В тебе я вижу сотни лиц И, погружаясь в забытье, Отодвигаю сень границ… Которое из них — твое? *
***
— Руся, Руся кыс-кыс… ты как туда забралась?! — спросил Глеб у домашней любимицы, заглядывая за душевую кабинку, затем попытался отодвинуть конструкцию и достать кошку, но эта работа оказалась слишком тяжелой для него. — Вылезай, мне некогда! — он засунул руку в небольшое пространство между плиткой и пластиковой стенкой, но тут же почувствовал удар когтистой лапой по ладони. — Ай! Ну и черт с тобой, до свиданья! Не дом, а цирк с бешеными клоунами! Глеб зашел в комнату-студию, взял iPad и вышел в коридор, где его ждала Татьяна. — Что? — недовольно спросил он у глядящей на него изподлобья растрепанной женщины. Эту ночь Глеб провел у себя в импровизированной студи на диване и слышал, как жена чем-то гремела и стучала до самого утра. Ночью она скреблась в дверь его каморки, но зайти не решалась, видимо боясь запутаться в проводах, которыми было оплетено помещение словно ядовитым плющом — Отойди, панки ждут! — он отодвинул Татьяну от себя и пошел на выход, это его движение стало спусковым крючком. Вынув нож из-за спины, она шагнула вслед за рокером, и замахнувшись, занесла его для удара, который должен был перерезать Глебу шею, но нож просвистел в воздухе, так его и не задев. — Хм, откуда тут это кольцо? Это не мое вроде бы, — наклонившись к полу, удивленно промолвил Глеб, — но где-то я его уже видел… — засунув находку в карман, он вышел из квартиры. Оскалившись словно дикий зверь, не получивший добычу, неудачливый убийца отвернулся от двери и направился к расчлененному женскому телу.***
— Вов, ты Софу не видел? — уже собираясь домой, спросил Самойлов. — Как это она пропустила такое мероприятие… — Нет, не видел, — пожал плечами техник. — Ну я пойду тогда? — Да иди… что у нас там дальше? — крикнул Глеб мужчине вдогонку. — Рязань 24 мая! — на ходу отозвался Елистратов. — Рязань… — Глеб достал из кармана брюк маленькое колечко с почти черным гранатом и повертел его в руках, о чем-то размышляя.***
— Чем у нас все-таки воняет? Может сантехников вызвать? А, Тань?! Ты не знаешь что с канализацией? Почему нет воды?! И со светом что?! Лампочка что ли перегорает? — вернувшись домой, Глеб прошел в ванную, и сразу же в нос ему ударил смрад разлагающейся органики. Он попытался спустить воду, но ее почему-то не оказалось. — Вечные проблемы! Тань, иди глянь, что не так. Почему не спускается вода?! — не дождавшись жены, Глеб открутил крышку с бачка и тут же с грохотом уронил ее на кафельный пол. Зрелище, представшее перед ним, было настолько жутким, что ему пришлось приложить немалые усилия, чтобы не повернуться и не бежать сломя голову. Внутри сливного бачка лежала отрубленная женская голова и грудная клетка. Несмотря на то, что лицо несчастной было изуродовано, а лампочка под потолком то потухала, то с треском разгоралась вновь, Глеб узнал в нем черты Софии, ее карие словно вишни глаза слепо уставились на него, затянутые белесой пленкой. Он почувствовал, как к горлу подступила тошнота, на ватных ногах он подошел к раковине и склонился над ней. Его рвало три раза. В основном коньяком, который он выпил после концерта. Тяжело дыша, он сполз по стенке, обхватив голову руками. — Вот ты и дома! Я так сильно тебя ждала! — тихим ласковым голосом сказала женщина. Глеб разжал ладони — перед глазами все кружилось — с содроганием посмотрел на жену, понимая, что отвращение, которое он к ней сейчас испытывал, иррациональное и противоестественное, являлось следствием того, что он увидел несколько минут назад, но ту страшную картину мозг никак не хотел воспринимать всерьез, и все происходящее Глебу показалось грязным вымыслом. Таня вошла в ванную как ни в чем не бывало. Она точно так же была полуодета, как и утром, в простую шелковую сорочку, туго стягивавшую красивую грудь. — Таня! — едва вымолвил Глеб, пытаясь подняться. — Таня, что ты наделала?! — Да, это я, — ответила она тихим и печальным голосом, — это я, твоя Таня, которую ты обманул. Ах, зачем ты ушел вчера? Теперь всему конец, тебе надо скорее уходить еще минута и ты пропал! Прощай, Глеб, прощай навсегда! — Таня! — воскликнул Глеб. — Зачем?! Скажи, что это сделала не ты?! — Уходи скорей, если останешься, гибели не миновать! — промолвила она, в глазах которой светилась любовь