Arcanum

      Говорят, первая и самая прекрасная женщина Венеции была создана из муранского стекла. Потому что время там—это не только вода. Это зеркала, запутаться в сотнях отражений которых, так нереально просто.       Острой Мурано—самый большой из всех островов лагуны и самый близкий к Венеции. Если стоять на Фондаменто Ново в ясный день, то можно увидеть его домики и колокольни через водную гладь. Мурано живет, поет о чем-то чуть левее чем Сан Микеле, а еще тонет в туманах зимой. Если не знать, что он там, то никогда не увидишь и не узнаешь.       Почти как остров призрак.       Рыжеволосая девушка садится на вапоретто, прикладывая проездной. Она могла бы взять такси или попросить Марио подвести ее. Вон, он скучает на своей рыбацкой лодке. Но сегодня у нее нет настроения говорить ни с кем. Сегодня хочется тишины, но не одиночества. Всего то две остановки, которые не займут больше десяти минут. Люди не толкаются, чинно входят, ожидая когда трос будет отмотан, и вапоретто медленно поплывёт в сторону Мурано.       --Остановка «Кладбище».       Девушка неловко улыбается, чувствуя, как неизбежно хочется шагнуть на землю, успокоить рвущееся сердце, но что-то внутри подсказывает, что «нет, еще не время, не сегодня». Ветер треплет рыжие волосы, которые сияют как флага на фоне серого неба и бирюзовой воды. Когда лодка причаливает к пирсу, девушка делает первый шаг, привычным движением удерживая равновесие. Ведь даже остановка общественного транспорта тут стоит на воде.       Как и все в этом безумном городе, похожем на сказку.       Люди спешат прямо на центральную улицу Стекольщиков, стараясь успеть закупить сувениры для себя и всех своих близких, судорожно вспоминая, какой цвет те любят больше всего. Обилие изделий из стекла обрушивается на приезжих яркими красками, словно кто-то разбил с десяток калейдоскопов и выложил их на витрины. Остров похож на шкатулку с сокровищами. Из окна на тебя смотрят бусы, браслеты, кольца. Они никогда не повторяются и всегда отличаются…как и море.       Мурано – остров, который сплошь покрыт тайнами и традициями. Едва ли не такими же древними , как Дворец Дожей, ведь он тоже был создан для того, чтобы хранить секреты. И самый важный из них—о зеркалах. На Мурано появились первые они, в которые смотрелись вельможи и сама Светлейшая. Как на той, известной картине Тициана.       Жители этого острова научились делать стекло таких разных оттенков, что ими можно было описать любую историю мира. А еще подделать любую драгоценность.       Поэтому тайна производства стекла охраняется правительством Венеции чуть ли не больше, чем государственная казна. Стеклодувы переселяются на отдельный остров, и непонятно—это техника безопасности от пожаров или очень большая тюрьма, где заключенные производят гордость Светлейшей во имя ее самой.       Ходит легенда, что однажды два стеклодува сбежали в Европу, подкупленные богатством, но один был вскоре найдет мертвым, а второй вернулся из-за страха за свою семью. Так ли это было на самом деле, никто не знает. И Венеция тоже хранит тайну. Ведь устрашения—это один из самых сильных мотивов.       Девушка, прибывшая на вапоретто, идет мимо, даже не заглядывая в витрины. Ей неинтересны драгоценности. В ее шкатулке и так хранятся самые интересные экземпляры. Но дух Мурано проникает в нее сквозь звон стекла и плеск воды в каналах. Лодки стучат о берега и скрипят. Девушка с улыбкой проходит мимо дома, по привычке прикасаясь к мозаичному льву на фасаде, а потом, чуть поодаль и – яркому петуху. Ей нравятся эти картинки, которые ничего не значат для обычных туристов, но многое рассказывают тем, кто знает историю.       