Отпуск

Оказалось, что есть место, которое летняя жара, несмотря на все старания, таки не способна покорить. В лесу, как неудивительно, оказалось прохладно, а местами настолько, что даже хотелось одеться теплей, но это чувство быстро проходило само собой. Воздух привычно был наполнен запахом влажной земли и опавших за прошлые года листьев, от чего моментами становилось трудно дышать. Густые заросли деревьев плотно примыкали друг к другу, не позволяя лучам достать до земли, и только кое-где тем всё же удавалось пробиться сквозь зелёную преграду, пропуская в чащу еле заметные струйки света. Очередной солнечный день, что подходил к своему концу. Весь голубой простор неба был практически пуст и лишь несколько небольших перистых облаков неторопливо плыли по нему. Это вполне напоминало затишье перед бурей в виде тех недельных ливней. Видно, у природы всё шло по графику. Тихо ступая по мягкому старому лиственному покрову грунта, Германия шёл хорошо знакомыми местами. От того, что когда-то было тропой, вовсе ничего не осталось. Два десятка лет прошло с тех времён, как никак. Иногда из-под ног доносился хруст ломающихся сухих веток, что так же хаотично покрывали холодную землю, а где-то вверху самих деревьев слышалось поочерёдное завораживающее и успокаивающее пение птиц. Но Германию всё не отпускали эмоции после ссоры с Швейцарией… Фразы России… И тот вопрос, написанный на стене, несомненно, кровью. Всё смешалось в кучу, запутав нормальный ход мыслей, образовав непонятный набор моментов, что пошли в разнобой. Осознав, что так думать дальше просто невозможно, Германия прекращает это делать вовсе и, продолжая идти, прислушался ко всем звукам вокруг себя. Стало гораздо легче и он даже смог расслабиться. В тот же миг шелест листьев на раскачиваемых ветром ветках, на самых верхушках, наконец, заставляет привлечь к себе внимание и весь дальнейший путь немец шёл, не произнеся ни слова, как в голос, так и в мыслях. Проходит два с половиной часа беспрерывных похождений по горбистой неравномерной поверхности с повсюду торчащими из-под земли корнями, через которые перецепиться был сущий пустяк. Германия настолько увлёкся и вникся всем телом и душой в эту прогулку, что ни разу за всё время не остановился, чтобы отдохнуть хоть на минуту. К заходу солнца осталось не так уж долго и небо начинало насыщаться оранжевыми и жёлтыми оттенками. Даже птицы замолкли, готовясь в своих гнёздах к ночёвке. Пройдя ещё где-то тридцать метров, где мягкая земля постепенно перешла в твёрдую скалистую местность, а лиственные деревья заменились хвойными, мужчина решает сделать первую остановку-привал на ночь. Солнце ещё высоко над горизонтом (которого здесь совершенно не видно), но совсем скоро это изменится, и пока ещё светло, стоило бы выбрать подходящее место для ночлега и насобирать хвороста, которого, к счастью, здесь предостаточно. Осмотревшись, Германия нашёл уютненький полутораметровый уступ, усыпанный листьями и сосновыми иголками с мелкими веточками и шишками. Это небольшое местечко, чуть шире двух квадратных метров, неплотно окружалось высокими соснами, и пусть это не самое лучшее укрытие от возможного дождя, но чувство какой-то защищённости и уверенности, всё же, они придавали. Положив рюкзак у выбранного места, мужчина оглянулся ещё раз и, вполне спокойно оставив вещи без присмотра, отправился собирать ветки. Для этого он вернулся в часть леса с обычными деревьями, ведь, насколько ему было известно, при сжигании хвои выделялся очень едкий густой белый дым. Как и ожидалось, стемнело довольно быстро и к тому времени, когда солнце уже зашло за горизонт, но было ещё светло, Германия вернулся в свой лагерь. А вот делать сам костёр ему пришлось в сумерках, когда в небе уже начали поблёскивать первые звёзды, сидя возле хвороста на корточках и щёлкая зажигалкой, которую постоянно носит с собой, хоть и не курит. Это удаётся ему без особых трудностей, он, конечно, не профессиональный поджигатель, но с огнём-таки управляется весьма хорошо. Когда небольшое яркое пламя постепенно охватило ветки, начиная расходится по ним