Вдохновение

***

— Ты здесь… живёшь? — поёжившись, спросил Барри, оглядывая практически пустое помещение с обшарпанными стенами и бетонным полом. Когда они зашли, Леонард включил фонарик на телефоне и положил его на подоконник, давая Барри возможность рассмотреть скудную обстановку. Здесь был только стол и что-то вроде комода в дальнем углу, откуда Леонард прямо сейчас вытаскивал какие-то вещи. Ну и деревянный ящик, на котором сидел Барри. — Нет, — отозвался Леонард, подходя к Барри и кидая перед ним одеяло. — Сними обувь и закутай ноги. Не волнуйся, оно более-менее чистое. Барри нахмурился, но возражать не стал, — ноги действительно сильно замёрзли, да и не только ноги. Леонарду тоже было холодно, Барри видел, как он трёт руки друг о друга, расхаживая по комнате, чтобы вытащить откуда-то свечу, задёрнуть занавески, выключить фонарик, поставить свечу прямо на бетонный пол посреди комнаты и зажечь её, щёлкнув зажигалкой. — Посиди, я на минуту. Он вернулся быстро, неся с собой небольшую электрическую печку. — Это один из тех недостроенных домов, верно? — спросил Барри. — Ты его выкупил? Леонард коротко взглянул на него и усмехнулся. — Просто взял на время то, что и так никому не нужно. Я иногда использую это место для работы. Или ночёвки, — расплывчато пояснил он, втыкая вилку в розетку, свисающую из стены на проводах. — Здесь есть электричество? — Да, но свет зажигать сейчас не стоит. Мало ли что. Барри кивнул, соглашаясь. Он чувствовал себя очень странно, находясь в этом странном месте. Снаружи во всю бушевал ливень, где-то совсем недалеко полицейские искали их с Леонардом — а может, уже бросили искать, но думать о том, чтобы выбраться отсюда и отправиться домой, Барри не мог. Ноги быстро согрелись, и вылезать из этого тепла, чтобы снова идти в холод и дождь, не было никаких сил. Пошевелившись, Барри расстегнул куртку, проверяя рукой черновики во внутреннем кармане — кажется, не промокли. Вспомнил про телефон, достал его и написал два коротких сообщения для Циско и Джо, чтобы они не волновались. Историю о том, что случилось с ним на Кладбище, он придумает завтра. Потом Барри вытащил и поставил рядом с собой бутылку, — стекло гулко звякнуло о бетонный пол, и наконец впервые за всё это время посмотрел на Леонарда при каком-никаком, но свете. Тот, провозившись с печкой и подтащив её максимально близко, тоже расстегнул, а потом снял свою куртку, оставаясь в чёрном свитере, выложил на подоконник пистолет и сигареты, достал одну и закурил. Барри заметил, что его волосы отливают сединой. Что он достаточно крепкий, достаточно высокий, и немного сутулится. Что он, кажется, симпатичный. Барри покраснел, вспоминая тот неожиданный липовый поцелуй. Напиши про такое в книге, и придирчивый читатель обязательно фыркнет, что это глупо, пошло, и вообще, такого не бывает, разве что в порнороманах сомнительного качества. Чтобы отвлечься от мыслей, идущих в странное русло, Барри потянулся за бутылкой. — И часто ты влипаешь в такие истории? — подал голос Леонард, подходя ближе и садясь на корточки недалеко от печки. А ещё у него светлые глаза. — Не особенно. Но бывает. Сделав глоток, Барри снова предложил бутылку Леонарду, и на этот раз он не стал отказываться. — Какая дрянь, — пробормотал