Если ты видишь изображение петуха на Мурано—это дом тех, кто боролся за его независимость от всей Венеции. Гордые жители острова хотели и дальше быть свободными, несмотря на то, что именно венецианские дожы сослали их сюда. В этом и был венецианский парадокс. Ты любишь этот город, независимо от того, что он делает с тобой. Ведь Светлейшая не может ошибаться.       Рыжеволосая девушка идет дальше, переходит по деревянному мосту, останавливается там на пару минут и затихает. С одной стороны остается музей стекла, прямо за громадной звездой, сделанной из множества оттенков голубого и синего. Она как символ острова для туристов. А с другой стороны видны канал и дома, которые хранят за своими ставнями столько тайн, что спрашивать о них невозможно и глупо.       --Здравствуй,-- тихо произносит девушка в темном плаще.—Ты ждал меня?       Остров молчит, словно пробуждается ото сна. На какое-то время становится невероятно тихо, а потом стекло снова звучит. Бывшая хозяйка Ка- Дарио спускается с другой стороны моста и идет вглубь улицы. Маленький семейный отель, в котором она останавливается каждый раз, находится очень близко от центральной улицы, но стоит с нее свернуть, как ты оказываешься в непонятной тишине.       Отель содержит семья потомственных стеклодувов, превративших свою виллу в место для туристов. Девушка останавливалась тут не раз, замечая, как растут дети, уходят старики и все меняется. Кроме зеркал и люстр в номерах и коридорах. Их создавали предки владельцев отеля и они знали о жизни гораздо больше, чем сами люди.       -- А вы все не меняетесь,-- говорит Джулия, выдавая ключ от комнаты.—Знаете какой-то секрет?       Девушка переводит все в шутку.       --Я просто никуда не спешу…и за мной никто не спешит.       Джулия улыбается. Она понимает, что ее постоялица всегда говорит загадками, но сейчас она уверена, тут есть какая-то тайна. Но как истинная венецианка, узнать эту тайну не стремится.       -- Как Серж?—почти у выхода спрашивает девушка с рыжими волосами.—Я давно его не видела.       Хозяйка отеля немного морщится, но потом отвечает.       --Бросил семейное дело, сейчас в Венеции в основном обитает. В проклятом Ка-дарио—Джулия рефлекторно крестится.—Вся семья была в шоке, когда он отказался от карьеры стеклодува. Это, кстати, после вашего последнего визита как раз было.       Девушка невозмутимо стоит у дверного косяка, а потом кивает.       --Ясно, надеюсь, он счастлив,-- и выходит.       Джулия не видит, что она улыбается.       В комнате привычным движением открывает дверь, садится на кресло и проводит ладонью по стенам с шелковыми обоями. На столе стоит статуэтка лошади из муранского стекла, которую когда-то делал Серж. В тот момент, пока он еще верил в то, что быть стеклодувом—это его призвание.       -- Как же запутанно все получается,-- шепотом говорит девушка и смотрит на карту таро в своих руках.       Жрец, пятый аркан. Тот, кто знает тайны и хранит их, даже тогда, когда все говорят ему делать что-то другое.       Девушка выходит в темноту острова спустя время. Туристы уже уехали, а местные сидят дома за своими плотными ставнями. Только у маяка кипит жизнь. Там все еще есть люди и они обмениваются новостями.       --Одну граппу,-- тихим голосом произносит незнакомка.       Бармен наливает ей напиток в чистый стакан без лишних вопросом. Девушка садится у окна и смотрит в туман, сквозь который прорывается свет маяка, и тихо произносит:       Так и будем жить, заливая мертвой       водой стеклянной графина мокрый       пламень граппы, кромсая леща, а не       птицу-гуся, чтобы нас насытил       предок хордовый Твой, Спаситель,       зимней ночью в сырой стране.       --Что вы сказали?—спрашивает бармен Тео.       --Повторите заказ,-- вкрадчивый голос заставляет его вздрогнуть от холода, кольнувшего где-то в районе сердца.       Тео наливает граппу, трет свои руки и думает о том, что прямо сейчас, как только обслужит клиентку, позвонит жене и скажет, что любит ее.       