вперемешку со страхом. — Подожди, Таня! Может, мне это все только кажется, мои фантазии ведь очень странная вещь… — сейчас Глеб совершенно не боялся жены, ему отчего-то было ее даже жаль, он твердо верил, что его Таня, любящая и защищающая животных, не могла убить человека. «Это просто каприз моего больного воображения, и нет здесь никого обезумевшего, зловещего и жуткого… и головы нет…» — мысленно уговаривал себя Глеб. Татьяна вздрогнула, и какая-то странная перемена произошла в ней. — Не бойся, — сказала она, — тебе ничего не угрожает! Пробудь со мной!.. Нет, нет, — опомнилась вдруг Таня, — уходи, уходи! Уходи скорей, слышишь, беги! Да беги же, пока не поздно! Черты ее лица исказила дикая гримаса. Глеб не мог объяснить причину, которая заставляла ее так перемениться. Если еще секунду назад перед ним стояла Татьяна, то сейчас в тусклом мигающем свете он увидел совершенно незнакомого человека. Кожа незнакомца так тесно прилегла к костям, что фигура стала угловатой. Бледный заострившийся нос, впалые щеки и глазницы с глубоко ушедшими в них глазами давали совершенно отчетливые очертания мужского лица, причем это лицо Глеб уже где-то видел. Темная масса густых волос Татьяны словно разбухла, все они как будто на целый сантиметр приподнялись от корня и встали дыбом. Даже голос, был уже не Танин и даже не женский. «Валить надо пока не поздно, — наконец Глеб сообразил, что попал в западню, — и чем быстрее, тем лучше!» — рокер оторвался от стены и шагнул в сторону выхода, но Татьяна удержала его. — Как же так, — опять раздался мягкий голосок, — ты снова от меня уходишь?! — Ты права была, котечка, что уговаривала меня уйти, я, кажется, забыл в клубе свой iPad, — попытался схитрить Глеб. — Не бойся, любимый, завтра ты найдешь, что потерял! — Нет, Таня, надо мне ехать сегодня! — Подожди, подожди, — сказала Татьяна, — ты для меня дороже всего! Глеб, ты говорил мне, что жизнь твоя и кровь — мои! — она резко шагнула в сторону Глеба и обняла его с такой силой, что крестик с черепом, который висел у рокера на шее, острием вонзился ему в грудь. Острая боль словно током прошлась по его нервным окончаниям. Он жестко оттолкнул незнакомца, которого он сейчас видел в жене, от себя. В этот момент лампочка мигнула, и вдруг все вокруг озарилось потоками света. Страшная картина предстала перед Глебом во всем своем уродстве: под раковиной в розовом тазу лежали фрагменты человеческого тела, рядом стояла кастрюля с кистями рук и фрагментами костей таза. В прозрачной емкости, похожей на вазу, плавали отрезанные женские груди и матка с яичниками. На корзине для белья в коробках лежал скальп и разрубленный на четыре части позвоночник. Вся ванна: стены, пол и потолок имели следы замытой крови. «Комната залита кровью, я занимаюсь любовью! — некстати вспомнил он и внутренне содрогнулся, опять почувствовав тошноту. — Я не мог тебе такое сказать, Таня! Моя жизнь принадлежит только искусству! Больше никому! — попытался мягко возразить Глеб. — Не называй меня чужим именем! — раздался незнакомый, мужской голос. — А кто ты?! — задав этот вопрос, Самойлов подумал, что не хочет слышать ответ, но слова были уже произнесены. — Я Джеффри! Джеффри! Джеффри! — закричала Ларионова. Глеб отвернулся от Тани, чтобы не дать ей заметить ужас, написанный, на его лице и попятился к двери. Новоиспеченный Джеффри схватил топор, спрятанный в углу ванной и с кошачьей легкостью прыгнул на Глеба. Глеб и сам не понял, как смог увернуться от ударов топора, летящих в его сторону, и побежал по коридору в сторону выхода. Он взялся руками за ручку и потянул ее на себя. Дверь скрипела, но никак не хотела поддаваться. Потянув ее ещё, он почувствовал жгучую боль в плече: острое лезвие топора рассекло кожу, оставив заметный кровоточащий след, но глубже не вошло, пройдя по касательной. Глеб тут же отпрянул в сторону, уклонился от тяжелого предмета, которым размахивал его преследователь. Увертываясь, он юркнул вниз, пригнулся и, проскочив под разящей рукой, забежал к себе в студию. Джеффри последовал за ним, но споткнулся о паутину проводов и упал, растянувшись на полу. Получив фору, Глеб выбежал в коридор и, наконец справившись с замками, покинул квартиру.***