и увеличиваться в размере, Германия победно и одновременно устало откинулся руками от земли назад и сел, опёршись спиной об каменную стену уступа. Она была холодной, но его это нисколько не волновало, ровно так же, как и возможность простудиться из-за этого. Небо окончательно приняло ночной облик и чёрно-синее полотно покрылось множеством звёзд, немало из которых складывали собой различные фигуры-созвездия. Умиротворяющая тишина начала заполняться редким потрескиванием лопающейся от высокой температуры древесины и стрекотанием сверчков, а воздух приобрёл слабый запах дыма, едкого, но не настолько, как было бы от хвои. Страна не сводил с пламени взгляд, вслушиваясь в окружающие его звуки. Наконец-то, на фоне не звучал занудный бубнёж ведущего новостей из телевизора, глаза не напрягал синтетический свет люстры, а вдалеке не слышалось гудение холодильника или чего-то ещё. Вообще, сейчас было бы не плохо поужинать, да и время как раз пришло к этому, но Германии ни сколько не хотелось есть. Он взял лежащую рядом с его правой ногой ветку, длиной практически с вытянутую руку, что он принёс вместе с остальным хворостом, и выставил её конец над костром, от чего она рано или поздно должна была зажечься. Серо-голубые глаза блеском отражали огонь, что порывисто стремился своими пламенными языками к верху, отпуская к небу яркие, словно светлячки, искры, что угасали, утрачивая свой пыл где-то высоко среди веток, а голову вновь начали посещать отрывки воспоминаний прошлого… Счастливые… Такие давние… Помнится, как в конце весны Рейх отвёз их на своей машине к реке. Она находится в этом же лесу, не так далеко, но точно не близко. Может, чуть больше чем за полдня можно дойти туда пешком от места, где он сейчас остановился. Германия почти сразу, непременно, с позволения отца, радостно выбежал из машины и направился к каменному берегу. Ещё пару минут противник коммунизма оставался сидеть за рулём, смотря за укрытием лобового стекла, как его сын радуется видам природы и водной глади. Ему было о чём переживать: это было время начала того величайшего конфликта, о которой вскоре узнают все. Забот хватало, голову сплошь заполняли мысли о стратегиях и планах действий. Однако, чтобы не выдавать перед Германией в своём поведении лишнего волнения, Рейх всё же вышел и неторопливо, своей привычной вальяжной, полной достоинства, походкой подошёл к краю берега. Вмиг стал ощутим лёгкий прохладный ветер, свойственный подобным местам. Это помогло немного расслабиться и отогнать нагнетающие мысли прочь. Мужчина, что обычно молчалив, глубоко вздохнул смотря куда-то в даль. Улыбка сходит с лица Германии, когда он, взглянув на отца, замечает какую-то тревогу. — Пап? — осторожно позвал мальчик. Рейх вернулся из плена мыслей в реальный мир и, повернув голову в сторону сына, ловит на себе его взволнованный взгляд, и успокаивающе улыбнулся. Однако глаза его нескрываемо выражали усталость, причиной которой являлось множество долгих бессонных ночей. — Ничего, Германия, всё хорошо, — отвечает непривычный для других, добродушный голос. Вдруг тишину разрывает неожиданный встреск, что прервал ход воспоминаний. Напрягшаяся до дрожи, рука Германии сжалась в кулак, сломав ветку, что, не выдержав давления, сломалась внутри ладони. В взгляде читалась злость, гнев из-за утраты, но, почувствовав физическую боль, немец разжал ладонь, от чего две части ветки упали на землю и, отстранивши спину от стены, с опаской взглянул на неё. Оказалось, треснувшая ветка резко прошлась острым обломком по коже, чёткой красной полосой оставив на ней царапину. Расположив ранение напротив тусклого света костра, Германия покрутил ладонью, рассматривая её в ожидании того, что вот-вот оттуда выступит кровь. Однако этого не происходит. Рана немного пекла, но мужчина не придавал этому особого внимания, ведь она была не многозначительной, как он посчитал. Отряхнув болящую руку, триколор вновь расслабился и приложился к стенке спиной, вернувшись в предыдущую позу. Насколько же скучно быть одному. С другом было бы гораздо лучше и проще, однако не стоит