Если с молодой леди не происходит никаких приключений в родной местности, то ей следует поискать их на стороне. Джейн Остин
Сквозь дрему слышался монотонный писк медицинских приборов. Кэрол поморщилась: голова гудела, отдавая тупой болью, а все тело казалось жутко тяжёлым. Она попыталась открыть глаза, но яркий свет резанул по ним, и ей пришлось тут же крепко зажмуриться, после чего вновь повторить попытку, стараясь смотреть из-под опущенных ресниц: светлая комната перед ней слегка расплывалась из-за нечеткого зрения. Мысли вязким комом растекались в голове, не давая ни на чем сосредоточиться, однако Дэвис изо всех сил старалась выудить воспоминание, предшествующее ее пробуждению в, судя по всему, больничной палате. Последнее, что Кэрол смогла вспомнить — это подернутые тяжелой дремой недолгие пробуждения в этой же палате, чьи-то голоса и временами сильную боль во всем теле. Покопавшись глубже, она оживила перед глазами обычный день, проходивший по устоявшемуся расписанию: подъем, завтрак, холодное серое утро и подернутое смогом пасмурное небо, душное лондонское метро, переполненное спешащими по делам людьми, крепкий кофе из ближайшей к университету круглосуточной забегаловки и ряд лекций. Ничего необычного, примерно в таком ритме Кэрол и жила уже третий год, перейдя на последний курс факультета экономики в «LSE»: одна из самых распространенных профессий среди студентов, популярная и престижная, на которую она и поступила, не имея особых талантов в какой-либо области, обладая разве что природной любознательностью и любовью к учебе. Она помнила, как, ежась, вышла из университета, отказавшись от предложения посидеть в пабе с однокурсниками в честь окончания учебной недели. Близилось Рождество, и Лондон пестрил украшениями, гирляндами, различной атрибутикой, а на дверях практически каждого дома красовались рождественские венки, однако голова Кэрол была забита оплатой счетов, тем более зима в этом году выдалась на удивление холодной, пару раз температура опускалась до минуса, и даже им с кузиной, снимавшим небольшую и довольно дешевую квартирку на двоих в Блумсбери, приходилось туго. Деньги, что ей присылала мать, Кэрол принципиально не тратила, откладывая на счет, поэтому обходилась лишь суммой гранта да малой частью сбережений, оставшихся от отца. Она урезала свои расходы по-максимуму, понимая, что после университета деньги ей могут понадобиться гораздо больше. Карла называла ее излишне принципиальной дурой, полагая, что любыми средствами не стоит пренебрегать из-за глупых ссор с матерью, на что Дэвис пожимала плечами, привыкнув к подобным претензиям кузины. Точно, в тот день наступили заморозки, и немногочисленные лужи подернулись тонкой мутноватой корочкой льда, грозясь повалить невнимательных прохожих, что, спеша поскорее домой к дымящейся кружке чая или натопленному камину, не смотрели под ноги. Как раз в числе последних и оказалась Кэрол, почувствовав сначала с недоумением, как нога неожиданно заскользила вперед, небо и земля перевернулись, меняясь местами, а после наступила тьма. Очнувшись от воспоминаний, Кэрол не заметила, как к ней подошла миловидная женщина лет сорока, румяная и дородная, с приятной улыбкой, отражавшейся не только на губах, но и в темных глазах. Форма на ней давала понять, что незнакомка была медсестрой, и заметив, что Дэвис пришла в сознание, она тут же захлопотала, подавая ей стакан воды и поправляя слегка выбившиеся из прически пряди волос. Именно в этот момент в голове Кэрол проскользнула едва уловимая мысль, что те были уж слишком светлыми по сравнению с ее темно-каштановой шевелюрой, однако надолго она не задержалась под действием опиумного анальгетика, растворяясь в потоке вопросов и воспоминаний. — Что со мной? — голос сильно сел, отчего говорить было трудно. Однако помимо сильной хрипоты Кэрол заметила еще что-то странное, абсолютно ненормальное, и в то же время ответ всё никак не мог сформироваться окончательно. — Пара переломов и сильный удар головой, дорогая, — мягко начала медсестра. — Тебя сбила машина, не помнишь? Но все уже позади, скоро должны подойти твои родители, они так долго ждали, чтобы ты