Меч бастарда

      Снег таял, лишь коснувшись земли, и грязи становилось больше. Ветер дул с севера. Красные листья чардрев кружились в воздухе, прилипая к мокрым воротам и стенам.       Бенджен вдохнул полной грудью холодный воздух, более тёплый, чем на Стене. Он стоял внутри Крытого перехода, прохода между арсеналом и Великой башней, откуда было видно, что делается внизу, во дворе. Брат Ночного Дозора наблюдал за жизнью своей семьи. Вот невестка с дочерью выходят из септы, вот Нед шагает в богорощу, а вот племянники… При взгляде на них его охватила печаль и застарелая обида. Знай он, что из себя представляет Дозор, никогда бы не надел чёрное… и был бы сейчас с женой и детьми. Учил бы сыновей ездить верхом и держать в руках меч, вершил бы суд и готовил запасы на зиму… Бенджен вздохнул. Что толку думать об этом? Он дал клятву и сдержит её. Никогда не станет ни мужем, ни отцом. Мужчина вспомнил слова Джона вчера: «когда я смогу стать дозорным на Стене?» и нахмурился. — Старые Боги, не допустите этого с ним, — прошептал он, глядя в серое небо. Вдруг послышался вскрик и Старк посмотрел вниз. На земле, в грязи, лежал Робб, а над ним стоял ухмыляющийся Джон. Вот он протягивает руку улыбающемуся Роббу и тот со смехом сжимает руку брата… — Робб! — раздался резкий голос его невестки. Кейтилин смотрела на детей, а рядом, держа ее за руку, стояла маленькая Санса. Бенджен нахмурился. Он считал, что жене брата не стоило влезать между Роббом и Джоном… — Робб, иди и переоденься. Затем иди на занятия к мейстеру Лювину, — приказала леди Старк. — Но мама?! Мы только начали! — возмутился девятилетний Робб. — Миледи, — начал было сир Родрик, но был остановлен властным взмахом руки женщины. — Робб, быстро! Ее сын виновато взглянул на брата и, опустив плечи, пошёл к матери. Джон с сожалением проводил Робба взглядом, пока тот не скрылся в Великом чертоге, и лишь после посмотрел на Кейтилин. Посмотрел настороженно и робко. Та стояла, высоко подняв голову, и не отводила взгляда своих холодных глаз от мальчика. Мальчик поежился, за что удостоился ещё одного презрительного взгляда. Бенджен стиснул зубы, видя, как, низко опустив голову, уходит его племянник. Кассель проводил того печальным взглядом…

***

      Старая Нэн запела песню. Она пела о прежних временах и о королях Зимы. Нянька пела о великих героях, о братьях и сёстрах, о поколениях Старков. Старая женщина воспевала Север.       Нед с глухой тоской вспомнил, как сидел и слушал эти песни в детстве, рядом с Брандоном, Бендженом и Лианной. Как отец, суровый отец, которого он побаивался, в одну из таких ночей, решил отправить его на воспитание к лорду Аррену. Ему было тогда десять.       Ныне, уже он должен отправить своего сына, бастарда, к лорду Ройсу. Он взглянул на своего сына, на своё маленькое подобие, как сказал однажды мейстер Лювин, чьё лицо было истинно старковским: вытянутое лицо, каштановые волосы и серые глаза. Лорд посмотрел на своего наследника и увидел в нем Талли. Его законный сын был крепок, рыжеволос, а глаза его были голубыми. Джон и Робб были братьями во всем, кроме имени. И звезда Джона, его незаконнорождённого сына, сияла ярче Робба. Наследник Винтерфелла был надёжен и крепок, а Джон был проворен как горностай, хитер как лис и силён как лютоволк. Робб проигрывал ему бой за боем, и Нед не мог не замечать с какой яростью и ненавистью смотрит его леди-жена на талантливого мальчика. Даже некоторые его вассалы, не видевшие ранее мальчишек, путали их, называя Джона Роббом и наоборот. Нед вспомнил Вимана Мандерли и Джона Амбера, со смехом рассказывавшим другим лордам как они по ошибке дарили Джону подарки, называя его Роббом. Однако, они не замечали, как хмурился сам Джон, как поджимала губы Кэт и скрежетал зубами Бен, заставший тот день.       Брат и жена наседали на него с двух сторон, требуя отправить Джона к кому-нибудь на воспитание. «Здесь он всегда будет в тени Робба. Твоя жена подавляет мальчика и видят боги, он все прекрасно понимает и потому не раскрывает и половину своих талантов! Ты хочешь, чтобы он всегда был в тени Робба? Хочешь, чтобы его изжили из Винтерфелла? Он уже просил меня забрать в Ночной Дозор, Нед! Боги, да ему всего девять! Ну же, брат, отпусти Джона, отдай на воспитание достойному лорду и увидишь, он расправит крылья и вознесется вверх!» — твердил и убеждал, упрекал и умолял его Бен. «Ты позоришь меня, Нед. Он побеждает Робба во всех поединках. Твои знаменосцы говорят больше о бастарде, чем о нашем законнорожденном сыне. Отдай его, Нед. Неважно куда, просто отпусти!» — требовала и просила Кэт. А сам Нед… как он мог? Отослать на долгие годы… ее сына… И тут он встретил взгляд Джона. Столько потаённой боли, столько горечи было в этих серых глазах, а ведь ему всего лишь девять! «Обещай мне, Нед» — словно наяву услышал он ее голос.