забывать, что смысл всего этого похода заключается совершенно не в прогулочке. И всё же. — Если бы Украина был сейчас рядом, — сам себе бубнит страна, обхватив плечи руками, и продолжил смотреть на пламя, будто ничего и не случилось. «Сам себя не понимаю» — эту фразу нередко можно услышать от Германии, но также часто её произносит его друг. Характер Украины выдавал в нём, что он натура сильная и свободолюбивая, хоть и часто путался в собственных чувствах, что вызывало определённые трудности. Всегда доводит до конца то, что задумал. Так сказал бы о нём немец, ведь был в этом всегда убеждён. Но тот, о ком говорится, сам так не считал. Он легко находил этому и любой другой похвале опровержение и с сарказмом высмеивал подобные описания. Он не предпочитал думать о себе, как о ком-то чуть ли идеальном или хотя бы просто того, кто заслуживает восхваления других в свой адрес. Но как бы ни там, когда нужно серьёзно отнестись к какому-нибудь ответственному делу, Украина всегда проявлял смышлёность и сосредоточенность на поставленной задаче. По крайней мере, так считал Германия, но в последнее время стал сомневаться, что знает Украину так хорошо, как думал раньше. Совсем скоро, из-за не очень удобной позы и твёрдых поверхностей уступа, стала болеть поясница и немец решает лечь. К тому же он начинал ощущать, что долго без сна не продержится, с чем не собирался спорить, ведь его неоднократный опыт с бессонницей не заканчивался в итоге ничем хорошим. Германия не хотел особо над всем заморачиваться и, достав что-то вроде пледа, встал, расчистил ногами небольшое место от веток и положил одну его половину на землю, лег, а оставшейся частью укрылся, попутно подтащив к себе рюкзак и используя его вместо подушки положил на него голову. Конечно, Германия и сам не идеал и сопутствует много погрешностей, как любой другой человек, но, наверное, если бы немец вспомнил о том, что Украина в последнее время стал не равнодушен к курению, то инциндент с треснувшей палкой повторился ещё пару раз, нарочно принося себе этим боль: он попросту не мог этого стерпеть и никоим образом не хотел это принимать за реальность. Но он не вспомнил. Рейх считал забавным, что СССР, одновременно с тем, как активно боролся с курением и злоупотреблением алкоголя, сам же это нарушал. Это было ещё даже до их ссоры. Но неважно… Размышляя о своём хорошем друге, Германия вспомнил о наличии телефона в одном из карманов рюкзака, который хоть и считался здесь абсолютно бесполезен, тем более что он попросту разряжен, немец всё же взял с собой, ведь не смог с ним расстаться и оставить без своего личного надзора. Смотря на костёр, что приятно потрёскивал, сжигая остатки веток, превращая их в серый пепел, Германия, не заметив, начал засыпать и совсем скоро провалился в глубокий крепкий сон… Пробуждение оказалось весьма непривычным и очень ранним. Началось это с того, что Германию разбудило странное ощущение на внешней стороне раненой ладони. Мокрое. Поначалу необъяснимое. Руки мужчины были протянуты вперёд и лежали просто на холодной земле, он спросонья приоткрыл глаза и увидел чёрный силуэт, явно предналежащий какому-то животному. «Волк!» — воскликнуло в панике подсознание. Серо-голубые глаза мужчины распахнулись в резко охватившем страхе, а тело рефлексно отдёрнуло в противоположную сторону от возможной опасности, но сзади находилась каменная стена, в которую он врезался затылком и спиной. Животное также испугалось неожиданного рывка и отошло на пару шагов. Но по повадкам оно вовсе не напоминало что-то опасное, а проявляло какое-то дружелюбие и любопытство к лежащему, и вновь подошло ближе. Секундный стресс вмиг окончательно разбудил организм, в том числе и глаза, что позволило нормально и с здравым осознанием рассмотреть то, что стояло на своих четверых перед мужчиной. Это оказался вовсе не волк, а его наиближайший родственник. Перед Германией стоял чёрный пёс породы лабрадор. Пёс опустил морду к земле, начав обнюхивать место, где лежали руки, которые, судя по всему, до этого облизывал, от чего Германия и проснулся. Немец приподнялся на локтях