окончательно пришла в себя. Машина? Нет, это, должно быть, какая-то ошибка, она ведь просто упала, разве что не совсем удачно, раз умудрилась переломать себе кости, но это был тротуар, откуда там машины. «Вы что-то перепутали», — хотелось сказать Кэрол, — «меня не сбивала машина, а родители прийти не могут, разве что мать, но и у той дел по горло». И все же что-то не давало ей покоя, тело казалось каким-то странным, словно чужим. Она подняла единственную здоровую руку, но вместо худой ладони с длинными, тонкими пальцами и сильно выступающими венами увидела маленькую, слегка пухлую ладошку. «Бред одурманенного сознания, не иначе». Вскоре послышался звук отворяемой двери и тихие шаги, приближающиеся к ее койке, а Кэрол перевела обретший четкость взгляд в сторону посетителей. Перед ней стояла светловолосая невысокая женщина с добрыми серо-голубыми глазами, слегка покрасневшими, видимо, от слез, залегшей меж бровей морщинкой и темными кругами, указывающими на недосып незнакомки. Ее спутник, муж, как предположила Кэрол, также не был высок, обладал довольно худощавой фигурой, русой шевелюрой и карими глазами с зеленоватыми прожилками; как и женщина, он выглядел устало, однако легкая улыбка не сходила с его вполне молодого — ему можно было дать не больше тридцати пяти — лица. Однако со всей ясностью, что вообще была возможна в ее положении, Кэрол понимала, что видит этих людей впервые, поэтому вполне оправданно задала первый пришедший на ум вопрос: — Вы кто? Женщина сдавленно всхлипнула, посильнее сжав руку мужчины, чья улыбка тут же исчезла с лица. Медсестра поспешила покинуть палату, бросив напоследок что-то о докторе, а Кэрол так и осталась лежать, не понимая, почему ее слова вызвали такую реакцию у присутствующих. — Перелом лучевой кости правой руки, трещина в большеберцовой кости левой ноги, пара вывихов, но это не страшно, все заживает довольно быстро. Но ретроградная амнезия… Поймите, это довольно серьезная проблема, и далеко не факт, что воспоминания можно будет восстановить в полном объеме, — голос говорящего был мужским, сухим, присущим в основном людям пожилым, и даже несколько усталым. Однако было заметно, что доктору далеко не впервые приходилось говорить подобные слова, если к такому вообще можно было привыкнуть. «Полная амнезия вследствие черепно-мозговой травмы и тяжелого сотрясения головного мозга. Отсутствие воспоминаний о событиях до аварии», — таков был диагноз пришедшего врача, а Кэрол начинало казаться, что это какой-то неудачный розыгрыш, чья-то шутка. Амнезия? Увольте, у нее была прекрасная память, а мужчину с женщиной не могла узнать по той простой причине, что видела их впервые. Ей все еще нельзя было подниматься, поэтому Кэрол, осознавая, что не в силах повлиять на ситуацию, поддалась накатывающей сонливости, надеясь, что когда проснется, весь этот беспорядок прекратится. В следующее свое пробуждение Кэрол чувствовала себя гораздо лучше и даже самостоятельно приподнялась в кровати, размяв плечи. Навязчивая идея, засевшая глубоко в голове, настойчиво кричала, что что-то не так, и сознание, больше не замутненное обезболивающими, принялось активно собирать и обрабатывать непрерывно поступающую информацию. Во-первых, зеркала в палате не наблюдалось, но Кэрол и без него видела свои неправильно маленькие ручки с по-детски пухлыми ладонями, не загипсованная нога тоже явно принадлежала ребенку лет десяти, а когда Кэрол поднесла прядь волос к глазам, то заметила, что те неожиданно из темно-каштановых стали светлыми. Переварив все это, она подавила в себе накатывающую панику, заставив медленно считать про себя и мыслить трезво. Она стала ребенком. Это возможно? Абсолютно точно нет. Значит, раз вариант с неудачным розыгрышем можно было отмести, как и с затянувшимся сном, значит, оставалось лишь одно: в том падении Дэвис сильно повредила голову, сейчас, скорее всего, лежит в коме, а это фантазии ее умирающего мозга. Да, это вполне все объясняло, однако накатившую от страха тошноту не останавливало, как и закружившуюся голову, поэтому она прикрыла глаза, пытаясь выровнять дыхание. В палату вновь зашла уже знакомая медсестра, Морган