***

      Джон задумчиво смотрел на языки пламени. Завтра ему предстояло ехать в Долину, в Рунстоун. Сопровождать его будут десять гвардейцев. Он будет очень сильно скучать по Роббу и отцу, по трехлетней Арье и двухлетнему Брану, и по Сансе тоже будет скучать. Его семья. Отец. Братья и сестры. Он будет скучать по сиру Родрику и по Джори, по мастеру Халлену, по Миккену, обещавший ему сковать меч, и по Толстому Тому, а также по другим гвардейцам и людям его лорда-отца. И он обязательно вернётся. И тогда, лорд Старк расскажет ему о матери…

***

      Они плыли на корабле. Этот старый когг назывался «Прекрасная Дженни». К носу корабля была приделана деревянная статуя женщины, но черви и соль изъели ее глаза и нос, оставив лишь застенчивую улыбку. Джону корабль не понравился…       На второй день плавания когг попал в шторм, налетевший столь внезапно, что матросы начали твердить о гневе Штормового бога, хоть и верили они в Семерых. Паруса были сняты и матросы вооружились ведрами. Джон и сам помогал им, вычерпывая соленую морскую воду, наполнявшую корабль, деревянным ковшом. Столько — сколько смог. Руки и плечи горели, а спина, казалось, стала деревянной. Рубаха и камзол промокли, не говоря уже о сером плаще. Мальчик видел, как трудятся остальные и не остался в стороне. Он работал, наравне с гвардейцами отца и моряками. Джон молился Старым богам, прося их убрать этот злой ветер и утихомирить гневливое море. — Я принесу тебе в жертву доброго коня, о Штормовой Бог! — кричал капитан когга. — Я окроплю его кровью твои владения, Повелитель! Только дай нам добраться до земли! Не губи нас, Владыка! Джон мысленно стал просить и этого неизвестного Штормового бога: «дай добраться до Рунстоуна и я тоже принесу тебе в жертву коня, когда стану постарше. Я принесу тебе в жертву двух коней! И корову! И трёх овец! Смилуйся!» И вновь возвращался к своим богам, вспоминая лики чардрев в богороще Винтерфелла. Всю ночь люди боролись за выживание. Кто-то с криком падал за борт и их было не спасти, ведь волны жадно поглощали их. Кто-то бессильно падал на скамейки, порой разбивая себе головы о деревянные скамьи и вёсла. Но к утру ветер стих и шторм ушёл, и кораблик вырвался из недр злой стихии. — Паруса! Паруса! — сипел капитан, надорвавший голос. И к исходу третьего дня, они наконец, увидели землю. То были причалы Рунстоуна. Его нового дома…