***
Когда Учиха Мадара решает, что их отношения достаточно прочные — он просто забирает её с университета и, не спрашивая, не слушая возражений, везёт к себе в квартиру. Скрыть своё удивление она не может — «А как же тот особняк?..». И Мадара читает её, как открытую книгу, напечатанную крупным шрифтом. — Терпеть не могу то место, — усмехается как-то зло, жестоко, явно вспоминая что-то такое, о чём Сакуре лучше не знать. Она и не спрашивает, хотя вопросов на языке — тысяча и одна сотня. Есть вещи, о которых лучше не знать, — и в этом она уверена. — Здесь… мрачно, — «Не особо большая-то разница» — хочется ей сказать, но, по её мнению, их отношения не настолько доверительные. Или безопасные. Для неё. — Захочешь — поменяешь, — и вот тут Сакура понимает, что её не просто в гости привезли. И от подобного дар речи пропадает, даже рот немного открывается. — Мадара, ты ведь не хочешь сказать… — робко начинает, боясь собственного предположения. Даже ей оно кажется безумным. Да, они знакомы всего-то полгода! И это с учётом перерыва в пару месяцев! — Теперь ты будешь жить здесь. Он не спрашивает, не интересуется, не, упаси Ками-сама, просит. Учиха Мадара просто ставит её перед фактом. «Такими темпами, я долго не выдержу, » — приходит к однозначному выводу. — «Так не лучше ли?..» Что было бы лучше — она не знает. Потому что Мадара подходит со спины, обнимает крепко, а большие ладони с непонятными для Сакуры мозолями, уж явно не от ручки, ложатся ей на плечи. Одна рука скользит вниз, на талию, а она понимает как никогда — «К чёрту всё. Люблю его.» Поворачивается и целует.***
В квартире тихо. Тишина привычно давит, а красные простыни угнетают. Она снова в этом месте, снова на этой постели, снова одна. Одиночество — это вообще её главный спутник. Всегда. Везде. Даже когда он рядом — его никогда нет. Не было и не будет. Учиха Мадара — это такой недостижимый айсберг, который, увы, не растает. Вот только замёрзнуть ей и снаружи, а не только изнутри, почему-то не дал. И этого Сакура не понимает. Зачем ему это нужно?.. Отношения, она, её любовь, её жизнь. Мадара приходит и уходит, спит с ней изредка — стресс снимает — но никогда не целует на прощание. Впрочем, какие уж тут поцелуи, он даже не предупреждает когда уходит. Доверие — явно не его конёк. По крайней мере, — не к ней.***
Жить с Мадарой — тяжело. «Но, с другой стороны, » — думает Сакура. — «Когда это с ним было легко?..» С этим Учихой сложно всё — и жить, и любить, и не любить. Зато Харуно быстро входит в роль «жены». Она убирает, готовит, категорически отвергает идею Мадары о домработнице и, кажется, в этот момент слышит его облегчённый вздох. Впускать кого-то постороннего в свою берлогу он явно не хотел. При мысли о том, что её-то впустил и, что готов был ради неё пойти на уступки с собственным комфортом — благодарность и нежность к этому мужчине Сакуру буквально топят. Она задыхается в них, в любви и нежности, в редких, но таких важных, поцелуях, в скрытой, тщательно замаскированной, заботе. Совмещать учёбу с обязанностями по дому, которые она сама взяла на себя — не то чтобы сложно, но выматывает. Мадара, к её удивлению, замечает. Хотя, он всегда и всё замечает. — Тебе не обязательно учиться, — говорит ей как-то вскользь вечером. И, впервые за всё время их знакомства, Сакура впервые обижается. Молча встаёт, уходит из гостиной, но дверью не хлопает, — она всё же не истеричка. После этого игра в молчанку длится три дня, когда его почти не видно. То ли не понимает в чём дело, то ли просто злится. Но здесь у неё вопрос принципа. Потому что Харуно Сакура — не была и не будет никогда содержанкой. После того вечера, она покупает продукты на свою стипендию, подумывает о том, чтобы устроиться на работу. Сидеть у кого-то на шее — хочется меньше всего. А быть одной