Auslander

Всю ночь Ричард просидел, выцеливая егеря и давая Диме беспокойно подремать, опираясь на стол. А когда тот проснулся, то застал ту же картинку, с которой и засыпал. Немец в свою очередь от выброса адреналина вообще спать не хотел, а разъяренный егерь перед ним, пугал покруче бомбардировки. Схвати он нож и напади, они, измученные, не смогут дать отпор. Дима поднялся на ноги, похрустывая суставами, и полез искать припасы с совершенно отсутствующим взглядом. Настолько пустым, что не то что Ричард, Олег заволновался, глядя как его грабят. – Dmitry, wse horöcsho? – взволнованно спросил он, пытаясь одновременно не спускать дула с егеря и заглянуть юноше в лицо, который решал, что из медикаментов они возьмут, а что оставят. Они не разбойники, чтобы забрать все без остатка. – Найн, – сухо ответил он, даже не посмотрев на друга. Олег лишь недобро усмехнулся, наблюдая как его грабят, но не способный этому ничего противопоставить. Восстановить, конечно, им ничего толком не удалось. Вышел один небольшой и неудобный рюкзак, где было немного крупы, которую они смогут растянуть, если повезет что-нибудь поймать, на четыре дня, пара бинтов, одна пластинка аспирина, йод... Как будто это им поможет. Дима практически рухнул, садясь на пол, зарываясь руками в волосы и не зная, что делать – они подохнут, точно подохнут. Если их не застрелят, то с голодухи или из-за какой-нибудь банальной простуды. – Pöcshly, – на плечо опускается рука, прикосновения которой становились, к его ужасу, родными и знакомыми. Юноша заставляет взять себя в руки, подняться на ноги и заканчивает со сборами. – Мы оставим обрез через десять минут ходьбы, сворачивать не будем. Найдешь. Ричард еще никогда не видел Диму таким отстраненным и холодным. Кажется, егерь сказал ему что-то такое, от чего у юноши внутри все оборвалось. Знать бы что, чтобы хоть как-то успокоить. Но немец мог только помогать ему, в основном, просто держа Олега на прицеле, чтобы тот не дергался. Они вышли на улицу, и буквально через полминуты вдруг на крыльцо выходит егерь. Ричард, идущий в пол оборота, сразу же целится в него, решив, что у мужчины было припрятано еще одно ружье, но тот зовет Диму и показывает в руках небольшой бежевый мешочек. – Возьми, пацан, у меня в погребе есть достаточно еды, – егерь вздыхает, отдавая ему крупу, и по-отечески хлопает по плечу. – Еще хлебнешь горя, сынок, он защищает тебя, пока ему это выгодно. Юноша рассеянно кивает, непонятно, соглашаясь с мужчиной или благодаря за еду, и уходит, веля Ричарду оставить обрез прямо здесь. Тот удивленно переводит взгляд с друга на егеря и обратно, но делает то, что тот сказал, спеша следом. В спину не звучит ни брани, ни выстрела, которых ожидал немец, лишь кряхтение мужчины, который поднял свой обрез и пошел обратно в дом. Дима не знал, как относиться к словам Олега, но они глубоко засели в его сознании, отдаваясь гулким болезненным эхом. Он старался не думать о том, что его самым близким человеком сейчас был чертов фриц, а самое ужасное было то, что они рисковали собственными жизнями, чтобы спасти друг друга, и он верил Ричарду, который так смешно ругался за неправильное произношение своего имени. Немец не знал, что и думать. Молчаливый и такой грустный Дмитрий был совсем непривычным. Юноша часто расстраивался, позволял себе даже плакать при нем, реветь, не стесняясь, принимая поддержку, но вот таким он никогда не был. Задумчивый и отстраненный. Он немного пугал, но в то же время Рич понимал, что не стоит лезть не в свое дело, с ненужными словами поддержки. Да Дима и не поймет ничего. Но юноша вдруг шагает ближе и берет немца за руку, не глядя на него, но крепко сжимая. Ему, наверное, просто захотелось хоть небольшой близости. – Danke, dass du bei mir bist, – Ричард улыбается, все же посмотрев на Диму, и тот улыбается в ответ, не понимая, за что немец его благодарит, но по интонации ему кажется, он чувствует то же самое. Здесь, на краю мира, все, что у них было – это холодные и мокрые ладони друг друга. И Дмитрию было плевать, как это выглядит со стороны. Они живы. Они только что спаслись от пятерых солдат, попали в следующую передрягу и из нее тоже смогли выбраться невредимыми. Но у них теперь не было припасов, которые он, рискуя жизнью, вытаскивал из того подвала, и оружия, даже карманный ножичек у них отобрали те немецкие солдаты. Одежда, после всего, что произошло, износилась, и кое-где была даже дырявой, что уж говорить про ее чистоту. Благо, ночи становились все теплее и теплее, и, если до этого им приходилось засыпать в объятиях друг друга, стараясь хоть как-то согреться, то спустя две недели они спали уже раздельно. Лето было спасением от ужасающего холода, но насекомые, учуяв жару, разбушевались, и у парней все чесалось и постоянно по телу что-то прыгало. И из-за этого они зачесали сами себя до ссадин. Припасы кончились, им приходилось ухитряться охотиться при полном отсутствии оружия и инструментов. Дима научился ставить ловушки, а Ричард научился разделывать дичь руками. Это было долго и не так эффективно, но они все еще оставались живы; и смеялись, каждый раз говоря об этом. Дима поделился с Ричем своими переживаниями по поводу продажи родины, а немцу нечего было ответить – и он лишь растерянно пожимал плечами. Дмитрий был снайпером одиночкой, который не состоял ни в одном отряде и, по сути, с потерей винтовки он не может ничего сделать, пока не получит новую. А вот сам Ричард был дезертиром. Самым настоящим трусом и беглецом с поля боя, причем с первым же полученным ранением. Им обоим не казалось это стыдным. Черт возьми, они оба не просили об этой разрушительной войне, и после всего, что произошло, Диме было плевать, чья страна агрессор, а чья – защищается. На ней гибли простые парни, точно такие же, как они, у которых были семьи, возлюбленные, друзья, братья и сестры. У них были мечты и планы на будущее, цели и свершения. Кто-то хотел отучиться, кто-то – устроиться на работу своей мечты, а кто-то хотел родить первенца. А теперь они здесь, в этих полях. И никто из них не просил политиков о войне. Политиков, которые лишь смотрели на то, как ни в чем невиновные люди рвут друг друга на части, политики, которые и капли крови не пролили в этом аду.