он, кашлянув, и вернул обратно. — Так что, неприятности сами тебя находят, или ты из этих, экстремалов? — Скорее первое, — улыбнулся Барри. — Хотя, я ведь пришёл на Кладбище, так что, наверное, не без второго. Не знаю, о чём я только думал. — Рассчитывал найти здесь что-то особенное? — с хитрой усмешкой спросил Леонард. — Вроде того. Тонкая ниточка диалога оборвалась и повисла в воздухе. Барри не стал говорить, что он писатель, не стал объяснять, что он тут делал, как не стал спрашивать, что тут делает Леонард. Заброшенный дом с забором и огромным замком, пистолет, те слова, что он давно пытается выдворить компанию наглых ушлёпков с территории Кладбища… Барри примерно понимал, что происходит, и не хотел об этом думать. Это не его дело. Скоро они разойдутся и больше никогда не встретятся. Он взглянул на Леонарда, задумчиво смотрящего на колышущееся пламя свечи. — Можно взять у тебя сигарету? Леонард кивнул, и Барри хотел было встать, но резкая боль в животе усадила его обратно. Кажется, от неосторожного движения рана на животе разошлась и закровоточила. — В чём дело? — Этот идиот… — Барри вытянул ногу и осторожно потянул край свитера вверх. — Он меня слегка ранил. Картина оказалась не такой уж страшной. Один порез и несколько мелких царапин. Но порез действительно кровоточил, а кожа внизу живота была покрыта потёками запёкшейся крови. — Дай посмотреть. Леонард переместился к Барри, тут же уверенно задирая свитер выше и разглядывая порезы. Барри уставился в его лицо, невольно добавляя в копилку своих наблюдений светлую щетину на щеках и подбородке. А ещё у него были красивые губы, сейчас сжатые в тонкую линию. — Жить будешь. Но давай промоем. Он отошёл к комоду, снова порылся там и вернулся с белой футболкой в руках. Сложив её, он смочил край в коньяке, безжалостно проливая его на пол. — Не волнуйся, у меня тут кое-что получше припрятано, — усмехнулся он снизу вверх, заметив, как дёрнулись брови Барри, придавая его лицу жалостливое выражение при виде льющего на пол алкоголя. Осторожное касание холодной влажной ткани заставило Барри резко втянуть воздух, а когда Леонард дотронулся ею до пореза, Барри шумно выдохнул, удерживаясь от скулежа. Было больно, но терпимо. Леонард несколько раз промокнул рану и остальные царапины, а потом стал вытирать от крови живот, почти залезая за пояс джинсов. Барри невольно напрягся, мучительно думая, что должен отнять футболку и заняться этим самому, но отчего-то промолчал. Леонард, закончив внизу, смочил коньяком другой край и распрямился. Теперь его лицо было совсем близко, прямо перед лицом Барри, и тот окончательно смутился, отводя взгляд. — Прошу прощения за это, — низким голосом выдохнул Леонард, касаясь влажной тканью щеки Барри. Тот зашипел сквозь зубы. — Ерунда. Главное, что ты не попал в меня. — Такого бы не было, — заявил Леонард, усмехаясь и осторожно протирая ссадины на лице Барри. — Я прекрасный стрелок. А ещё он прекрасный стрелок. — Ну так, — немного нервно пробормотал Барри, когда Леонард закончил с его лицом и встал, чтобы бросить футболку куда-то в темноту, — ты сказал, у тебя тут что-то припрятано? Леонард снова усмехнулся и кивнул. — Водка, — сообщил он, подходя к столу и выдвигая один из ящиков. — То, что нужно для таких ночей.