Без причины…просто так.       Пока не поздно.       POV Серж       Когда с самого детства ты знаешь, чем будешь заниматься всю жизнь, это просто и сложно одновременно. Если ты рождаешься в потомственной семье стеклодувов, то просто не можешь думать о другом. Стекло и огонь—это то, что составляет основу всего твоего прошлого и будущего.       --Оно живое, смотри,-- говорит мне отец и я вижу, как расплавленное стекло обретает форму.       Это завораживает, как первобытная магия и я не могу отвести взгляд. От печи тепло и веет покоем, но в то же время силой. Я привыкаю к этому миру почти с первых дней жизни. Если прислушаться, то можно услышать шепот прошлых поколений. Словно они все стоят за моей спиной и передают какие-то тайные знания.       Потому что как еще объяснить тот факт, что я чувствую, как нужно повернуть заготовку, чтобы придать ей форму. Словно само стекло говорит со мной и подсказывает, что делать.       --В тебе есть дар, -- говорит отец.—В нем твоя сила.       Я учусь делать фигурки и слышать самого себя. Эта жизнь кажется мне правильной и настоящей. Потому что совсем непонятно, как живут остальные мальчишки мира, которые не ходят в школу сквозь каналы на лодке и не проводят свободное время в мастерской.       «Свободный вход. Показ выдувания муранского стекла»-- десятки вывесок по всему острову.       Люди приезжают посмотреть, как мы создаем свои изделия, делают фото, покупают сувениры. Я научился делать лошадь в девять лет. Теперь могу напоказ сотворить ее за пять минут даже не задумываясь.       Туристы снимают весь процесс, удивляясь отточенности движений. Я же не слушаю их речь, а погружаюсь в себя. В этот момент со мной говорит стекло, но его никто кроме меня не слышит.       На Мурано ведь все и приезжают только ради сувениров. Таких людей видно сразу, почти бегом идут по главной улице, заходя в каждый магазин в попытке увезти с собой частичку острова. В детстве мы смотрели на таких людей с презрением. Они не увидят разницы между настоящим стеклом и ловкой китайской подделкой. Да и сам остров им неинтересен.       --Однодневки,-- называем их с друзьями, пробегая по узким улочкам.       Потому что приезжают они даже не ровно на один день, а и того меньше.       Отец же строго разговаривает со мной об этом.       --Ты не имеешь права смеяться над другими людьми. Особенно над теми, кому не повезло родиться здесь. У каждого своя Судьба, Серж.       Я киваю. Отец как всегда прав. У всех своя судьба. Моя навсегда связана с этим островом и семейными тайнами. Отец учит меня всему, что знает. Мы умеем получить прекрасный алый цвет—самый дорогой для изделий, особенно если добавить туда пластинок золота, которые проникают внутрь как россыпи звезд.       Однако, Мурано хранит много тайн помимо стекла. Знают их лишь местные, потому что туристами в большинстве своем некогда погружаться в жизнь острова.       В церкви Сан-Пьетро- Мартире отец показывает мне картины Тинторетто и Веронезе.       --Это наша история, -- рассказывает он.—Картины великих художников, которые писали не для музеев. Тут они нашли себя больше, чем в любом выставочном зале мира.       Но больше всего я люблю главную базилику острова—Санти-Мария-э-Донато с ее мозаичным полом. В детстве я приходил туда разгадывать орнаменты, птиц и мифических животных. Это было мое место силы, где всегда находились ответы на все вопросы. Именно в этом храме хранятся мощи святого Доната. А за главным алтарем—висит связка длинных странных костей.       -- Это останки Дракона, которого убил Святой Донат,-- рассказывает мне отец.       --Драконы существуют?—удивляюсь я.       --Конечно. Но самое главное в том, что их можно победить.       С возрастом вера в Драконов, конечно, пропала, а вот трепетное отношение к базилике—нет. Я приходил туда в самые сложные периоды жизни, чтобы подумать. Также как и пару лет назад, когда решил изменить все.       