Стивенсон, как гласила надпись на бирке, широко улыбнувшись юной пациентке. Кэрол решила не медлить и выяснить как можно больше о том, что из себя представлял ее подсознательный мирок. — Миз* Стивенсон, — медленно начала Кэрол, чей голос все еще отдавал хрипотцой и порой срывался, — не могли бы мне сказать мое имя? Улыбка медсестры на миг дрогнула, но та, не теряя добродушия, тут же ответила: — Миссис Стивенсон, а тебя зовут Меган. — Хорошо, — кивнула Кэрол, — тогда последний вопрос: какой сейчас год и в какой стране мы находимся? — Год-то? — миссис Стивенсон, казалось, слегка растерялась от неожиданного вопроса или же от наигранного спокойствия маленькой девочки, потерявшей все свои воспоминания. — Февраль тысяча девятьсот семьдесят первого, а это Лондон. Кэрол — точнее, теперь нужно называть себя Меган, поправила она саму себя, — решив все же играть по правилам новой реальности, кивнула, скорее для себя, удивившись новым обстоятельствам: она попала на сорок лет назад, пусть все еще находясь в Англии. За медсестрой последовали родители, явно нервничающие, однако она слушала их внимательно, запоминая каждое слово, временами хмурясь или кивая. Они показались ей приятными людьми, пусть и ненастоящими, как Дэвис решила, и если бы не вся безысходность ее положения, жалость бы точно кольнула сердце от их несчастья. Вскоре подошел и уже знакомый ей доктор, сообщив, что пациентку необходимо обследовать, чтобы назначить ей нужное лечение, и Кэрол лишь кивала и кивала, в общем-то, позволяя делать все, что взрослые посчитают нужным. Она не знала, как ей стоит поступать и что предпринимать, поэтому, словно кукла, выполняла все действия, отдавшись странному стечению обстоятельств, и только спустя бесконечные проверки, вопросы с удивлением осознала, насколько неправильно спокойна ее реакция, словно кто-то приглушил все эмоции и чувства. Времени, чтобы поразмышлять над этим, у нее было предостаточно: ни через день, ни через два Кэрол не очнулась в своей реальности.* * *
Спустя долгие два с лишним месяца, проведенные в больнице, где за ней внимательно наблюдали, практически кормили различными таблетками, уверенность в том, что это лишь ее подсознание, начала слабеть: она чувствовала боль, спала и даже видела сны, а с каждым днем первоначальная растерянность вперемешку с паникой исчезали, словно по чьему-то желанию. Кости срастались быстро, раны и мелкие порезы заживали, затягиваясь новой розоватой кожей, и даже волосы, сбритые в тех местах, где пришлось наложить швы, постепенно отрастали, а головные боли практически перестали мучить. Помимо медицинской помощи, к Кэрол несколько раз приходил психолог, подолгу разговаривая с ней, чтобы помочь справиться с потрясением. И заключив, что девочка в полном душевном порядке, лишь оставил пару рекомендаций и предостережений. Родители подолгу засиживались у дочери, рассказывая различные истории из ее жизни, показывая фотографии, и частенько Кэрол даже делала вид, что узнавала, чтобы хоть как-то утешить их. Адам и Люси оказались добрыми людьми и, к счастью, все странности списывали на потерю памяти, чем уже бывшая мисс Дэвис, а ныне мисс Уайт нагло пользовалась. Они были обыкновенной парой со средним уровнем достатка, жившими в тихом промышленном городке Коукворте. Других детей, помимо неё, у них не было, а потому малышка Меган купалась в родительской любви и нежности. Для Кэрол, чья семья никогда особо крепкой не была, подобное оказалось в новинку: мистер и миссис Дэвис поженились из-за того, что Мария, её мама, забеременела, и все, что Кэрол помнила о детстве, так это вечные ссоры родителей. А затем, когда ей было одиннадцать, отец умер от болезни, после чего мама нашла себе нового, любящего мужа. Потом у них родилось двое детей, среди которых старшая дочь оказалась лишней. Кэрол тяжело переживала происходящее, но в итоге ей лишь пришлось раньше повзрослеть. Но вот Меган буквально носили на руках, тем более после такого печального события и долгих месяцев в больнице. Близких друзей и сильно нуждающейся в ней родни у Кэрол не было, а потому и сильно тосковать ни по кому не приходилось, хотя поначалу она была не