и с улыбкой рассмотрел животное, которое в свою очередь подняло голову, одарив его добродушным карим взглядом. Германия легко шёл с животными на контакт, ибо они нравились ему больше за людей. Хотя бы потому что они искренни и никого не осуждают. — Хэ-эй, а ты вовсе не волк. Пёс. Причём породистый, — садясь, дружелюбным тоном констатирует он, протягивая к тому руки, чтобы погладить и пёс сразу подошёл. — И чей-то, — добавил немец, проведя пальцами по его шее и заметив на чёрной шерсти след от ошейника. — - Откуда же ты тут взялся? Лабрадор нежился в его руках, но вдруг повернул голову в левую сторону, смотря куда-то в даль, словно что-то услышал. Германия перевёл взгляд в ту же сторону, но ничего странного там не заметил. Однако пёс не успокоился и через пару секунд неожиданно побежал туда на всей своей собачьей скорости. — Эй! Ты куда? — удивлённо воскликнул Германия, готовясь стать на ноги, но того уже и след простыл. Странное утро, иначе не скажешь. Мужчина встал, отряхнул руки и, оглянувшись, поднял плед, попутно взглянув на часы на своей левой руке, что показывали без десяти шесть. После аккуратно сложил плед и присел к рюкзаку, чтобы положить его обратно, достал оттуда бутылку с водой, которую саму по себе обычно пьёт очень редко (в случаях когда сильная жажда и неимение выбора). Пытаясь вспомнить, что вчера было и о чём размышлял, он откручивает крышку, даже не смотря на неё, и, сделав пару глотков, закрывает бутылку и засовывает обратно. Отсутствие опыта в походах выражалось также в том, что он даже не знал, куда следует и в каком направлении ему идти дальше. Однако, исходя из вчерашних воспоминаний, решение принимается достаточно быстро: дальнейший путь — река. Как результат, цель была определена, осталось понять, в каком направлении она находится. Словно на что-то надеясь, а конкретно на возвращение загадочно появившегося и сбежавшего пса, Германия снова осмотрелся по сторонам и безнадёжно угомонив своё предвкушение, достал карту этого леса и разровняв её на земле, начал искать место своего нахождения и прокладывать дорогу к выбранной цели из прошлого. С этой задачей он справляется очень быстро и просто, поскольку Рейх часто имел дело с картами и, следя за ним, Германия выучил основные азы ориентировки по ним. Немец проводит указательным пальцем по листу, прокладывая воображаемый маршрут. Всего к тому месту он насчитал около четырнадцати километров — на половину больше того, что он прошёл вчерашним вечером. Лес, хвойный лес, горные массивы и река, а за ней начиналась та самая северно-южная долина. Неожиданно вспомнилась последняя просьба Швейцарии. Тяжело вздохнув из-за неожиданно охватившей его грусти, причину которой он сам до конца не понял, Германия складывает карту, поднимается и, сложив вещи в рюкзак как следует, застегнул его и закинул себе на плечи. Слишком резкая смена настроения оказалась хуже, чем на первый взгляд, ведь в какой-то степени она отбила желание продолжать этот путь и просто уничтожила цель, смысл, надежду, что были главным двигателем всего этого путешествия. Настрой вмиг был разрушен, но идея — есть идея, и Германия не оставит её, к какому итогу она не привела бы его. И через какое-то время он вновь выбрался в путь. Шаг его был достаточно быстрым, но сопровождался болью в голове и по телу сбоку, где он лежал на твёрдой поверхности, что только добавляло в грусть злости и заставляло идти быстрее, несмотря ни на что. Вскоре земля вовсе исчезает из-под ног, заменяясь только лишь камнями и скалами, чёрными, как уголь, кое-где поросшие мхом и между которых с трудом пробивалась трава и мелкие колючие кусты, а высоким соснам этот рельеф никак не мешал и они с тем же успехом обростали эти территории. Легко можно заметить, что птиц здесь гораздо меньше, а те, что и есть, петь не привыкли, мельком вверху по веткам пробегали белки, умело скрываясь в зарослях, чтобы никто хищный их не заметил. Спустя всего три километра Германию, наконец, догоняет чувство голода. Удивительно, что оно пришло только сейчас, ведь последний раз он ел, когда вчера, при сборке