Все началось с постоялицы отеля моей сестры, которая пришла на показ стеклодувного мастерства. Я как всегда сделал лошадь для публики и ждал следующих туристов.       -- Отличная работа,—вдруг сказала рыжеволосая девушка, а мне почему-то стало не по себе.—Можете сохранить эту работу и поставить ее в номере тринадцать отеля вашей семьи?       Это была странная просьба, но я почему-то не мог ей отказать. Девушка пришла и на следующий день. А потом еще пару раз. Она начинала разговор первой и мне казалось, что она знает что-то очень важное , но ни о чем не говорит.       --Вы счастливы, Серж?—спрашивает незнакомка в день отъезда.       --Конечно, я же занимаюсь своим предназначением. У меня отлично получается, как считают многие.       --Да, у вас прекрасно получается слышать и придавать форму вещам,-- соглашается девушка.—Поэтому вы хороший стеклодув. Но ваше ли это предназначение?       Я замираю на некоторое время. Девушка озвучивает тот вопрос, о котором я думаю уже очень давно.       Если что-то получается хорошо, это ли не знак, что ты все делаешь правильно?       -- Ваше предназначение-- придавать форму вещам, но значит ли это, что вы должны быть только стеклодувом? Ведь этот дар можно применять и в других сферах.       Мне очень хочется поговорить с этой девушкой еще, но она оставляет меня среди новых толп туристов.       --Удачи вам, Серж,—она невесомо жмет руку.—Мы все—нечто большее, чем кажемся, помните об этом.       И уходит.       Я долго думаю над ее словами, а потом плыву вечером в Венецию. Там сливаюсь с толпой и оказываюсь на площади Санта Джованни и Паоло, как раз напротив госпиталя, думая, куда идти дальше. В этот момент из здания выходит Микеле вместе с Этери. Мы знакомы уже довольно давно, но никогда не были близкими друзьями.       --Привет,—говорит Микеле.—Ты кого-то ждешь?       Я понимаю, что не знаю ответа на этот вопрос, поэтому шучу:       --Свою Судьбу.       Этери смеется, закутываясь в шарф.       -- А может мы и есть твоя судьба?       Я смеюсь в ответ, понимая, что разговаривать так могут только истинные жители Венеции. Мы идем вместе в ближайшую тратторию. Как оказалось, Этери недавно приобрела Ка-Дарио, о котором мечтала так давно и собирается открыть там школу танца, собирая команду.       Я вспоминаю свои юношеские увлечения спортом, которые забросил, выбрав семейный бизнес, и чувствую какую-то неясную тоску. Когда Этери рассказывает о своих планах, отпивая красное вино, мне кажется, что мир раскачивается.       Я возвращаюсь в стекольную мастерскую и больше не чувствую радости. Мне снится Ка-дарио и его танцевальные залы, а еще слова Этери.       --Мне нужен кто-то, кто разбирается в общей физической подготовке, способный смотреть в суть вещей и людей.       Тогда в разговоре я промолчал, а во сне всегда отвечаю.       -- Давай попробуем.       После двух недель размышлений я прихожу в мастерскую и создаю кулон их стекла. Глубокий, как море и чарующий как ночь, с россыпью звезд на нем. Это подарок для Этери. Мне кажется, что внутри—искры пламени и огни фейерверков, но она сама видит там совсем другое.       -- Звезды, которые отражаются в воде и два силуэта в лодке, вот же они,-- показывает мне Этери, но я замечаю лишь искры.       Кулон она носит в особых случаях, а я втайне горжусь этим фактом. Никто не знает, как в день его создания, я засыпал печь песком и привычным движением сложил все инструменты. Пару часов до этого Этери взяла меня в свою команду танцевальной школы Ка-Дарио специалистом по общей физической подготовке. Это сделало меня безумно счастливым.       Через пятнадцать минут я сообщил своим родным, что больше не вернусь в мастерскую.       Свое слово я сдержал.       Отцу понадобилось три года, чтобы меня простить.