***

У Барри кружилась голова, и ему не хватало воздуха. Снятая куртка давно лежала на полу, но всё равно было жарко — электрическая печка снаружи и водка внутри делали своё дело. Помотав головой, Барри взглянул на Леонарда, который сидел, привалившись спиной к столу и, задрав голову, смотрел в потолок. — Можно, я открою окно? — спросил Барри, выпрямляясь. Ему был необходим свежий воздух, потому что от духоты в комнате уже начинало мутить. Мелькнула мысль, что у него, вероятно, температура, но он не стал концентрироваться на этой мысли, позволив ей, всплывшей на короткое мгновение на поверхность сознания, поболтаться там пару секунд и тихонько уйти на дно. — Открывай, — отозвался Леонард, продолжая пялиться в потолок. Барри осторожно встал, стараясь не напрягать мышцы живота, и, ковыляя, подошёл к окну. Отдёрнув занавеску, он с третьей попытки справился со старой щеколдой и распахнул окно, тут же высовывая голову наружу. Дождь не прекращался, и этот острый свежий запах мокрого ночного леса мгновенно заполнил лёгкие, проясняя разум. Барри с наслаждением дышал этим воздухом, прикрывая глаза и думая о том, что вот сейчас было бы здорово сесть и поработать. В голове формировались целые предложения, просящиеся на бумагу, вспыхивали новые образы, пробуждая в груди знакомый трепет, сравнимый с охотничьим азартом. Однако он был здесь не один, и оставалось только надеяться, что всё это никуда не исчезнет завтра, когда отгрохочет гроза, когда вокруг будут спокойные и безопасные стены собственного дома, когда эта странная полуреальная ночь останется в прошлом вместе с человеком, что сидел сейчас там, за спиной, во тьме, потягивая водку прямо из бутылки и видя на потолке одному ему ведомые и понятные образы. Барри повернулся обратно и увидел, что Леонард смотрит на него. Свет свечи сильно дрожал, отражаясь пляшущими огоньками в его глазах, — свеча догорала, грозясь оставить их в полной темноте. Леонард поднялся, опираясь рукой о стол, и приблизился, протягивая Барри бутылку. — Пей, — сказал он, а сам потянулся за сигаретами, на мгновение почти прижимаясь к Барри. Дыхание перехватило, но Леонард тут же отступил, вытряхивая сигарету из пачки. Барри ощутил, что у него подрагивают пальцы, и сделал большой глоток, зажмуриваясь и смаргивая выступившие слёзы. С ним происходила какая-то чертовщина, но он не хотел думать об этом или сопротивляться, эта ночь явно не располагала к размышлениям или сопротивлению скрытой где-то в глубине, тёмной стороне самого себя. Он поставил бутылку на подоконник и потянулся к Леонарду, без спроса выхватывая сигарету у него из пальцев. Сделал глубокую затяжку, чувствуя, как дым сладко шибает в голову. На мгновение этот дым заполнил пространство между ними, и Барри подул в воздух перед собой, прогоняя его, чтобы увидеть, как Леонард неотрывно следит за ним, чуть нахмурив брови. Затянувшись ещё раз, Барри щелчком отправил недокуренную сигарету в открытое окно, и под потяжелевшим взглядом Леонарда сделал шаг вперёд, кладя ладони на его плечи и подаваясь максимально близко, чтобы накрыть его губы своими. — Ты какого чёрта творишь?! — прошипел Леонард, с трудом разрывая поцелуй. Он отцепил руки Барри от себя, стиснул изо всех сил, так, что затрещали тонкие кости, и толкнул-прижал его к стене, выглядя не то разозлённым, не то слетевшим с катушек. Барри тяжело дышал и не мог сформулировать ответ, даже для самого себя. Он мог только чувствовать — жёсткую хватку на запястьях, причиняющую боль, смешанные в кучу эмоции как вполне логичное завершение такого вечера, опьянение, вызывающее странные желания, и подхлёстывающий адреналин, от которого подрагивали конечности, и боль в теле отступала на задний план. Он чуть дёрнул руками и облизнул губы. — Зачем ты спас меня? — Я не… — Леонард мотнул головой. — Я же говорил, я этих говнюков давно… — Да, да, — перебил Барри. — Но зачем ты потащил меня за собой? — Не знаю, — прошептал