Сборник

      С рождения у каждого человека на руке появляется таймер с обратным отсчётом. По истечении этого времени вы должны будете чётко назвать имя и фамилию человека, который, по вашему мнению, является вашим соулмейтом. После первого дня в академии своей мечты Изуку замечает, что таймер на его руке начал свой отчёт и времени у него вроде и много, а вроде так несчастно мало… И как по иронии, время, отведенное на поиск, заканчивается в его день рождения.        — У меня меньше года… — Шепчет юноша себе под нос, — Но кто? Кто она? А может это он…? Лицо парня искажается гримасой боли и непонимания. Он падает спиной на мягкий матрац, сердце неистово стучит, он знает, что если не ответит — погибнет. За что судьба так жестока? Он ведь так мечтал быть героем! А сейчас… Есть шанс, что он и не доживёт до следующего учебного года. Мидория впивается онемевшими пальцами в белую домашнюю футболку, глаза неприятно жжёт. По веснушчатым щекам скатывается первая кристально чистая, но горькая, словно полынь, слеза. Мальчик растерян, напуган, он не знает что делать.        — Что я скажу Всемогущему?.. А маме?.. Плечи быстро вздымаются и опускаются, ходят ходуном в истеричном учащенном дыхании. Парень жмурится, слёз становится больше. почти непрерывным потоком они стекают по вискам, щекам, впитываются то во взлохмаченные зеленые вихри, то скатываются мимо и падают на подушку. Изуку запускает пятерню в волосы и сжимает, сжимает, сжимает, тянет, чуть ли не выдирая. Осознание безысходности витает подле, но он никак его не может словить. Сдерживать слезы почти невыносимо. *** Утро выдалось сумбурным: надо было как-то убрать заплаканные глаза и воспаленные, от вечного растирания слёз, щёки. И из-за этого он почти опоздал. В класс влетает ровно по звонку: запыханый, испуганный, со спадающем с плеч пиджаком и сумкой по полу. Натягивает улыбку во все тридцать два, просит прощение и падает на своё место. Урок за уроком, летят, словно листья поздней осенью по ветру, но информация до юноши не доходила. Он витал в облаках, судорожно поглядывая на таймер на запястье, и всматривался в лица, отмахиваясь от вопросов «Всё ли хорошо?» и замечаний учителей, неловко смеялся и просил прощения за хлопоты. Так шли дни, недели. Постепенно трепет сердца и выяснения своего соулмейта отходили на второй план, но не забывались. Вот уже настала весна, и, он уверен его родственная душа — Урарака Очако, но сомнение всё ещё тлеет в душе. Парень всматривается в Киришиму, в Ииду, даже в Шинсо из класса B, во всех, обходя мимо лишь Шото и Кацуки. Второго по понятным причинам, они знакомы с самого детства, да и похоже тот уже нашел своего человека, только вот «кто это?» сам собой напрашивался вопрос при виде Бакугоу. А Тодороки… Он слишком хорош для него. Шото, по мнению самого Изуку, больше подходит Момо Яойрозу. При этих мыслях почему-то что-то больно откликается в груди, и он старательно игнорирует странное чувство. Вопреки его мнению, гетерохром тоже втиснулся в круг близких людей. Мимолётные касания холодной или тёплой руки вызывают дрожь в коленях и, с трепетом сердца, румянец на веснушчатых щеках. Пожалуйста, нет… Не может это быть он. Время медленно продолжало свой ход. Он пробовал отношения с Очакой, ведь у девушки тоже был задействован таймер. Но в отличии от Мидории у неё времени ещё много, а у него остались считанные дни… Об этом знает только Шото. Тодороки с такой жалостью смотрит на друга, успокаивает, говорит, что все будет хорошо. Его руки сжимают чужие, он, словно запись старого громофона, шепчет и шепчет, погружая зеленоглазого в атараксию. И Изуку верит, сквозь слёзы, сквозь страх и боль, верит. Время на исходе, через считанные минуты решится судьба Мидории, и он, стоя посреди своей комнаты, дрожит, пытается собрать мысли. Когда раздаётся характерный звук в оглушающей тишине, Изуку глубоко судорожно вдыхает, и дрожащим голосом, выдыхает выбранное имя: — Урарака Очако. В глаза резко темнеет, в ушах звенит. Земля уходит из-под ног и парень падает. В увядающем сознании водной змеем проскальзывает заветное имя, что и является правильным. Парень улыбается и одна единственная слеза скатывается по щекам. «Тодороки Шото»