вещей в поход, успел по-быстрому перехватить пару небольших бутербродов. И несмотря на то, что он активно двигался, становилось холодно: здесь, в горном массиве, на очень далёком расстоянии от дома, атмосфера совершенно иная, и погода, и температуры тут не те же, что и там. Остановка неизбежна, нужно вновь раскрывать рюкзак и искать необходимые вещи. Однако мужчина не торопился с этим и через холод и голод решает преодолеть хотя бы ещё какое-то значительное расстояние, прежде чем посчитает, что действительно заслуживает на остановку. Но такой героизм длился недолго. Холод первым берёт своё, дрожь по всему телу мешала нормально двигаться и идти дальше было просто невыносимо. Вмиг, с глухим ударом тяжеловатый груз скидывается на землю и мужчина, немного трудно дыша, отошёл в сторону. Видимо, всё то расстояние он себя всеми силами сдерживал, но тут ему уже накипело: — Всё! — устало и нервно воскликнул он то ли в пустоту, то ли себе, немного наклонился, после сразу выпрямился и продолжил: — Надоело! Какой вообще в этом смысл? Я ведь просто иду! Что мне… — громкий голос из обозлённого заметно понижается к унынию и отчаянию. — Что мне это даст? Небо было густо покрыто сероватыми облаками, без единого просвета и, казалось, что совсем скоро с них сорвётся мелкий дождь. Где-то очень далеко послышался гром. Ещё полминуты немец смотрел просто вниз на землю и когда самую малость успокоился, поднял взгляд к небу, от чего немного заболели глаза. Успокоится — это одно, а вот легче ему таки не стало. — Когда это закончится? — спрашивает он сам себя. — Видно, я просто схожу с ума. Вздохнув и вновь вернув себе самообладание, Германия всё же подходит к рюкзаку, достаёт оттуда тёмно-серую толстовку на молнии, которую он не стал застёгивать после того, как надел на себя и начал рыться в поисках еды. Однако мысли о том, что он перестал видеть во всём этом смысл, не спешили покидать его голову. Самым простым и легкодоступным, что ему удалось найти, оказалась небольшая пачка печенья, которую он взял с собой лишь бы дома не валялась, ибо к сладкому он не особо имел отношение, особенно в последнее время, можно сказать, он вообще пытался его избегать. Но, в принципе, выбора-то у него и нет, если он не хочет задерживаться тут надолго. Поймав себя на этой мысли, мужчина цокнул, подняв куда-то прямо очевидно раздражённый взгляд, мол: «Кто бы сомневался». Смирившись с тем, что есть, он снова вздохнул, попутно застегнув молнию рюкзака и надев его. С толстовкой стало гораздо теплее, к тому же она одна из его любимых, и хоть это немного грело так же и его душу, он без какого-либо оптимизма и выражения к жизнелюбию, продолжил свой путь. Времена идут, боль утихает, но способно ли время действительно вылечить? Даже если Германия когда-то старался забыть о боли и обо всём, что могло о ней напомнить, в его жизни появлялись препятствия, что мешали это совершить и возвращали к ощущению утраты. С другой стороны, он никогда особо и не пытался избавиться от этих воспоминаний, он не хотел прятать всё в глубокий ящик, так, словно Рейха никогда не было в его жизни. Он не желал, чтобы время однажды вылечило его, на что надеялся Швейцария, и вскоре в какой-то степени ему начала нравится эта постоянная боль, из-за чего с каждым годом Германия улыбался всё реже и реже, пока это вовсе не стало редким явлением. Где-то вдалеке вновь еле слышно раздался гром, но облака стали заметно высветляться и местами начинало виднеться голубое небо. Очевидно, гроза уже скоро придёт в эти края, но не сейчас. Говорят: «Сладкое улучшает настроение». Может на кого-то это и действует, а вот с Германией этот номер точно не проходит, скорее даже наоборот. Как и любой ребёнок, он когда-то его любил, но потом что-то пошло не так и его вкусы и предпочтения резко изменились. Прошло достаточно много времени с той его остановки на нервный срыв, расстояние гораздо больше, чем за половину было преодолено и меньше, чем на половину была опустошена пачка печенья — это то, на что он стал способен. Тело уже перестало болеть, чего не скажешь о голове, Германии вообще