Леонард. — Ты мог оставить меня там, или оставить меня у бара… — Я не знаю! — Леонард тряхнул его за руки и подался ближе, дыша ему прямо в лицо. — Какого ответа ты ждёшь от меня, мальчик? За окном снова сверкнуло, на долю секунды освещая Леонарда ярким светом, и спустя секунду грохнуло, от чего задрожал пол под ногами. — Давай же, — прошептал Барри, и Леонард наконец с глухим рыком прижал его своим телом к стене, впиваясь в губы первым настоящим поцелуем. Он целовал его жадно, голодно, остро, грубо, продолжая сжимать руки в болезненном захвате и надавливая всем телом на все недавние травмы, заставляя стонать от боли и желания прекратить-никогда-не-прекращать. Будь это другое время, другая ночь, любые другие события, Барри бы пришёл в ужас, будучи даже вусмерть пьяным, он бы бежал без оглядки, он бы чувствовал только отвращение и ужас. Но прямо сейчас он медленно умирал от нелогичного желания, безумного падения куда-то вверх, и оглушительного биения собственного сердца, пульсирующего одновременно везде — в горле, груди, животе, и сильнее всего — в паху. Он выгнулся, подставляя шею под жадные укусы, и наконец вырвал руки, тут же вцепляясь ими в свитер Леонарда. Раскрыв глаза и уставившись в пространство перед собой, он понял, что свеча погасла, и они теперь были в полной темноте. Остались только звуки их срывающегося дыхания, запахи — озона, сырости и пота; последний заводил так, как ещё ничто и никогда не заводило, остались только рваные движения ищущих рук и тел, сталкивающихся в молчаливой борьбе за право вести. Барри, дурея от происходящего, опустил ладонь вниз и накрыл ею пах Леонарда, чувствуя его каменный стояк под грубой тканью джинсов, сделал несколько коротких движений вверх-вниз, прежде чем Леонард схватил его за волосы и развернул спиной к себе, лицом к стене. — Этого ты ждал? — услышал он хриплый шёпот на ухо, за которым последовал болезненный укус. — Решил, что я тебя для этого спас? — Нет, — прошептал Барри, выгибаясь и потираясь задницей о чужое возбуждение. — Нет… — он отчаянно хмурился, не зная, как сказать, что он вовсе не это искал, даже не думал, что и мысли не было, ведь он совсем не такой, совсем не из тех, кто приходит в подобные места за такого рода приключениями. Но слова не шли, вышибленные из головы лихорадочными движениями двух сошедших с ума тел. Он только боялся, что Леонард оттолкнёт его прямо сейчас, поиздевавшись вдоволь, и вышвырнет за порог, с молчаливой и презрительной насмешкой обвинив в таком отвратительном неуважении к тому, кто спас его от банды малолеток, которые чуть было не воспользовались его беспомощностью в самом худшем проявлении этого пользования. Но Леонард его не отталкивал. Вместо этого он обвил его руками, скользя по поясу штанов, и расстегнул ширинку, быстро стягивая штаны вместе с бельём вниз до колен. Барри несдержанно простонал, чувствуя дыхание ночного ветра на коже, и снова подался назад. — Часто ты такое проворачиваешь? — прорычал Леонард ему в ухо, с силой сжимая волосы на затылке и трясь об его голую задницу. Барри помотал головой, откидываясь назад в попытке уйти от боли. — Не ври мне, — прошипел Леонард, находя ладонью его горло и стискивая пальцы. — Тебе это было нужно?! — Нет, — прохрипел Барри, буквально выламываясь дугой. — Я никогда… чёрт, Леонард!.. — Твою мать, — прошептал тот, отпуская и оглаживая ходящий вверх-вниз кадык. — Нужно было оставить тебя там, чтобы они развлеклись с тобой как следует… Барри скульнул, утыкаясь лицом в холодную стену, ощущая щекой её шершавость и влажный запах отсыревшей штукатурки. — Знаешь, сколько раз такое происходило? Знаешь, что бывает потом с этими идиотами, которые припираются сюда за приключениями?! — Леонард снова дёрнул его за волосы, заставляя запрокинуть голову себе на плечо, практически выворачивая шею. Барри с трудом поднял взгляд, едва различая в темноте лихорадочно блестевшие светлые глаза, в