из тех «сладких девочек», что цепляются за «папиков», или просто, хоть чем-то отдалённо напоминать их — ужасно, отвратительно, мерзко. «Да, как он, вообще, мог подумать обо мне подобное?!» — возмущается Сакура, вытирая злые слёзы. Она не такая и хочет это доказать. Её любовь — не за что-то. Её любовь — просто так. Просто за то, что он — это Учиха Мадара и никто иной. Впервые, он признаёт свою неправоту сам. Ничего не говорит, не просит прощения, но просто приходит и кладёт голову ей на колени. И это — значимее всех слов этого мира. Сакура улыбается, прощает мгновенно, зарывается руками и путает колючие волосы. К чёрту все эти ненужные фразы, ведь, как-никак, есть куда более важные вещи, говорящие о том, что в голове и на сердце у того, кого любишь. С Учиха Мадарой эту истину не усвоить сложно.***
На кухне слышится какой-то звук. Значит, в этот раз она всё-таки не одна. Это даже странно, потому что, как ей кажется, этому человеку на неё совершенно наплевать. Наплевать на её мысли, чувства, переживания, слёзы и тому подобное. Мадара всегда оставался холоден и равнодушен к её мольбам. И ему было совершенно не важно, что именно у неё на сердце. Он просто предпочитал уходить. Молча, неотвратимо и надолго. Ничего не говоря, без смсок и звонков. День, два, неделя, месяц — и думай ты, Сакура, накручивай себя, как хочешь. Ведь ему на-пле-вать. С чего бы такое неравнодушие сейчас — непонятно.***
Это началось спустя полгода, как они начали жить вместе. Сакура уже даже привыкла уживаться вместе с этим невозможным человеком, мириться с его заскоками и привычками. Прийти за полночь и ничего не сказать — это норма. Что ты ему не говори — не послушает, просто скажет «Иди спать, Сакура, я скоро приду». И возмущайся ты сколько захочешь — просто будет молчать. Игнорировать, как пустое место. Это задевало, но она пыталась делать вид, что нет, всё в порядке, это просто характер у него такой. Забыть о каком-нибудь празднике — это всегда. И ни «извини» тебе, ни «прости». Просто какая-то сумма на карточке, которую он ей дал и которой она не пользуется. Говорить с ним на эту тему даже не пытается, знает — взорвётся. И точно так же знает, что он их обычно вообще не празднует, потому и не считает нужным. Курить прямо в кабинете — вредная привычка. Весь дом прованивается сигаретами, Сакура кашляет и просит так не делать. И, на самом-то деле, Мадара даже пытается, но частенько забывает. Злиться на него — просто нет сил. О том, кем он работает и где — она ничего не знает. Спрашивала, пыталась поговорить, вызнать, узнать — бесполезно. — Есть вещи, о которых тебе лучше не знать, — вот и весь его ответ. Наверное, она даже в чём-то с ним согласна. Вокруг него слишком сильная аура властности, силы. От него всегда пахнет сигаретами и, иногда, порохом. Сакура надеется, что ей это кажется. В конце концов, она запах пороха-то один или два раза в жизни чувствовала. Эта правда была слишком страшной, чтобы её узнавать. До тех пор, пока буквально вся её жизнь не превратилась в кошмар. Мадара начал пропадать. Внезапно, не говоря ни слова, иногда на дольше, иногда на меньше времени. Сначала она, право слово, подумала на любовницу. Но от любовниц приходят с запахом духов, а не пороха и крови. Сакура делает вид, что не замечает. Волнуется, плачет в подушку, просит предупреждать, когда уходит. Встречает традиционным — «Я волновалась». Но он не слышит, уходит тихо, изредка целует на прощание — о, Ками, — в лоб. Словно прощается, — и это страшно. Спустя год такой жизни, тихие слёзы превращаются в истерики. Она кричит, плачет, ругается и, впервые, кидает в него какой-то вазой. Сакура — сплошной нерв, в вечном напряжении, в вечном стрессе и недосыпе. Ино с волнением на неё смотрит, спрашивает в чём дело и говорит: «Уходи от него, пока вообще