успел. Когда до захода солнца оставалось около трёх с половиной часов, Германия уже спустил всё на первый этаж и сложил в рюкзак, в дверь раздалось несколько постукиваний. Нет ни малейших сомнений, кто это и, предчувствуя ещё один скорый скандал, немец нехотя идёт к двери и открывает её. — Привет. — Прив.. — Спасибо, что зашёл, но в твоей помощи не нуждаюсь! — перебивая, быстренько произнёс хозяин дома и начал закрывать дверь обратно. — Стоп, стоп, стоп. Слышал, тебе отпуск дали, — начинает тот, остановив ногой закрывающуюся дверь, вновь открыл и заходит в дом (как к себе, ибо бывает здесь также часто и за долгое время Германия к этому привык) и, всё осматривая, продолжил. — Как планируешь время пров… — он замолкает, увидев лежащий на полу рюкзак и обернулся к своему подопечному. — Куда-то собираешься? Немец закрывает дверь и подходит к пришедшему. — Собираюсь. В лес. В поход. — Что?! Почему ты меня не предупредил? Небось, снова собирался сбежать, ничего не сказав! — Не надо, я тогда оставлял записку, что вернусь, — огрызается он, вспоминая проделки прошлого, после демонстративно подходит к рюкзаку и надевает его. — Ты никуда не пойдёшь! Это опасно! А ты совершенно не подготовлен к такому! — Я тебя не спрашивал! — Твой отец велел мне следить за тобой! — Тебе легко говорить, ты уже семьсот лет спокойно себе живёшь! Но я уже не маленький и мне не нужен надзор! — Но твой отец… — Прекрати говорить мне о нём! Его нет! — в злости крича, перебивает того Германия, что также взбешивает Швейцарию, заставляя кричать в ответ. — Да жив он! — вырвалось у него и только через пару секунд осознал, что сказал. Германия замолк в недоразумении, но тот, не так уверенно, продолжил: — В наших сердцах. Это звучало так фальшиво, но Германия больше и не хотел ничего слышать. Не обращая никакого внимания на то, что ему говорят, он направился к выходу, проход к которому был загорожен Швейцарией. Но он нисколько не собирался останавливаться. — Давай, начни старую-добрую песню: они живы пока мы о них помним! — Это из-за Рейха, да? Швейцария пытается остановить того и придержать рукой, но тот слегка отталкивает его в сторону, чтобы пройти и тут из кармана рюкзака выпадает охотничий нож. — А это тебе зачем? — Там пригодиться, — немного раздражённо отвечает мужчина, поднимая вещь, кладёт обратно и всё же идёт к двери. — Раз уж ты тут, приглядишь за домом пока меня не будет. Ключи на тумбочке, справа от тебя, — продолжил он, обувая кроссовки. — Ей Богу, как маленький. Германия! — останавливает его швейцарец, когда он открыл дверь, готовясь покинуть дом, и тот обернулся. — Если захочешь убить себя, иди в долину. Это моя последняя просьба. Германия без уточнений прекрасно понял, о каком месте говорит тот — именно туда он ходил с Рейхом, когда они проводили совместное время. Несколько секунд он стоял, сомневаясь, сказать или нет, и таки спросил: — В том письме он написал, что не вернётся, правда? Он знал это. Но всё время ты меня обманывал. Швейцария несколько огорчённо опускает взгляд, не зная, что сказать и, не дожидаясь ответа, Германия уходит, закрыв за собой дверь и оставив того наедине в своём доме, в таком же подавленом состоянии, в каком находился сейчас и сам. Поправив немного тяжёлый рюкзак за своей спиной, немец глубоко вздохнул прогретым солнцем воздухом и направился к тропе в лесу, в хорошо знакомую сторону северной долины. Лес, который частично был хвойным, начинался совсем близко и уже через десять минут он добирается к нужному месту. Став перед тропой и, подняв голову, смотря на высоченные деревья, мужчина гордовито выпрямил осанку, словно набрав новый заряд сил перед тем, как зайти в саму чащу. Его пронизливые серо-голубые глаза насквозь просматривали лес, словно расценивая каждую его часть и сравнивая с своими жалкими против него возможностями. Швейцария был определённо прав: у Германии нет никакого опыта в походах, а то, что было в детстве — просто прогулки. Но теперь всё серьёзно, отступать он нисколько не желал, решение уже принято и от леса его отделяет один только шаг. Не просто шаг, а по настоящему решающий его судьбу. Последний решительный вздох. И шаг.