против, если бы все это сумасшествие поскорее прекратилось. Но со временем все переживания сами собой растворялись, перемешиваясь с эмоциями и мыслями маленькой десятилетней девочки, горячо любящей своих родителей и желавшей разве что поскорее вернуться домой. В конце концов Кэрол даже перестала различать, где она, а где запрятанная глубоко в подсознании память Меган. И вот врачи, разводя руками, сказали, что сделали все возможное. Если воспоминаниям суждено восстановиться, то это случится исключительно естественным путем. Детский организм вполне успешно справлялся с травмами физического характера, поэтому ей лишь необходимо было пару раз явиться на прием в последующие месяцы, и на том время, проведенное в больнице, было окончено. Теперь уже она старалась называть себя Меган, чтобы хоть как-то привыкнуть и откликаться на новое имя, а также принять неожиданно обрушившуюся на нее новую жизнь и личность. Это решение принесло странное спокойствие, будто два человека внутри нее примирились и стали единым целым. Меган перестала стараться отделять свои мысли и чувства от мыслей и чувств девочки, все еще жившей где-то в ее мозгу, устав от выматывающей борьбы. Она видела чету Уайт и твердила себе, что это ее родители, теперь они будут заботиться и опекать ее. Как ни странно, именно последний пункт дался проще всего, ведь человеку необходима семья, он отчаянно нуждается в близких людях, заботе и любви, а Адам с Люси давали их с лишком. Сидя в машине и прижавшись щекой к окну, Меган несколько апатично разглядывала проносившиеся пейзажи, и лишь когда они подъехали к Коукворту, в душе что-то завозилось. Дом, ее новый дом. Ряды однотипных кирпичных построек, с ухоженными садами, аккуратно подстриженными кустами, настолько идеальными, будто любая выпирающая веточка казалась личным оскорблением хозяевам. Кружевные занавески на окнах с белоснежными ставнями, детишки с отутюженными воротничками школьных рубашек, в шляпах и костюмчиках, женщины в прямых пальто пастельных цветов по последней моде и с все так же идеальными укладками. Высокие и зачастую довольно грузные мужчины в костюмах с красноватыми лицами и светлыми глазами слегка навыкате, любезно перекидывающиеся парой слов с соседями. Настоящий отец Кэрол был коренным британцем из состоятельной, знатной семьи, профессором истории из университета, и увлекался английской литературой, любовь которого к дочери выражалась исключительно в строгом воспитании. Мать, женщина более свободного воспитания, часто целовала и обнимала ее, однако, как оказалось позже, ее любовь была скорее показной, и от нее вскоре мало что осталось. Кэрол никогда не понимала, как такие люди вообще могли сойтись, но не будь ее, они бы точно никогда не поженились, слишком уж разными были. Чарльз прививал тягу к знаниям, любовь к классике, как в музыке, так и книгах, к Байрону и Шекспиру, Моцарту, Шуберту и Чайковскому; Мария читала на ночь сказки и приключенческое фэнтези, показывала ей фильмы, многие из которых супруг считал страшной пошлостью. Миссис Дэвис громко смеялась, ярко красилась и, в целом, была женщиной эффектной, обладающей не столько острым умом, сколько той жизненной мудростью, присущей многим представительницам прекрасного пола, всегда верила в существование сверхъестественного, любила всяких гадалок и предсказания. Сама она — урожденная француженка — не пришлась по вкусу семье своего мужа, поэтому и к ее дочери они особой любви не питали. Комната в новом доме располагалась на втором этаже, и только зайдя в нее Меган тут же упала на кровать, прикрыв глаза и пытаясь представить себе, как же дальше будет проходить эта странная жизнь, являющаяся то ли результатом комы, то ли сверхъестественного перемещения в прошлое в чужое тело. Благодаря матери Кэрол так и не стала скептиком, признавая возможность существования неких высших сил или даже своеобразной магии, поэтому второй вариант отметать не спешила, к тому же и сама наука не отрицала вероятности существования различных параллельных миров. А если действительно так? Почему бы ей просто не воспользоваться предоставленным шансом на вторую попытку прожить жизнь уже более радостно?