Игра с огнём

— Рада тебя видеть. — Что ты хотела? Со стороны это выглядело как встреча двух давних подруг. Одна из них, та, что в ассиметричном чёрном пышном платье и с тёмным каре, хитро разглядывала серыми, отдающими от игр приглушённого света дьявольским золотом, глазами другую, рыжую, чьи тёплые карие глаза смотрели в ответ с неодобрением, а простое белое платье струилось до самых пят. — Зачем же так грубо, Леночка? А как же светлая душа, равенство, доброта и прочая дичь? — Не тебе говорить об этом, Вера. Ты пала, предала святые постулаты и Господа. Елена не ненавидела Веру — просто не могла. Она считала, что каждый имеет право делать то, что хочет, даже если его предназначение — служить высшей силе, Богу. Он никогда не помешает сменить цвет с белого на чёрный. Как и они сами, служители. Но было что-то внутри, заставлявшее сердце забиться вдвое быстрее, затаить дыхание, внезапно обнаружить, что в голову пробился странный дурманящий туман. От этого руки сжимались в кулаки, будто это могло хоть как-то собраться и по-прежнему держать маску неодобрения. Ночь была безоблачной и почти беззвёздной сегодня. На улице, на которой располагался забытый всеми полуразвалившийся старый отель (к сожалению, у владельцев не было достаточного количества средств для ремонта; они давно думали о том, чтобы закрыть заведение), что часто принимал заблудшие души творческих искателей, все фонари потухли, кроме одного, работавшего на последнем вздохе и потому моргавшего беспрерывно. Света от единственной лампы в номере не хватало, чтобы хорошо осветить комнату, но его было достаточно, чтобы захотеть выключить и оставить всё происходящее в тайне. Бог смотрел. Бог знал. Но почему-то мысли хотели убедить Елену, что ей ничего не будет, если она проведёт время с падшей в спасительной тьме. Вера походкой хищника приблизилась к Елене и осторожно коснулась её плеч пальцами. По коже рыжей девушки дружно пробежались мурашки, кровь так резко нагрелась до ста градусов, что стало дурно. Идеально прямой нос коснулся тёплого виска, чуть прикрытого прядями волос. Из груди вырвался непрошенный высокий стон. — Так и знала, что тебе нравится, — усмехнулась Вера, перебираясь пальчиками на аккуратные ключицы. Прикосновения были осторожными, невесомыми, будто спрашивая разрешения, что никак не связывалось с уверенным и не терпящим возражений бархатным тоном голоса. — Ну давай, Леночка. Обещаю, ты не пожалеешь. — Нет, Вера, — уверенно произнесла Елена, отстраняясь от приятного тепла в раздражавший холод. — Мне белизна сущности ещё дорога. — Да Богу на нас насрать, он только с людьми возится, — Вера не отставала от собеседницы, сокращала дистанцию каждый раз, когда та её увеличивала. — А почему ты тогда пала, дорогуша? — усмехнулась рыжая, перехватив руки, что тянулись к её груди. Послышалось недовольное фырканье, а глаза напротив сверкнули огнём, что предполагали превратить её в пепел. Но с Еленой это не сработало. Она и так давно сгорела. Слабо выглядывающие из-под кожи вены так и манили провести по ним языком. Данный факт сильно пугал и сбивал с толку. Вера могла применить силу на обычном человеке, но не на Елене, что была намного выше неё: рядовая падшая вряд ли могла что-то сделать с главной хранительницей Божьего слова. — Дорогуша? Мне нравится. Называй так почаще, — руки ловко вырвались из захвата и приземлились на талию, укрытую белой тканью. — Я соблазнила человека, в том весь секрет. — Разве есть гарантия, что ему важна раса? Разве это не из-за того факта, что ты соблазнила? — А ты подойди к Нему и спроси, — Вера силой развернула Елену, резко притянула к себе, и ровная спина упёрлась в мягкую грудь в чёрном корсете. Это на секунду вышибло из лёгких воздух. Дыхание, что мягко ложилось на кожу, стало в разы горячее и возбуждённее, от чего тело вздрогнуло, а шея вспотела. Руки сами собой опустились на те, что держали талию. Сначала Елена хотела отцепить их, оттолкнуть настойчивую падшую, но пальцы не хотели слушаться. Казалось, и ноги решили устроить небольшой отдых и перестали хоть как-то удерживать тело. Ей думалось, что она слышит голос Веры везде, что он окутывает всё существо, извращают душу и пачкают платье своими грязными прикосновениями. Но почему-то в эту грязь так и хотелось упасть. — Лена, ты же знаешь, что ангел ангела не может околдовать. Ангел не способен испытывать чистую похоть без причины. — На что ты намекаешь? — Я люблю Вас, моя Елена Прекрасная. И Вы любите меня, — прошептала Вера, и дыхание мигом остановилось, будто кто-то нажал на кнопку на пульте управления организмом. Елена закрыла глаза, желая абстрагироваться от того, с каким упоением руки оглаживают талию и бёдра, а затем, вверх, бока, плечи, ключицы и шею. Однако волна, что кипятка горячее, в животе и голове (чёрт, да во всём теле!) не дают забыть. — Такого не может быть. Ты слишком очеловечилась, Вера. Тебе кажется. — Я по-прежнему ангел, просто павший. Подчиняюсь тем же законам ангельской природы. Разве ты этого не знаешь, архангел Елена? — Довольно, — она сделала попытку отстраниться, но Вера успела крепко захватить в плен рук нежную шею и еле различимые рёбра. — Вера, я не могу ответить тем же, ты же знаешь. — Правда? — для падшей, казалось, не существовало слова «нет». Слегка влажные губы медленно опустились на пульсировавшую жизнью вену на шее, а другие выдали лёгкий стон, тот, что нельзя услышать с расстояния более полуметра. Вера усмехнулась и, поняв, что сопротивления нет, отбросила со своего пути гладкие и пахнущие лавандой рыжие волосы. Краем глаза наблюдали, как пальцы собрали белое платье в кулак. — Я люблю Вас. И я готова называть тебя на «Вы» каждый раз, когда говорю это. Ведь о любви не поют на «ты». — Ты иногда бываешь такой старомодной, — вздохнула Елена, погрузив пальцы в тёмные волосы на затылке припавшей на волнах неведомой страсти к коже, прижимая её в подсознательной попытке слиться хотя бы немного. — У меня была хорошая наставница в этом деле, — они встретились взглядами, вожделения полным и слегка напуганным, но неумело скрывающим бурю неоднозначных эмоций, и это решило судьбу самообладания. Кто говорил, что пути Господа неисповедимы? Кажется, у Бога появился соперник. Точнее, очаровательная соперница. И если бы у Елены прямо сейчас спросили, кому она готова посвятить оду, молитву, собственную жизнь, смерть и падение, выбор бы пал явно не на Всевышнего. Вера права. Во всём права. Она не была аккуратной с этим адовым огнём и теперь обречена вновь сгореть дотла, уже без надежды на спасение. Ну и пусть. Елена развернулась к Вере и, помедлив секунду, поцеловала её. Это было началом конца, но она ни о чём не жалела.