Госпожа Удача

Это лето выдалось очень жарким. Казалось, даже воздух не так прозрачен и чист, каким должен быть в июне, и солнце в небесах было буквально раскалено, словно богиня Аматерасу решила сжечь всех своих подданных дотла. Зной был просто немилосерден, однако людей на улицах маленькой деревни не стало меньше — их было множество, занятых своими делами и своими смертными бедами. Зной и засуха не означают, что жизнь остановилась. Правда, шли люди медленно, часто останавливаясь передохнуть и утирая пот со лбов, переводя дыхание, моля богов о глотке свежего воздуха, или, что еще лучше — о дожде, что даст надежду на урожай. Никто из толпы крестьян не замечал, что среди них легкой походкой шла богиня бедности по имени Бинбогами. Она и не хотела, чтобы ее заметили — обычно, когда богиня являлась людям, те проклинали ее и гнали прочь. Это ранило Бинбогами — та была доброй и дружелюбной, несмотря на свою ауру, что приносила одни лишь несчастья. Богиня нищеты была очень одинока — Небеса даже запретили ей иметь шинки, ведь божественные орудия увеличили бы ее силу, а ее сила — разрушительна и опасна. Поэтому Бинбогами все чаще выбиралась в мир живых и показывалась людям — она причиняла им горести и понимала это, но лучше уж так, чем постоянное одиночество. Бинбогами медленно шагала по заполненной людьми улице, где находился рынок, с интересом рассматривая прохожих, пользуясь своей невидимостью — они шли мимо, не глядя на нее, а ей нравилось наблюдать за смертными — и вообще смертные в большинстве своем ей нравились. Их одежда, их привычки, еда, образ жизни… Если бы у Бинбогами был выбор, кем родиться — она, определенно, родилась бы смертной. Но, увы, она появилась на свет, как божество, и могла любоваться жизнью людей только со стороны, тихо завидуя им — они были не вечны, они были хрупки и подвержены различным болезням, но они были намного более счастливы. Проходя мимо лотка с капустой, Бинбогами бросила любопытный взгляд на зеленые свежие кочаны, так и манящие вонзить зубы в листок — и тут же сооружение из них пошатнулось, и капуста ручьем посыпалась на землю, с глухим стуком разбиваясь на части. Естественно, торговец, что до того активно зазывал покупателей, расхваливая свой товар на все лады, не мог видеть виновницу своей неудачи, но Бинбогами все равно бросилась бежать прочь, втянув голову в плечи; она испугалась громких звуков и возможности быть разоблаченной. Богиня бежала через толпу, и те, что натыкались на нее, спотыкались или падали, или же теряли свои кошельки. Испуганной Бинбогами казалось, что сейчас они все увидят ее и закричат, что это она виновата, проклятая нищебожка — а то и пустят в ход палки да камни. И тут богиня налетела на стоящего посреди дороги мужчину, который, в отличие от остальных, не был занят ни торговлей, ни покупками, а просто задумчиво смотрел куда-то вдаль. Вопреки ее ожиданиям, он не упал и даже не пошатнулся, а наоборот — подхватил Бинбогами за плечи и помог ей удержаться на ногах. Его рассеянный взгляд стал иным — заинтересованным, и сосредоточился на маленькой розоволосой девушке в забавном желтом кимоно. А Бинбогами, посмотрев на него, поняла, что он — не живой. Душа. Чистая душа, но, вероятнее всего, к ночи его разорвут аякаши. Если бы здесь, на месте богини нищеты, была Бишамон — она бы, не раздумывая, спасла потерянную душу, сделав ее своим божественным орудием. Но здесь была не Бишамон, а всего лишь Бинбогами, и ей нельзя было иметь шинки. — Все в порядке, госпожа? — спросил мужчина, отпуская богиню и давая ей возможность обрести равновесие. Бинбогами смотрела на него во все глаза — это был полностью ее тип. Ей всегда такие нравились. Дух был высоким и темноволосым, с небольшой бородой, достаточно сильным, но без обилия мускулов, и лицо у него было доброе и серьезное одновременно. Сердце богини нищеты дрогнуло и упало куда-то в низ живота, где отозвалось сладкой дрожью — помимо прочего, дух был очень сексуальным. — Да, спасибо, я в порядке, — ответила Бинбогами, но не отстранилась и продолжила держаться за руки мужчины. Так и стояла, глядя на него — а он с не меньшим восхищением смотрел на нее. Смотрел так, словно хотел запомнить до последней черточки, оттиснуть ее образ у себя в сознании. Бинбогами почти физически ощущала искру, пролетевшую между ними, а воздух стал еще более жарким, а голоса торговцев и шум прохожих отодвинулись на задний план, исчезли и померкли. Остались только они — богиня нищеты, ненавидящая свое имя, и безымянный дух, судьба которого зыбка и неопределенна. Они касались друг друга, смотрели друг другу в глаза, и Бинбогами видела свое отражение в его зрачках. — Мне… пора, — первой опомнилась богиня, с неохотой отпуская мужчину и бросаясь прочь. Нельзя! Ей нельзя иметь шинки. Никому в здравом уме не захочется испытать на себе гнев Небес. А этот человек… Что ж, даже если бы он стал божественным орудием Бинбогами — его не ждало бы счастье. Возможно, смерть от зубов аякаши или превращение в им подобного милосерднее, чем служба олицетворению бед и несчастий.

