Auslander

Парни бежали так долго, как могли, почти не останавливаясь для передышки. Их все еще преследовали, крича немецкую брань и проклятия, но чем дольше они бежали, тем ближе были крики. Казалось, что преследователи не устают. Хотя, конечно, они же не голодали неделями. – Сюда! – Дима вовремя замечает дыру под деревом, что оказалась подобием норы, и буквально ныряет в нее, утягивая за собой Ричарда. Да, двум взрослым парням там было очень тесно, но они, обнявшись, умостились и едва дышали, не то от того, что запах мочи был удушливым, не то от того, что боялись, что их дыхание услышат. Преследователи очень скоро пробегают мимо, но парни не спешат высовываться. И правильно делают, ведь потеряв следы, те, минут через двадцать, матерясь и пиная землю, идут обратно. А когда их голоса стихают, Дима, не выдержав эмоционального всплеска, покрывает щеки немца, на котором лежал, свернувшись, мелкими поцелуями и тихо посмеивается. Тот сначала удивляется, впервые видя подобные эмоции от своего сдержанного и сухого русского друга, но улыбается, позволяя себя целовать, и что-то бормочет на немецком, что, конечно же, юноша не понимает, но от слов становится легче и теплее. Он ведь и вправду подумал, что ему конец, и что ничего нельзя поделать. Но Ричард вновь рискнул, чтобы спасти его, и, слава богу, в этот раз ему не пришлось никого убивать. Они не знают, стоит ли остаться до утра, или идти сейчас, но решают, что утром их могут начать искать, или, того хуже, их раньше найдет какой-нибудь голодный хищник. – Дерьмо... – шепотом стонет Дима, выбираясь из их укрытия, и пытаясь распрямиться. Тело, которое было не готово к гонке, но прошедшее ее, теперь отказывалось двигаться нормально. – Der'mö, – повторяет за ним немец, выбираясь и тут же хлопая себя по карманам, в поисках того, что боялся потерять, пока они бежали. И находит, едва ли не радостно подпрыгивая. Немец протягивает Диме небольшой тканевый сверток, в пол ладони, в который завернут, о боги, кусочек хлеба, в который юноша тут же вгрызается, постанывая от того, как резко заболел желудок. Ричард извиняется, пожимая плечами, и скорее всего говорит, что не смог достать больше, но юноше не нужны его извинения. Он счастлив, что остался жив и что получил хоть какую-то еду. Переведя дух, они продолжили свой путь по лесу. Только теперь без припасов и оружия, голые и натянутые как оголенные нервы. И когда им кажется, что они свалятся на холодную землю прямо так, на их пути появляется невиданное чудо и подарок судьбы — дом егеря. Правда, как оказалось, жилой. – Руки вверх! – на пороге их встречал мужчина преклонных лет с обрезом наперевес. – Oh mein Gott... – шепчет Ричард, поднимая руки и поворачивая свое лицо к Диме. Они только что спаслись – и вновь им угрожают. Правда, теперь ситуация обратная. – Не стреляй, свои! – юноша же улыбается, глядя на недовольного мужчину, а тот, когда слышит русскую речь, поднимает обрез дулом к небу. – Эх, мальчишки, вы чего шастаете среди ночи? Тут немцев как собак нерезаных! Заходите в дом. Дима закусывает губу изнутри, но идет, ведя за собой Ричарда, который боялся и рот открыть, понимая, в какой ситуации находится. – Да мы, вот, как раз сбежали от пяти фрицев. Слышал, может, Отец, они по лесу за нами гонялись и стреляли, – юноша садится на любезно предложенный стул и саждит рядом немца, который, казалось, язык проглотил, но оно и к лучшему. – А, да, слышал этих идиотов. Что с них взять? Оружие держать научились, а думать нет. Все они дураки, – мужчина деловито заваривал чай и ставил на стол скромный ужин. И как только приготовления были закончены, Дима набросился на еду, жадно чавкая и едва ли не закатывая глаза от удовольствия. Ричард же от еды отказался в пользу своего друга, съев только кусочек хлеба под чай. Егерь, увидев такой аппетит, наложил юноше еще, сетуя, что ему бы помыться, конечно, весь в грязи и вонючий, но где ж в этой глуши найти хотя бы речушку? Негде. Они говорили все время, пока Дима кушал, и тут вдруг Егерь, которого, как оказалось, зовут Олег, спросил: – А чего твой друг молчит? Контузило, что ли? Не похож, глаза не бегают. – А? – Дима вздрагивает, а в Ричарда уже направлен обрез. – Стой, Отец, не надо! Юноша бросается между егерем и немцем, вставая на линии огня, но его тут же отталкивают в сторону, и делает это сам Рич, вскрикнув: – Was machst du, Dmitry?! – чем сдает себя с головой. – Нет, не стреляй, Господи! – Дима вновь бросается, но теперь уже ближе к Олегу, чтобы немец не мог его опять оттолкнуть. Ричард испуганно, с поднятыми руками, наблюдает за тем, как русские рычат друг на друга, а егерь то и дело посматривает на него, постоянно произнося «фриц» и едва ли не плюясь в его сторону. Он с ужасом осознает, как чувствовал себя Дмитрий буквально сегодня утром, и с еще большим ужасом, что он был напуган в пять раз сильнее. И его одолевает желание извиниться перед юношей, хоть он и не был ни в чем виноват. Перепалка русских заходит, кажется, слишком далеко, и юноша пытается выхватить обрез у егеря, но получает прикладом по лицу, от чего ослабленный организм сразу же отключается. Ричард в ужасе смотрит как падает обмякшее тело, и бросается на Олега, стараясь перехватить его руки. Он пропускает удар по лицу, но, к счастью, не отключается и все-таки перехватывает обрез, вырывая его из рук мужчины и тут же направляя на него. – Zurück! – практически выкрикивает, кивая на постель, что была позади егеря, а сам свободной рукой перехватывает лежащего юношу под грудь и оттаскивает в сторону, пытаясь привести в чувства похлопываниями по щекам. Олег вынужденно отходит, с ненавистью глядя на немца, который постепенно впадает панику, но Дима все-таки очнулся. – Дерьмо, – в который раз за сегодня говорит он, потирая скулу, уже наливающуюся синяком, и смотрит то на мужчину, то на своего друга. – Побратался с фрицем, заморыш. Ты родину предал, парень, – рычит егерь, глядя на то, как Ричард хлопочет над измотанным пареньком, и раздражаясь сильнее даже лишь из-за этого. Дима поджимает губы, умалчивая, что и так об этом думает постоянно, но вот так убить Рича он бы не позволил. Не после всего, что они пережили бок о бок, вырываясь всякий раз прямо из пасти смерти. –Ты родину предал, ублюдок малолетний! – взрывается мужчина, бросаясь на юношу, но останавливается, когда Ричард вполне серьезно поднимает обрез, уже готовый стрелять. Но выстрела не прозвучало, а повисшая тишина раздалась тихими сдавленными всхлипами. Дима слишком устал и сдался.