Arcanum

      В начале было слово…и это слово—       --Смерть.       Они сидят за старинным столом и смотрят друг на друга с улыбкой.       --Почему ты все время перетягиваешь одеяло на себя?—спрашивает одна из них, зажигая сигарету и выпуская дым в потолок.       --Может, по той же причине, по которой Судьба курит и цитирует стихи?—вторая сидит, откинувшись на кресло и сжимает в руках чашку чая.—Может, мне просто надоело, что обо мне вспоминают только в самом конце. Тогда, как я везде. И с самого первого вздоха все люди становятся ко мне гораздо ближе, чем к жизни.       Судьба качает головой.       --Ты невыносима. А еще мне не нравится твой облик сейчас. Маленькая девочка с бездной в глазах—это, конечно, романтично, но пошло.       Смерть смеется и щелкает пальцами.       --Так лучше?—в кресле сидит девушка и накручивает на палец прядь рыжих волос.—Ты же знаешь, я могу стать абсолютно любой.       Судьба качает головой. Она это знает. Также, как и то, что когда ее подруге скучно, та начинает новую игру. Смерть не имеет права скучать, потому что ее игры не всегда хороши для людей. Они справедливы и честны, но иногда предельно жестоки. Так было много раз. Почему должно стать иначе сейчас?       --Тебе говорили , что иногда ты зануда?—спрашивает Судьба и выкидывает сигарету.       --Со мной мало кто разговаривает, ты же знаешь.—Смерть рассматривает карту мира перед собой.       У нее болотно-зеленые глаза—взгляни и утонешь, а еще холодные пальцы. Когда она смеется, где-то на земле начинают звонить колокола. А еще Смерть всегда видит главное и никуда не спешит, потому что у нее есть все время мира.       --Мне снова скучно,--тянет она слова.—И я так давно не была в любимом городе.       Судьба качает головой и произносит:       --И что ты нашлешь туда на этот раз? Потоп? Пожар? Чуму?       Смерть смотрит на нее пристально и качает головой.       --Это уже неинтересно. Я просто возьму с собой Таро,--она ухмыляется одними губами и любовно гладит колоду карт с золотой рубашкой.—А потом мир придет в движение и не остановится пока все не обретут равновесие.—Смерть говорит громко, словно пророчит и сама не может остановиться.—Ты ведь придешь ко мне, когда я сыграю твою карту?       Судьба молча кивает и закрывает глаза.       --Я отведу тебя на могилу Бродского, а ты почитаешь мне его стихи,--в зеленых глазах Смерти тоска.—Он наконец обрел покой в городе, который любил. Не каждому дано такое счастье.       И Судьба никак не может понять, что видит в этих глазах: зависть к покою или способности умирать?       Смерть поднимается с кресла, ставит на стол чашку и закутывается в черный плащ. Ее бледное лицо скрыто под маской, а в руках—колода карт.       Судьба хотела бы ее удержать, но не в силах, поэтому собственными руками раскачивает колесо в углу и закрывает глаза. Когда тьма отступает, в комнате остается лишь недокуренная сигарета и запах вишневого чая.       ***       На ступеньках перед Мадонной делла Салюте стоит девушка в маске и смотрит на огни карнавала. На площади Святого Марка, прямо напротив через воду канала, очень шумно. Но здесь, на Дорсодуро слишком спокойно. Только слышен шум волн и крики чаек. Ветер гладит рыжие волосы и путается в них солеными брызгами. Церковь нависает над водой и кажется монументальной и суровой. Но она на самом деле не такая. Нет в Венеции места более пропитанного любовью и прощением, чем это. Когда чума в очередной раз пришла в город с портовыми крысами, жители стали молиться Мадонне о спасении, а потом построили церковь.       И Смерть отступила.       Люди думали, что она испугалась и ушла, но все было не так. Когда церковь построили, в ней оказалось столько любви и силы, что Смерть сидела на ступеньках днями и слушала музыку. Этот город прорастал в ней с каждой минутой и наполнял счастьем. Словно это был тот самый дом, в который ей так хотелось вернуться. А потом Смерть смеялась, а колокола звенели не переставая, и проникали в ее сердце все глубже. И Венеция становилась ее частью на столько, что в одно мгновение ее захотелось присвоить и никому не отдавать.       Тогда Смерть ушла из города и старалась не возвращаться надолго. Только иногда, во время Карнавала, когда под маской можно было разглядеть лишь глаза, Венеция открывала свои дороги для всех.       И тогда Смерть приходила, стояла у Мадонны делла Салютте и слушала звуки города, который всегда ее ждал.       --Сейчас я вернулась по делу,--произносит она и замолкает.       А Венеция шепчет что-то страстное о любви, безумии и предназначении, распахивая свои двери. Она тоже не любит скучать, потому что создана для вечности и веселья.       Смерть вдыхает этот бодрящий запах моря, открывает первую карту, ловя отражение луны на золотой рубашке, и слушает. И на минуту ей кажется, что Венеция—это действительно рыба, которая обросла дворцами и мостами за сотни лет, а сейчас медленно тонет в водах Адриатики.       И вместе с ней тонут все жители города, которые не хотят думать об этом…       В том числе и сама Смерть.