Оковы

      У ног лежала пуля, отбитая мечом незнакомца, и я не мог поверить в случившееся. Это ли не чудо? Неужели высшие силы решили, наконец, вспомнить обо мне и послали чародея со сверхъестественной скоростью реакций? Нельзя отбить пулю мечом. Это невозможно. Но она упрямо блестела около ног в назидание и постулировала один из заветов святой книги. «Не бывает безнадежных ситуаций у того, кто надеется на Бога». В ушах эхом отдавался звон металла. Как бы ни был нелеп мой вывод, меч отбил пулю. И этот меч держал молодой парень, вышедший из ночлежки.       Я понимал, что его необходимо отблагодарить, но не мог подобрать слова.       — Не двигайся, — голос парня оказался тихим и, если так можно было сказать, невзрачным. Он присел рядом со мной и выставил ладонь перед раной на шее. Кожа парня засветилась. Я, испугавшись, отвел глаза. Хотелось защититься от ровного, серебристого с зеленым сияния, но просьба… Рану щипало. Я принялся изучать нежданного спасителя: болезненно бледная кожа и редкая бородка с совсем уж хлипкими усиками отметились первым делом. На его лице не оказалось морщин, оно было ровным, спокойным, будто его обладатель никогда ни о чем не переживал или недавно отметил совершеннолетие. И все же я понял, что мужчина старше меня, и дал ему тридцать лет. Да, тридцать. О том пели погасшие сиреневые глаза с холодным отливом героев легенд. Кудрявые темные волосы прятали рубец на лбу, а больше всего запомнилась одинокая седая прядь, которую я сначала не приметил. Парень был чересчур женственен для встречи у борделя; я вдруг откопал в памяти профиль принцессы Хайленда со старой коллекционной монеты в музее…       Сияние погасло. Рана перестала болеть — я озадаченно провел подушечками пальцев по шее и обнаружил тонкий, почти хирургический рубец.       Определенно нужный в окружении человек!       — Спасибо, — выдавил я. — Как к тебе обращаться?       Юноша встал и оказался высок до несуразности.       — Шай, — назвался он и протянул руку. Я поднялся с чужой помощью.       — Эйнар. Где ты научился такому? — я имел в виду и лежащую у ног пулю, и исцеление, и все сразу.       — Я всегда умел.       После Раскола дары исчезли из мира вслед за прошлыми владыками, потерянными землями. Они больше не приходили с рождением; на острове жило человек десять-двадцать из элиты убитой империи. Где они обитали? Около Башен. Я напрягся. Я настолько презирал всех, кто воображал себя вершителями судеб, что благодарность улетучилась как ни в чем не бывало. Эти недолюди забрались выше смога, чтобы дышать полной грудью, и имели наглость подписывать бумажки, обдирающие нас, чернь, еще дальше. Мама рвалась к этим тварям, вкалывая на трех работах ради ликов королевы. Ее почему-то всегда волновало, что думают случайные люди; о близких она всю жизнь забывала. И только под старость, обчитавшись глупых книжек, начала просвещать о любви к семье, да только что толку? Я все помнил, от дорогущей шубы со вкусом истерики до вечного «ты должен быть лучшим».       Я стал лучшим — в своем поприще. Однако оставались просто Лучшие.       — Так ты, я смотрю, местный богатей, — заметил я, пытаясь быть вежливым.       — Я? — Шай, казалось, удивился. — Как ты понял?       Столько непосредственности и наивности было в его голосе, что я смягчился. Парень глуповат; мне нравился такой фон.       — Владельцы даров живут у Башен, — напомнил я прописную истину. — Но мне все равно, денежный мешок ты или нет. Вот что. Мы стоим на редкость в неподходящем месте, как насчет того, чтобы сменить ворота в преступный синдикат на более людный переговорный пункт?       Шай слушал с участием. Его, кажется, волновало не то, что я говорю, а то, как говорю. В детстве я провел много времени с книгами и теперь при случае мог изъясняться на редкость красиво и путано. Жаль, со временем это переставало работать, и я ловил кулаком в лицо.       — Знаю такой. В паре кварталов есть клуб, — предложил Шай. — Можно пойти и отметить наше знакомство в стенах «Лунного света».       Я ненавидел клубы. Странные здания с дрыгающимися под подвальную музыку людьми. Сборище самцов и самок под кайфом, и все распушили перья, показывая, насколько красивы и сексуальны. Животные инстинкты. Я, хоть убей, не понимал, что там делать. Танцевать? Равносильно позору. Перебирать ногами, стоя на месте, и взмахивать руками — есть ли трата времени дурнее? Имел несчастье оказаться в клубе, кроме алкоголя, ничего для тела и души не нашел.       Я ненавидел сборища убогих людей, но приглашать к себе малознакомого человека…       — Клуб? — я сморщил нос, показывая, что не в восторге. — По интересам, надеюсь?       — Если только интерес — выпивка.       — Можно пройтись по набке, — рассудил я вслух. — Она никогда не пустует, и есть куда сбежать при форс-мажоре. Грустное, конечно, место…       — Грустно смотреть на пропасть перед ногами? — Шай, кажется, заразился моей манерой общения, лестно. — Мне тоже.       Я похрустел шеей, показывая, что пришел в себя. Порез защекотало, однако кровь не пошла. Знать бы Шая раньше!..       — Ммм, нет. Жалко деньги, вбуханные в этот сомнительный памятник культуре. Набережная провалилась через пару дней в двух местах. Качество! Знаю, официально обвинили гравитацию и силы природы. Не себя же выставлять дураками.       Собеседник вскинул глаза. Я в очередной раз оробел от их цвета.       — Если это действительно ослабевшая гравитация? — с нажимом спросил Шай. Я пожал плечами. Не видел смысла спорить. Я всегда прав, зачем разубеждать дураков?       — Пусть так. Пошли?       Мы покинули проулок. Дорожка крови вела влево; к сожалению, нам предстояло идти туда же. Редкие прохожие с интересом смотрели на меня, испачканные тряпки и когти. Это раздражало, но ничем не грозило. Мы живем во время безразличия друг к другу. Никто не помогает, боясь неприятностей, никто не скажет лишнего по той же причине. За порядком на улице давно перестали следить. Бессмысленно. Маленький остров над бездной обречен на коррупцию и беззаконие. У каждого из «верхушки» есть протеже; до остальных никому нет дела.       Дорожка крови свернула к центральным улицам. Мы отправились к окраине.       — Ее зовут Клементина, — решил объяснить я, забеспокоившись наличием тишины. — Преступница, как я. Знаю ее…       — Ты преступник? — Шай остановился. Он, очевидно, был изумлен. Я закатил глаза.       — Серьезно? Посмотри на меня. Шрамы, тряпки подвального вида, оружие… Ничего из этого тебе не подсказало, какой стиль жизни я веду? И место, где мы встретились… не смутило?       — Я не привык оценивать по внешнему виду, — объяснил Шай. — Обжегся на этом пару раз. Лучше вслушаться в то, что говорят.       Я сам задумался, глядя на него. Нет, искать истину в словах незнакомцев я не силен; лучше еще раз изучить Шая с головы до ног. На его плечи был накинут зеленый, оттенка старого болота, плащ с серебристыми нитями. Плащ доходил до середины груди. Торс Шая защищал кожаный доспех (по крайней мере, мне так показалось, я не был уверен). На поясе висела маленькая сумка из ладной, добротной кожи. Наверное, Шай хранил в ней лики. Я не сумел разглядеть остальное в темноте. Увиденного, впрочем, хватило. Я сделал вывод, что Шай — из богатой семьи и не разбирается в жизни за Башнями. Он не понимал, как опасен и лжив мир внизу. Наивен… Я мог убить его здесь же, потому что Шай не ожидал подлости. И, скорее всего, Шай — не настоящее его имя. Под крышами Башен называют иначе. Например, Джулиан.       — Ты не похож на убийцу или вора, Эйнар, — заметил Шай. Изучал собеседника в эти минуты не только я.       — Почему?       Я был уязвлен. Я всегда старался выглядеть так, чтобы отталкивать людей. Чтобы никто не просил помощи, не жаловался на жизнь. Не оказался «впущен» в душу. Привыкать к кому-то и получить в оплату предательство… Клементина недавно напомнила, насколько банален такой финал. Я предпочел бы никому не доверять.       — У тебя слишком «живое» лицо, — объяснил Шай. — Эмоциональная мимика, естественная, не как у этой… Клементины. Кажется, я ее видел на объявлениях. Позавчера она убила человека около Башен. Отрезала ему голову. Слышал, так делают при выполнении заказов, это правда?       — Я не беру заказы, — пробурчал я, все еще уязвленный. Редким прохожим была не интересна тема нашего разговора. — Я убиваю для себя. Лики не нужны.       Шай вздернул бровь и вновь кинул взгляд на мою одежду.       — На что ты живешь?       — Живу? — повторил я не без яда. — Я не живу. Я просыпаюсь, чтобы выполнить свою работу и лечь спать. Вот и все.       — У тебя есть семья?       — Что ты привязался ко мне, парень? — огрызнулся я. — Я не настолько тебе благодарен.       Морщины на лице Шая вдруг разгладились, и выражение вновь стало теплым и приветливым. Но он меня уже разозлил.       — А ты похож на пригретого жизнью слюнтяя, который выбрался из дома покутить среди отбросов да забыл корону снять, — слова я не особо выбирал. — Ты бы хоть сумку оставил, она стоит дороже, чем мои органы.       На нашей Богами забытой земле ценно немногое. Чистый воздух. Чистая земля. Еда. Вода. Здоровые органы. Где-то в глубине Скалы, ходили слухи, маленьких подданных Королевы кормили в буквальном смысле на убой. Родители могли продать дите, чтобы его разобрали на запчасти. Я ни разу не встречал людей, которые пользовались такими услугами, но предполагал, что если ими пользуются — то явно у Башен. А может — просто слухи. Но какие убедительные и злые!..       Я подумал об этом, мысленно осудил, бросил взгляд на низкие сумрачные облака — и снова вниз, на смеющееся лицо Шая. Если бы мне сказали что-то подобное, я бы пырнул когтями в брюхо. А он — смеется:       — Я сомневаюсь, что кто-то по эту сторону Цепей способен причинить мне вред.       — То есть в остальном я прав?       Шай неопределенно пожал плечами. Вот она, точка неприятия, в которую можно бить. Но с осадой точки лучше повременить. Я все равно узнаю о его жизни, рано или поздно. О моей он не узнает. Моей жизни — нет. Я выживаю.       Окраины переходили в трущобы. Крыши домов начали перекрывать одна другую; при желании из одного окна можно было перепрыгнуть в другое. Везде сухость, пыль, вонь. В здешние проулки не рискнул бы зайти даже я. Сколько отбросов я перерезал на этих улицах! Мне омерзительно было даже смотреть на местных жителей. Эти опустившиеся люди… они жрут, напиваются, трахаются, блюют и начинают заново. Таких стоило опускать еще дальше — в бездонную пропасть под Скалой. Туда, где стекают все отбросы мира, в гигантскую клоаку.       А хуже всего… женщины. Просто самки без стыда. Меняют мужчин чаще, чем собственные трусы. Рожают и бросают детей, чтобы развлекаться дальше. Клементина из таких детей. Никто не знает, кроме меня. Я случайно наткнулся на Клэм, тяжело раненную, в местных подвалах. Ее мать лежала рядом с десятком дыр в теле. Я не узнал, что именно случилось, но правила генетики сложно обмануть. Сходство было неоспоримо; мы никогда не обсуждали прошлое друг друга, за что я был своего рода благодарен.       Я, наверное, не любил ни одну девушку, кроме Клементины. Она была своим в доску парнем, если не воображала из себя. Хотя если взять в расчет недавнее происшествие, то, может, и ее не стоило любить? Предала ведь. Но ведь и я бы сделал то же самое, даже хуже. Я делал хуже: уходил, забывал, предавал. Люди не любят меня — почему не платить им тем же? Достоин ли я порицания за это? Нет, это правила жизни. Относись к людям так, как они относятся к тебе. Не прощай, не давай вторых шансов. Тогда никто не плюнет в спину, да что там, некоторые события моего прошлого больше напоминают плевок в лицо.       Не стоило подпускать к себе и Шая. Кто знает, что у него на уме. Я не доверял; мне было банально интересно, кто он и почему владеет такими странными, пугающими силами, которых ни у кого не осталось. На нашей земле нет Богов и тем более нет их детей.       