которых плескалось безумие. Вместо ответа он оторвал от стены руку и поднял её, чтобы положить на чужую щёку, с нажимом провести по колкой щетине и дотронуться до губ. Леонард шумно выдохнул и толкнул его вперёд, заставляя снова упереться головой в стену. — Сам напросился, — пробормотал он Барри в плечо, оттягивая футболку до треска ткани, чтобы укусить открывшуюся обнажённую кожу. Барри вскрикивал, мотая головой, но подставлялся, вертелся в руках Леонарда, поощрял всё, что тот делал, чувствуя во всём этом абсолютное мазохистское наслаждение. Он очень редко позволял себе действительно отрываться, сознательно оберегая себя от праздной жизни, в которой погрязали многие известные ему люди из его кругов. Он видел, как они прожигают свой талант, свои уникальные способности и свои уникальные личности в бесконечном угаре, оставляющем после себя только пепелище и тонкие, высушенные оболочки вместо полноценных людей. Он никогда не хотел становиться таким, поэтому держался вдали от богемных тусовок, прослыв странным и нелюдимым типом. Однако желание оторваться всё же посещало его временами, приходило редкими вспышками, и если он поддавался ему, как сегодня, то не желал останавливаться до самого конца. Как сегодня, правда, у него не было ещё ни разу. С незнакомцами, с очевидно не ладящими с законом людьми, с теми, кто был так далёк от его мира. И отчего-то это так сильно возбуждало, как ещё ничто и никогда. Леонард, этот совершенно незнакомый, странный и грубоватый тип, возбуждал его, как ещё никто и никогда. — Стой так, — услышал он шёпот-приказ на ухо, и послушался, тихо простонав в собственное запястье, чувствуя, как остался стоять у окна один. Налетающий порывами ветер трепал его волосы, принося сладостную прохладу, и он даже не думал оборачиваться, слушая скрип ящиков стола и тихие шаги за спиной. — У меня нет презервативов, — Леонард вернулся, снова прижимаясь своим горячим телом. — Всё равно, — выдохнул Барри сквозь сжатые зубы, не позволяя себе возвращаться к реальности. Она заставила бы прекратить это всё прямо сейчас, и не только из-за отсутствия средств защиты. — Давай… — Эй, — Леонард обхватил пальцами его подбородок, заставляя оторвать лицо от стены и повернуть голову, взглянуть мутными глазами в свои. — Уверен? — Я уверен, — прошептал Барри, изворачивая голову, чтобы поцеловать Леонарда. Поцелуй вышел быстрым, мокрым, смазанным. В пальцах Леонарда мелькнула небольшая стеклянная бутылочка. — Что это? — спросил Барри, отворачиваясь и выгибаясь, чувствуя, как влажные пальцы скользят между его ягодиц. — Масло для оружия. Не техническое, не волнуйся… Барри издал короткий смешок. Как будто его бы могло что-то взволновать. Только не сейчас, когда чужая рука хозяйничала у него в промежности, сначала разминая сжатое кольцо мышц, а потом двигаясь дальше, трогая и оглаживая яйца. Он несдержанно простонал, выгнувшись ещё сильнее, пытаясь дать лучший доступ. Хотелось больше — больше прикосновений, больше контакта, больше, больше, больше. Он потянулся вверх, чтобы стащить с себя футболку, и подёргал ногами, заставляя джинсы сползти вниз, а потом переступил с ноги на ногу, стаскивая их окончательно и отпихивая в сторону. Обернулся, вынуждая Леонарда на мгновенье отпустить себя, чтобы снять с него свитер и провести обеими ладонями по его груди. Горячие руки легли на его талию, и Леонард со стоном подался вперёд, снова целуя потрескавшиеся от частого дыхания губы. Не отрываясь от поцелуя, Барри на ощупь нашёл ремень и расстегнул его, добираясь до ширинки. Короткий «вжик», быстрые, рваные движения руками, пальцы, со второй попытки сумевшие зацепить пояс джинсов, и Барри наконец стянул мешающую одежду вниз, оставляя на бёдрах следы от ногтей. В ушах стоял только мокрый, оглушительно громкий звук их затянувшегося поцелуя. Барри гладил член Леонарда, сжимая его и то задерживаясь на головке, то проводя по всей длине. Его собственный член