— Представьтесь. Как Вас зовут? — беспристрастно спросил психиатр сидящую перед ним женщину. — Джеффри Лайонел Дамер, — низким голосом отозвалась пациентка. — В каком году Вы родились? — продолжил опрос психиатр. — 21 мая 1960 года штат Милуоки, Висконсин, — последовал ответ. — Сколько вам лет сейчас? — стуча ручкой по столу, поинтересовался психиатр. — 34 года, — произнесли уверено. — Вы знаете, какой сейчас год? — психиатр, не отрываясь, смотрел на спокойно сидящую перед ним женщину. — 1994, — ответила она. — Джеффри, я могу поговорить с Татьяной? — как бы между прочим попросил пожилой психиатр. — Я не знаю, о ком вы говорите, — уверенно ответил пациент. — Джеффри, зачем ты убил девушку по имени София? — врач встал и, не глядя на женщину, подошел у окну. — Я не убивал, — пожал плечами маньяк. — А кто убил? Я могу поговорить с тем, кто убил? — психиатр обернулся и, вернувшись к своему столу, положил руки на историю болезни Татьяны Ларионовой. — Я не знаю того, кто убил! — начинал раздражаться Милуокский каннибал. — Тогда я повторяю свой вопрос: Джеффри, зачем ты убил Софию и расчленил ее тело? — настаивал психиатр. — Я не убивал! Ее кто-то подбросил ко мне в дом, что мне оставалось делать?! Правильно! Разрубить мертвую суку на куски и спрятать, чтобы меня не посадили! Но я ее не убивал, не убивал! Девка уже была мертва, когда я ее нашел! — кричал маньяк, пытаясь выпутаться из ремней смирительной рубашки. — Вы не повесите на меня это убийство! — рычал он. — Вы придумываете себе врагов, чтобы проверить свои силы. Вы придумываете Богов, чтобы защитить себя. Вы считаете, что у вас есть друзья, но в одно мгновение они исчезают, не попрощавшись! Потому что я убил их всех, но девку я не трогал, меня не интересуют бабы! Я люблю только мужчин!***
— Ну что же, я с точностью могу сказать, что Татьяны, то есть Вашей жены, той, которую Вы знали больше нет. Ее личность уничтожена. Теперь это Джеффри Лайонел Дамер, «Милуокский каннибал», американский серийный убийца, жертвами которого стали 17 юношей и мужчин в период между 1978 и 1991 годами. Трупы жертв он насиловал и употреблял в пищу. Суд признал Дамера вменяемым и приговорил его к пятнадцати пожизненным срокам. В 1994 году Дамер был убит сокамерником. Скорее всего, именно Джеффри и убил ту девушку и хотел убить Вас, — объяснял психиатр сидящему на стуле Глебу, расхаживая перед ним взад-вперед по своему большому кабинету. — Глеб Рудольфович, это большая удача, что вы остались в живых, видимо Татьянина сторона изо всех сил защищала Вас! — Удача, соси! — хмыкнул Глеб. — То есть Таня сошла с ума? — он в глубине души вздохнул с облегчением, ему не хотелось верить, что все те ужасные вещи Таня натворила в здравом уме. — Я предпочитаю это называть диссоциативное расстройство идентичности, — улыбнулся психиатр, — или, если хотите, раздвоение личности. — Но она говорила со мной! Отзывалась на свое имя пред тем как напасть и даже предупреждала об опасности! — вспомнил Глеб. — Временами Таньянина половина брала верх. Но она никогда не была только Татьяной, зато часто бывала только Джеффри. И поскольку она патологически ревновала Вас, он решил, что нужно убрать соперницу. Точнее, двух соперниц сразу: ту несчастную девушку и саму Татьяну, которая впадала в бешенство, подавляя при этом его личность, — стараясь изъясняться простым языком, пояснил психиатр. — Бррр, я ничего не понял! — признался Глеб. — То есть у Тани была темная и светлая сторона, и в итоге темные победили? — Можно и так сказать, — кивнул психиатр. — А говорят, нет пророков в своем отечестве… — обдумывая услышанное, буркнул Глеб. — Как-как? — не расслышал пожилой доктор. — Да нет, это я так… мысли в слух. Можно передать ей это? — Глеб положил на стол коробку пательных мелков и бархатистую бумагу разных цветов. — Конечно, но не думаю, что Джеффри заинтересуется художественными принадлежностями, — развел руками психиатр. — Спасибо, профессор, — поблагодарив врача, Глеб, сутулясь, направился к выходу.***
— Мальчик-мальчик, песню пой, я приду… за тобой… — пела детским тоненьким голоском темноволосая женщина, сидя в своей кровати и сложив ноги по-турецки, и рисовала божью коровку на желтой ворсистой бумаге. «Возможно, за мной наблюдают. Ну и пусть. Пусть увидят, что я всего лишь маленькая девочка. И жучка этого убивать не буду. Надеюсь, они наблюдают. Пусть увидят. Увидят, все поймут и скажут: да она и букашку не обидит!»