начинало казаться, что у него поднялась температура и эта новость его никак не радовала. Нехотя перебирая болящими из-за усталости ногами, он поднимался по небольшому подъёму, но тут ему пришлось остановиться: впереди находился уступ с резким подъемом, который заканчивается примерно на высоте четырёх метров. Это скорее напоминало просто огромную кучу когда-то давно обрушившихся валунов и камней с горы, и неизвестно насколько крепко они держатся. Риск слишком велик. Немца это известие крайне возмутило, ведь на карте ничего не было ни о какой скале или уступе, разве что это как-то ускользнуло от его внимания. Но данная дорога шла напрямую к реке и являлась самой короткой. Германии совсем не хотелось менять маршрут, ведь это займёт ещё больше времени и, вопреки страхам, он снимает рюкзак, а за ним и толстовку. Даже если не получиться, нужно хотя бы просто проверить, насколько возможно взбираться по этим шатким на вид булыжникам. Несколько сомневаясь, немец подошёл к подножью уступа, смотря вверх к его обрыву, серо-голубые глаза осветил белый солнечный свет, пробивающийся сквозь пелену облаков. Отчаянный взгляд человека, оказавшегося на дне глубокой западни, западни многогодовой жизненной печали и горечи, выдавал внутреннее волнение. Инстинкт самосохранения во весь голос пытался внушить о том, как это опасно, но затуманенный разум не хотел слушать абсолютно ничего. Выбрав место, что хоть более менее смотрелось надёжно, Германия подходит ближе и, расценивая каждое своё движение, начал аккуратно взбираться вверх. Из-под подошвы кроссовок посыпались маленькие камешки, с характерным звуком падая вниз на землю. На удивление, всё пошло настолько хорошо, что, казалось, он добирётся до края без особых трудностей, но не пересёкши и половины, всё перечеркнулось и риск повысился буквально за секунду: камни, что находились под его ногами, оказались очень шаткими. Одна нога немного пошатнулась и мышцы сжались от напряга, руки до боли крепко вцепились в местами острые обломки валунов. Мужчина насторожился, страх парализовал всё тело. Как вдруг камни под ним начали просто осыпаться. Наверное, за одну сотую секунды в голове уже успело пронестись несколько фрагментов, показывающих переломы конечностей и открытые раны с сильными кровотечениями, что запросто могут привести к летальному исходу. Некогда думать, нужно действовать. Германию начало тянуть вниз, руки соскользнули, оставив на себе множество новых царапин, и он кое-как спрыгнул чуть ниже, где камни так же сунулись и оставшийся путь он просто съехал-сполз обратно вниз, всё больше счёсывая руки в кровь об каменные острия, задевая так же колени. — Да чтоб тебя! — ощущая всю боль, почти рыча, воскликнул немец. Мужчине удалось опуститься на ноги и он быстро возвращает себе равновесие, отходя от злосчастного уступа, с которого немного продолжали осыпаться камни, а дыхание было сильно сбито из-за неожиданного стресса. Быстрый пульс чётко ощущался по всему телу, особенно в местах ранений, что протягивались от локтей до ладоней и сильно болели. Смотря на обрушившиеся куски валунов, будто выискивая на них следы собственной крови, дыхание Германии стало более глубоким и трудным, а лицо выражало злобу к самой ситуации, что его аж бросило в жар. Он чувствовал, что снова находится на грани нервного срыва и вот-вот начнёт очередные возмущения и ругань, но, посмотрев на алые разодранные полосы на своей коже, что были не только на руках, а и коленях, вновь приходит в отчаяние сопутствовавшееся волнением и каким-то страхом. Руки немного дрожали то ли от остатков паники, то ли от жжения ран, он не знал, от чего конкретно, но желание злостно кричать в пустоту мигом прошло. Хотелось просить кого-то о помощи, но он был здесь совершенно один и без какого-либо минимального обязательного аптечного набора. А ведь ещё думал, взять бинт или он ему не пригодиться. Так всё и оставил дома. План провалился, чего тут ещё добавить… Германия безнадёжно вздохнул и, опустив руки, в результате чего кровь начала стекать к ладоням и пальцам, посмотрел в сторону. Другого выбора