ныл от возбуждения, а яйца почти болели, но он не хотел прекращать. Когда Леонард дотронулся до его члена пальцами, ещё влажными от смазки, Барри почти оттолкнул его, дёрнувшись назад. Он был где-то на самой грани оргазма, балансировал на тонком острие безумия, и только одно могло оттянуть этот момент и отбросить его назад. Разорвав поцелуй и облизнув мокрые губы, он развернулся и упёрся обеими ладонями в стену. — Откуда ты такой взялся, — пробормотал Леонард ему на ухо, прикусывая мочку. Барри протянул руку назад, сталкиваясь с пальцами Леонарда, когда тот быстро размазывал смазку по своему члену. Он почувствовал, как масло полилось на его пальцы, и как Леонард обхватил его ладонь, направляя движения. Бутылочка упала на пол, жалобно звякая, и Барри убрал руку, зажмуривая глаза. Давай же, — билось у него в голове, — не тормози, ну же… Когда Леонард медленно, с нажимом начал входить в него, Барри снова дёрнулся, совершенно непроизвольно. Такое было с ним давно, он забыл, что это больно, забыл, как это ощущается, а ощущалось это так, как будто тебя ножом режут напополам. Он хрипло вскрикнул, ногти скребнули по бетонной стене, а мышцы рефлекторно сжались, причиняя ещё большую боль. Леонард замер, прижимаясь ходящей ходуном грудью к спине Барри, покрывшейся холодным потом. — Прости, — шепнул он, стискивая пальцами дрожащие бёдра. — Нет, — помотал головой Барри, каждый раз приоткрывая рот, чтобы сделать рваный вдох. — Не останавливайся. Всё хорошо. Всё действительно было хорошо. Он, наверное, действительно был мазохистом, потому что не хотел уходить от этой режущей боли, которая доставляла ненормальное наслаждение. Глубоко вдохнув, на выдохе он заставил себя расслабить мышцы, вспоминая, как это делается, и Леонард тут же отреагировал, толкаясь вперёд. Барри вскрикивал, перестав сдерживаться, стоны вперемешку с ругательствами вырывались прямо из горла, он максимально выгибал спину и скулил, чувствуя, как чужие бёдра вжимаются в его ягодицы. В какой-то момент он не выдержал натиска и ухватился рукой за подоконник, почти заваливаясь на него грудью. Медленные, но мощные толчки буквально выбивали из него дух, заставляя ноги подкашиваться. Под ушибленным коленом снова заныло, и он попытался перенести вес на другую ногу. Леонард недовольно рыкнул, хватая его за плечи и отрывая от подоконника, чтобы притянуть к себе. Он быстро поцеловал его в мокрую шею и отстранился, с хлюпающим звуком выскальзывая из его тела. Барри охнул, зажмуриваясь, и вскрикнул, когда сильные руки дёрнули его вниз и подтолкнули, заставляя встать на колени на наспех подтянутое одеяло. Леонард медлил, водя раскрытой ладонью по его спине, гладил напряжённые плечи, зарывался пальцами в волосы, прежде чем вернуться к ягодицам. Барри очень хотел бы ответить, развернуться, растянуть эту игру, изучить этого потрясающего мужчину, так неожиданного доставшегося ему сегодня в спасители и в любовники, но он понимал, чувствовал, что находится совсем на грани, и сил у него почти не осталось. Поэтому он только устроился удобнее в коленно-локтевой, разводя ноги пошире, и обернулся, глядя на смутный силуэт Леонарда. — Решил меня помучить? — хрипло спросил он, поводя бёдрами под тяжёлыми ладонями, что продолжали гладить его тело. Леонард в ответ рассмеялся, и этот звук понравился Барри. Он улыбнулся, чувствуя, как тот заводит одну ладонь ниже, гладя его яйца и беря в руку член. — Ты ведёшь себя, как опытная шлюшка, — прошептал Леонард, резко двигая ладонью. — Но что-то мне подсказывает, что не всё так просто. Теперь рассмеялся Барри, принимаясь двигать бёдрами в унисон. Он даже был рад, что вокруг стоит полная темнота — ничто не отвлекало от ярких ощущений, которые дарили ему горячие руки Леонарда. — Предпочту… — задыхаясь, начал Барри, прервавшись на непроизвольный стон, когда влажные шершавые пальцы заскользили по уздечке, — предпочту сохранить интригу. Леонард убрал руку, снова