Кроме Королевы.       Я задумался. Кроме Короля, Королевы и их сына, принца Джулиана, никто не обладал божественными силами. Пару десятков выходцев из прошлого мира обладали незначительными талантами — повелевали водой или огнем, но все они уже были безнадежными стариками. Сам Король носит седую бороду — он тоже родился в прошлом мире. И только Королева вечна и юна… Кто же Шай?       К тому моменту, как мы добрались до набережной города, я не пришел ни к какому ответу.       Страшное место. Город обрывался в никуда. Впереди — бесконечный мрак и безызвестность. Что там, вдали? Пустота? Никто не знал. Никто не знал, одни ли мы во вселенной или всего лишь жалкая песчинка в веренице жизни. Я считал, что первое. В любом случае, мы просто блохи на Скале, зависшей над гигантским грязевым болотом. Копошимся, зная, что не можем выбраться с поганого острова. Как бессмысленно… Есть только одна дорога — вверх по цепям, ко второй Скале. Я никогда не был на ней и не знал никого, кто бы смог пересечь незримую границу. Кто на ней жил? Я видел пару раз, как странные тени перебегали по цепям туда и обратно. После этого, признаюсь, не спал пару ночей.       Несколько минут я и Шай стояли в молчании. Шай о чем-то думал, смотря на вторую Скалу. Я не разбираюсь в человеческих чувствах, но радости он определенно не испытывал. Я же вовсе не мог найти себе места на проклятущей набережной.       — Итак, — чтобы убить тишину, сказал я, — спасибо за то, что спас.       Для меня слово «спасибо» не значило ничего. Просто слово. Как чихнуть.       — За такое не благодарят, — ответил Шай. — Любой нормальный человек не прошел бы мимо.       «Только нормальных крайне мало», — с иронией подумал я, вслух же спросил:       — Что ты делал в таком месте? Ты не похож на тех, кто ходит по борделям.       Шай сложил руки на груди. Он продолжал смотреть на вторую Скалу, как волки на картинах — на луну.       — Я часто гуляю по окраинам города по ночам.       — Почему?       Шай круто обернулся.       — Что делал в борделе ты сам? И почему Клементина хотела тебя убить?       Я опять задел какую-то больную тему, это явно. Парень поменял ее, не задумываясь над тем, что я замечу и какие сделаю выводы. Я решил нащупать больше неприятных точек, чтобы потом сложить их в одно. Мне скрывать было нечего:       — Перешел дорогу местному авторитету пару лет назад. Еще не разобрался, как именно, но награда за голову назначена. Я хотел разобраться с ним, немного не рассчитал силы.       Возможно, о чем-то я умолчал, однако смысл был таков. Я действительно не знал, каким образом перешел дорогу безымянному авторитету. Более того, слухи не дали мне и имени «обиженного». Он, неуловимый, не оставлял следов, хотя все знали о существовании этого сутенера. Настоящий профессионал! Может быть, попробовать кого-то заказать… Или рискнуть найти информацию через Сола? За его голову все равно уже назначена награда — что терять парню?       — Ясно, — с прохладой подытожил Шай. — И что ты будешь делать дальше?        — Дальше? — я зевнул, не собираясь распространяться о своих планах. — Спать? Утро вечера мудренее. Или у тебя есть какие-то идеи? Они бы мне не помешали.       Я ненавижу выбирать. Это самое худшее, что может быть в жизни. Если же дело касается смерти, я готов пожонглировать вариантами.       — Есть одна, — помедлив, сказал Шай. — Понадобится немного времени. Думаю, дня мне хватит. Встретимся завтра.       — Где?       — Я сам тебя найду, — бросил он через плечо. Схватившись рукой за высокий поручень набережной, Шай перепрыгнул через ограждение и оказался внизу. Я, охнув и забыв про страх, свесился вслед. Как паук, Шай спустился по скалам до самого низа острова и пропал в смраде болота.       Это было самое странное событие за сегодня, и, не выдержав, я пошел в сторону своего дома. К счастью, родная каморка ждала меня через три квартала.