***

Вечер медленно сгущался над бедными, покрытыми соломой хижинами. Несмотря на то, что палящее солнце скрылось за горизонтом, и даже зарница уже потухла, жара, царящая днем, не отступила — нагретая за день земля отдавала все свое тепло вверх, отчего воздух был, как в бане, и напоминал густое молоко, сковывая движения и не даря ни капли прохлады из-за полного безветрия. В своих скитаниях Бинбогами зашла на самую окраину деревни, где домов было мало, и поселение переходило в опушку леса, отделяемое от деревьев достаточно большим пустырем. Богиня сама не знала, что здесь делает. Она просто шла, постукивая подошвами гэта о сухую почву, и душу ее обуревало чувство потери. Впервые Бинбогами действительно поняла, чего лишена — она не могла дать имя чистой душе, и если раньше ее это не так огорчало, то теперь, когда она встретила того, кого правда хотела бы видеть рядом с собой — она вполне осознала свою неполноценность по сравнению с другими богами. — Вкусно пахнет… Вкрадчивый шепот раздался откуда-то слева, и среди темного кустарника зажглось сразу несколько глаз, вращающихся и ищущих поживы. В ветвях клена показался клыкастый рот, огромный алый язык облизнул жабьи губы, зашелестели листья, не предвещая ничего хорошего — аякаши. Бинбогами стоило бежать, но… она не слишком хотела. В сущности, что случится, если ее разорвут злые духи? Это даже не смерть для богини — она переродится. А на Такамагахаре такому повороту событий только порадуются, она им давно, как кость в горле. Никто не будет скучать по Бинбогами. Интересно, а того духа они уже сожрали? Стоило богине подумать о нем, как она его и увидела — чуть позади от себя, будто он шел за ней все это время. Дух не пытался убегать от аякаши — он догнал Бинбогами, бесцеремонно схватил ее за руку чуть ниже локтя и потащил за собой, а когда к ним потянулась громадная когтистая лапища — отмахнулся от нее палкой, что держал в другой руке. Чем-то это его движение напомнило Бинбогами мечников, и палка в руках духа показалась ей мечом. Возможно, при жизни он был самураем? — Что ты делаешь? — запоздало возмутилась богиня. — Беги отсюда! — Здесь опасно, — ответил ей дух, продолжая увлекать за собой. — Бегите вы! Я их задержу! Несмотря на всю опасность ситуации, Бинбогами не сдержала улыбку. О ней давно никто не беспокоился… Да что там, о ней никогда никто не беспокоился. Этот человек, наверное, единственный, кому была небезразлична ее судьба. Но он ведь и не знал, что такая Бинбогами — а если знал бы? Спасал бы ее, рискуя собой? Аякаши окружали их обоих плотным кольцом, тянулись к ним склизкими щупальцами и хриплыми голосами повторяли свое «Вкусно пахнет». Нужно было бежать — Бинбогами не умела сражаться, а ее несчастливая аура в таких случаях могла навредить только ей самой. Но как она может сбежать, бросив человека, который следовал за ней и пытался уберечь — даже сейчас задвигал за свою спину, готовясь принимать удар чудовищ первым. Бинбогами отбила щупальце аякаши, что имело наглость дотронуться до ее плеча, и поняла, что так просто им не отделаться. Будь она здесь одна — может, и позволила бы злым духам ее съесть, но она была не одна, с ней был человек, и она могла его спасти. Могла спасти их обоих. А на Небесах можно будет сказать, что она не видела иного выхода. Что на нее напали аякаши, а она хотела жить — и лжи здесь ни капли! А как богу сражаться без божественного орудия? Идеально! — Я могу нас спасти, — шепнула Бинбогами, сжимая предплечье мужчины. — Ты знаешь, кто я? — Нет, — признался дух. — Но вы не простой человек, раз вы меня видите. — Мое имя — Бинбогами, — со значением произнесла девушка. — Я — богиня нищеты и неудач. И… Не дожидаясь ответной реакции, она подняла руку, соединяя указательный и средний пальцы и начиная чертить знак прямо посреди густого и теплого воздуха. — Я нареку тебя посмертным именем. Ее рука со свистом рассекла воздух. — Имя твое — Дайкоку! Взмах пальцев создал новую яркую черту. — Сосуд твой — Коку! Она не смотрела на него, боясь увидеть страх в глазах. — Приди, Кокки! В тот же миг тело духа охватило сияние, и со свистом он переменился, а в руке Бинбогами оказался веер — красивый, явно не из этого времени, а из будущего, что показывало идеальную совместимость между ними, но совершенно бесполезный в бою. Богиня удивленно заморгала, вертя в руках диковинную безделушку — а на что она надеялась? Стань Кокки оружием — она бы все равно потерпела поражение, так как не умела им пользоваться. Бинбогами не подумала об этом, и теперь ощущала себя глупой. Хотя в такую жару веер мог пригодиться… Действуя по наитию, богиня подняла веер и взмахнула им в сторону подбирающихся все ближе аякаши, надеясь, что этот взмах создаст вихрь, но… Случилось другое. Сверкнула розовая вспышка, и волосы Бинбогами растрепал порыв ветра, а в пространстве образовался разлом, и оттуда показалось еще больше лап, глаз и пастей. «Госпожа! — услышала она испуганный голос Дайкоку. — Бежим, скорее!» Действительно, оставалось только бежать, и Бинбогами последовала совету шинки, быстро устремившись прочь, к лесу, чтобы не подвергнуть опасности селян, но аякаши гнались за ними, неутомимые и влекомые негасимым голодом. Гэта слетели с ног богини, и она лишь крепче прижимала к груди веер — свою единственную драгоценность. Лишь бы он выжил! Ее жизнь не имеет значения, она переродится, а он должен, обязан жить! — Эй, проблемы? Бинбогами подняла голову и увидела, что на толстом древесном суку стоит черноволосый парень, а рядом с ним — маленького роста девушка, одетая, как покойница. Она не знала, кто это, но ощущала ауру бога и шинки — и разбираться было некогда, в первую очередь Бинбогами хотела спасти Дайкоку, так что остановилась и быстро кивнула, не в силах ответить нормально из-за сбивчивого дыхания. — Есть пять йен? — лениво поинтересовался незнакомец. Позади трещали кусты, ломаемые аякаши. Бинбогами не стала удивляться странной просьбе, а нырнула рукой в карман кимоно, мало на что надеясь, но монеты не выпали, и она поймала одну из них дрожащими пальцами, бросая вверх. Неизвестный бог ловко перехватил монету в ладонь, просиял улыбкой и положил ладонь на плечо своей спутницы. — Приди, Хикки! В его руках оказался меч, что был явно полезнее веера, особенно если владелец умеет им пользоваться, и парень прыгнул вперед, занося оружие, а Бинбогами побежала дальше, зная, что он справится и сам, кем бы он ни был. Веер она все еще бережно прижимала к груди, боясь расстаться с ним и на секунду.