живая». Саске хмурит брови, смотрит на неё виновато, отводит глаза. Она его отлавливает, находит в себе силы, прижимает к стене, держит за воротник и кричит. Ей не нужны виноватые взгляды. Сакуре нужны ответы, потому что она так больше не может, не может спокойно переносить его раны, бинты пропитанные кровью и вечный страх, а вдруг не вернётся?.. Но Саске, тоже мне друг, молчит. И опять это: — Есть вещи, о которых лучше не знать. Саске уходит, а Сакура, плача, сползает по стене. Она не может так жить — в вечном страхе и неведении. У неё такое чувство, словно медленно умирает изнутри и остановить этот процесс не под силу ни одному врачу. Мадара — холоден, как лёд. Он с ней почти не говорит, дома бывает, повезёт, если раз в месяц-два. Сакура уже и не помнит тепло его тела, сладость и горечь его поцелуев. Он приходит злой, раздраженный, холодный. От него веет кровью и порохом, и даже сигаретный дым, против которого она уже ничего не имеет, не может это перебить. Мадара приходит, молчит, изредка, спит с ней. А Сакура уже не кричит, не ждёт, не ластится. Она перегорела где-то глубоко внутри, сгорела в своей любви, замёрзла в его молчании. Ей кажется — любовь умерла. Замёрзла во льдах Антарктиды его фраз. Утонула в равнодушие черноты его глаз. Разбилась вдребезги о равнодушное хлопанье двери. — Мадара… — голос звучит хрипло, словно она разучилась говорить. Он равнодушно одевается, а она отводит глаза от повязки на плече, после очередной холодной ночи в её, давно не их, постели. — Ты меня любишь? Глупый, наивный вопрос. Он никогда ей подобного не говорил. Учиха Мадара и любовь — это нечто несовместимое в абсолюте. Но именно это, то последнее, что держит её здесь. В этой холодной, чужой и страшной квартире, в которой снятся только страшные сны. Но он молчит, не оборачивается, просто уходит, в который уже раз, слышится хлопок двери. Вот и вся любовь. Вот и все чувства. Сакура равнодушно, в тишине, собирает чемодан. Спокойно одевается и лишь на выходе из квартиры оглядывается. «Словно меня здесь и никогда не было…» Она горько усмехается, а в груди, в глазах, что-то окончательно сломалось, замёрзло, утонуло. На неё даже смотреть страшно и она это прекрасно знает. Сакура уже давно не смотрится в зеркала. Наивной девчонки, что с горящими от любви и счастья глазами смотрела на недостижимо-любимого мужчину по имени Учиха Мадара, уже давно нет. Она скончалась в муках агонии от холода чужих глаз. Харуно Сакура, с пустыми глазами, мешками от недосыпа, потрескавшимися губами, разбитым сердцем и с такими же мечтами, молча уходит из этой мрачной квартиры, равнодушно хлопая дверью. Вот и всё.***
Ей до сих пор не до конца понятно, почему она вообще тогда упала в тот сугроб. Почему не встала. Это ведь так естественно — вставать после того, как упал. Почему именно спустя чёртовых полгода, её ноги и сила воли подкосилась. И какого, мать его, чёрта, её нашел именно Мадара. Он живёт вообще не рядом. Да и по паркам, говоря откровенно, не гуляет. Учиха Мадара и парки — это что-то из разных вселенных. Уж Сакура-то, пытавшаяся пару раз устроить им нормальные свидания, точно знает. Ответ, на самом деле, прост. Она его даже знает. Но до чего же противно, что кто-то за ней следил. Кто-то из того мира, о котором ей, глупой девчонке, лучше не знать. Желание встать с этих ненавистных простыней и убраться куда подальше от своего, в который раз, ожившего кошмара, — почти невыносимое. И она не собирается себе в нём отказывать. Она поднимается с подушек, сидит некоторое время, закрыв глаза. От головокружения или нежелания видеть это место — не известно даже ей. Но стоит только собраться встать, опереться на руку, как дверь в комнату тихо отъезжает в сторону: — Сакура, — выдыхает знакомый хриплый голос. И в этот момент она его ненавидит.