нет — нужно пойти в обход. Мужчина подошёл к рюкзаку и поднял лежащую на нём толстовку, собираясь снова её надеть, однако тут же вспомнив о своих руках ему приходится отказать себе в этом. Чем дальше, тем становилось только хуже и несчастнее. Голова, просто, как говориться, раскалывалась от боли, но немец пытался не обращать на это внимание. — Шикарно, если я ещё и заболел, — саркастично комментирует он своё состояние. Германии не хотелось выпачкивать любимую вещь кровавыми пятнами, даже если они будут находиться изнутри и их не будет видно, однако воздух всё ещё оставался прохладным, а чувство жара резко понизилось к холоду. Часы натикали девять сорок, солнце осветило практически всю долину, но его свет был здесь слаб и не успел достаточно всё прогреть. Аккуратно натягивая рукава, чтобы ничего не задеть, немец всё же начал одеваться, ведь усугублять вероятность заболеть выглядело не лучшей перспективой, даже когда в его планы входит более ужасающая перспектива — лишить себя жизни, от которой он находился на самом деле уже не так далеко. Сначала всё было нормально, но стоило только Германии немного согнуть руки, как тут же ткань мягко легла на раны и он почувствовал, как та слегка прилипла и начала впитывать в себя кровь. Чувство не из приятных и он сжал зубы терпя это ощущение, пока вскоре просто не свыкся с ним. Настроение и отношение ко всему стало безразличным и Германию теперь, кажется, не волновало вообще ничего в этом мире. Как в таких случаях иногда говорят: его эмоции умерли. Разве что должно случится, что-то действительно поражающие и непредсказуемое, чтобы вернуть его из равнодушного состояния. Приложив холодные ладони к рукам, чтобы окончательно приклеить на кровь ткань к ранам, Германия выдыхает одновременно и с напряжением, и облегчением. Безвыходность того, что это уже случилось успокоила его, ведь выбирать больше не пришлось. Беспрерывно в его голове продолжало повторяться одно слово — «река». Сполна приняв своё поражение, мужчина подошёл к рюкзаку и закинув его на плечи, без лишних эмоций пошёл в обход, даже не проверяя пошёл ли в правильном направлении. Немного больше, чем за час похождений меж деревьев, скалистый рельеф вновь сменился мягким грунтом: горный массив был успешно, но не без жертв, преодолён. Это поистине ещё одна небольшая победа и личное достижение, но страна не ощущал никакой радости от этого и продолжал идти, не обращая ни на что внимания. Он не знал, идёт правильной дорогой или вообще в любую другую сторону от реки, но ему было на это уже совершенно наплевать. Он даже не замечал щебетание птиц, словно их тут нет. Всё, что он чувствовал — это лишь боль, как физическую, так и душевную. После того, как он полностью отдался безнадёжности, триколор решил так же целиком положиться исключительно на фортуну: повезёт — доберётся, куда нужно, нет — значит нет, значит судьба, которую он без опаски поставил, как ставку в азартной опасной игре, так решила. Как в покере: или ты выиграл определённую часть, или ты проиграл абсолютно всё, что только имел. Спустя еще какое-то время, за которым он не следил, вдруг, подобно хорошему известию, послышался долгожданный звук воды. Услышанное немного приободрило Германию и к нему вернулась надежда. Он даже поднял голову и ускорил шаг, чтобы скорее увидеть источник звука. Приближающееся с каждым новым шагом, журчание становилось всё чётче и давало понять, что поток данной воды был быстрее и шумнее за обычно спокойную тихую гладь реки, возможно, там находится ручей, что являлся продолжением той самой реки. После стольких страданий, казалось, наконец, настала белая полоса и неудачи просто не могли и не имели права этого нарушить или как-то испортить. Раздвинув ветки кустов, перед Германией открывается вид на бурный поток ручья, что за множество лет обточил камни, придав им округлые формы. Мужчина поражённо выдохнул от увиденного, он уже и не надеялся, что сделает это. Однако удивление не занимало мёртвости чувств и пустоты, что он ощущал. Перебравшись через ограду кустов, немец выходит к краю воды. Сам ручей в ширину