***

Она остановилась лишь тогда, когда выбежала с другой стороны леса к той же деревне, и вид жилых домов с горящими свечами в окнах успокоил Бинбогами. Богиня обессиленно опустилась прямо на землю, не боясь испачкать кимоно, и без того уже разорванное ветками, и прошептала: — Вернись, Дайкоку! Веер тут же трансформировался обратно в мужчину, который озадаченно почесал в затылке, а потом присел рядом с Бинбогами и окликнул ее: — Госпожа? — Все в порядке, — ответила богиня. — Мы спасены. Я… Я заберу твое имя, только скажи. Дайкоку удивленно глянул на нее и накрыл ладонью кандзи, отпечатанное на левом предплечье, будто защищая свое имя от хозяйки. — Зачем вы хотите это сделать? «Мне нельзя иметь шинки», — должна была сказать Бинбогами. Должна была объяснить о запрете, и тем самым уберечь их обоих от гнева Небес. Но она сказала другое: — Ты не будешь со мной счастлив. Я же богиня неудачи. — Я ведь умер? — уточнил Дайкоку. Бинбогами кивнула. — Вы спасли мне жизнь? — продолжил он. — Нет, — улыбнулась богиня. — Нам обоим спасли жизнь другие. — Это неважно, — покачал головой Дайкоку, накрывая ладонью ее ладонь. — Вы дали мне имя. Вы, а не кто-то другой. Не отбирайте его, пожалуйста. Мне все равно, кто вы такая, и какое вы божество. Позвольте мне остаться с вами! И как теперь Бинбогами могла его отпустить? Она молчала, сложив руки на коленях и глядя в землю. — Не стоит сидеть на земле, — заботливо произнес Дайкоку. — Если вы не ранены, то, может… У вас есть дом? У Бинбогами был только заброшенный храм Эбису, с которым она была в хороших отношениях, на удивление — потому что он был богом богатства и счастья, а значит — полнейшей ее противоположностью. Но Эбису разрешал Бинбогами жить в его храмах, чем она и пользовалась. — Есть, — улыбнулась богиня, не углубляясь в подробности. — Здесь недалеко. — Тогда пойдем домой? — Дайкоку встал и без спросу подхватил Бинбогами, поднимая ее на ноги и отряхивая ее многострадальное кимоно от дорожной пыли. Он с неодобрением покосился на ее босые ступни, но промолчал — земля была теплой и сухой. «Домой, — Бинбогами тихо вздохнула. — Если бы ты знал…» Но она взяла его за руку, сжимая пальцы на ладони, и ответила: — Да, Дайкоку. Пойдем… Домой.