занимал около шести метров и практически весь был усеян порогами различных размеров, некоторые из которых образовали собой подобие переправы на другую сторону. Германия присел на корточки, из-за чего голова, о которой он уже позабыл, вновь ударила болью по вискам, но пытаясь не зацикливаться на этом, мужчина опускает пальцы в стремительный поток, вода которого, как и ожидалось, оказалась просто ледяной. Если он упадёт в неё, ни к чему хорошему это не приведёт, ноги тоже мочить не вариант, а перебраться на другой берег ему точно необходимо. Единственный и очевидный способ — это дорожка из камней-порогов. Мокрых, скользких из-за, как их называют, сине-зелёных водорослей, которые настолько мелкие, что их почти не видно, если внимательно не вглядывается. Очередной риск, но, кажется, не настолько опасный, как подъем по шаткому уступу. Хотя его и это не интересовало. Вряд-ли что-то может случиться хуже за то, что уже произошло с его руками и ногами. Он начал думать об одном, о той вещи, что взял из кабинета отца. Попутно отряхнув ладонь, Германия встал, высматривая самый оптимальный вариант пути, которых здесь, как звёзд на небе и лишь один правильный. Он уже смирился с вероятностью своего падения в холодную воду, после которого наверняка его будет ждать что-то гораздо посерьёзней какой-то там простуды. Но на сей раз уверенности было чуть побольше и Германия сразу же решает перейти к действиям. Триколор поправил лямки рюкзака и неуверенно сделал первый шаг на ближайший камень, страх всё же присутствовал, ведь он начал предчувствовать, что произойдёт что-то плохое, то, чего ему не удастся избежать. Он решил смахнуть это на ещё не отошедшую после «падения» психику и, сосредоточившись на своих действиях, Германия делает ещё один осторожный шаг и становится на камень обеими ногами. В какой-то момент его немного качнуло в сторону, но он чудом смог вернуть себе равновесие. Немец чувствовал, что камни очень скользкие, из-за чего мышцы и всё тело сжались от напряжения аж до лёгкой дрожи. Но он продолжал с опаской перебираться дальше. Один камень, второй, третий, с трудом он достигает четвёртый… С каждым новым шагом он всё больше отдалялся от берега, а до другого оставалось чуть больше за уже пройденное расстояние, на что тратилось много нервов и сил. И чем ближе Германия подходил к середине, тем больше счётчик опасности внутри начинал зашкаливать. Удерживая баланс, немец поднял голову, чтобы расценить дистанцию к следующему камню, который располагался дальше за все предыдущие, и чтобы стать на него, необходим прыжок. Германия очень сомневался, стоит ли, но он был окружён водой и ему оставалось только одно: или рискованно прыгнуть вперёд к цели и продолжить дорогу, или с злостью вернуться назад, приняв ещё одно поражение. Тело напряглось сильнее, он не был уверен. Ну вернётся он, и что дальше? Для чего это всё тогда было? «Сейчас или никогда!» — вдруг с боевым настроем воскликнул внутренний голос. Германия, будто по сигналу, сразу же берёт небольшой разгон, на сколько это было возможно на столь мелочном трамплине, и отталкивается правой ногой от камня на самом его краю, что был сплошь поросший теми незаметными водорослями. Неожиданно нога соскальзывает и рывком въезжает в воду, где подгибается, не успев сообразить, как не упасть и с громким всплеском Германия падает в воду, даже не успев что-то сказать или подумать. Но во время падения, к несчастью, отчётливо успел почувствовать, как где-то в щиколотке хрустнул сустав. И всё это за каких-то две секунды. Высота самой воды не превышала высоту колен. Германия чудом успел не окунуться туда головой, держа тело на вытянутых руках и вода доставала ему лишь по грудь. И без того раненные ладони с болью на скорости, что была частично замедлена жидкостью, приземляются на твёрдое дно. Шок от случившегося на несколько секунд просто глушит разум, но из недоумения Германию выводит нарастающая сильная боль внутри правой ноги, немного выше щиколотки, которая тут же начала распространяться выше, доходя до колена. В голову сразу пришли самые худшие предположения.