пристраиваясь членом к заднице Барри. — Что ж, я тебе подыграю, — голос Леонарда понизился и дрогнул, когда он толкнулся внутрь, теперь почти не чувствуя сопротивления. — Но знай, что если я захочу… мне будет совсем не трудно узнать, кто ты такой. — Блять!.. — простонал Барри. Эти слова вместе с сразу взятым быстрым темпом усилили возбуждение во много крат, вызывая перед глазами отрывистые смутные образы. Леонард мог бы найти его там, в реальном мире. Мог бы выслеживать, узнать, кто он, чем занимается. Понять, что он всего лишь писатель, чья популярность была пока очень шаткой. Таких, как он, пруд пруди. Большинство из них сгорают и исчезают с витрин магазинов за пару-тройку лет. Был бы он в таком случае ему интересен? Барри никогда не признался бы в этом вслух, он не признавался в этом даже самому себе, но где-то глубоко внутри он был уверен в собственной уникальности. Вслух он мог бы сказать, что каждый человек по-своему уникален, интересен и важен. На самом деле он знал, что это не так. Он не был эгоистом, но всё же был уверен, что наделён талантом. Был уверен, что занимается писательством не просто так. Был уверен, что достоин большего, и однажды добьётся большего. Именно поэтому его мозг кричал «Да» в ответ на вопрос — «Был бы он интересен Леонарду в реальной жизни?» Они могли бы встретиться — писатель и преступник, и мысль о такой ненормальной, запретной связи заставляла Барри дрожать и стонать, окончательно раскрываясь и полностью принимая всё, что давал ему Леонард прямо сейчас. Джо был бы в ярости, но Джо никогда бы не узнал. Циско был бы в шоке и недоумении, но Циско никогда бы не узнал. Издательство, читатели, весь мир, — они все обсуждали бы это, осуждали бы это, сплетничали, язвили, а может, восхищались или надменно пожимали бы плечами. Но и они никогда бы не узнали. Если бы Барри нашёл секунду на передышку, он бы понял, что все эти мысли в его голове — полная галиматья, и ему бы сделалось смешно и стыдно за самого себя. Но он был пьян, и он был полностью обнажён, и в его растянутую задницу раз за разом вторгался член Леонарда, долбясь прямо по простате, вырывая из его горла хриплые стоны и вскрики, заставляя подниматься на руках и выгибаться до боли в пояснице. Поэтому было совершенно по барабану на эти картинки, мелькавшие под веками и смешивающиеся со слезами чистого и яркого удовольствия. Он снова рухнул на локти, просовывая одну руку под себя и сжимая свой член. Сил терпеть больше не было, он подошёл максимально близко и больше не хотел ждать. Леонард, почувствовав это, замедлился. Он замер на мгновение внутри, войдя на полную длину, а потом стал двигаться медленнее, плавнее, выходя совсем на чуть-чуть и тут же возвращаясь, беспрерывно массируя простату. Барри трясло, его рука срывалась, он выстанывал что-то нечленораздельное, окончательно потерявшись в дошедшем до пика возбуждении. Оргазм накрыл его, когда Леонард, схватив его за волосы, потянул его голову на себя, одновременно входя до упора и наваливаясь на него, чтобы укусить-поцеловать в шею, скользя горячим языком по покрывшейся крупными бисеринками пота коже. Барри забился в его руках, продолжая двигать ладонью по своему члену и сильно сжимаясь, вырывая громкие стоны из груди Леонарда. Удовольствие было резким, оно пульсировало в яйцах и бежало горячей волной по позвоночнику, вверх и вниз, скручивая, вышибая воздух, заставляя широко раскрывать рот в немых стонах и бессознательно толкаться назад. Когда эта волна наконец схлынула, Барри протяжно вскрикнул, чувствуя, как Леонард трётся лицом о его затылок, зарываясь в волосы, и снова начинает двигаться. Спустя несколько секунд он вышел из него, дёрнул за бедро, заставляя перекатиться на спину, и склонился над ним, заваливаясь на локоть и быстро дыша ему прямо в лицо. Барри дрожащей рукой дотронулся до его скул, до шеи, а потом опустил ладонь, кладя её поверх ладони Леонарда. Тот сплёл их пальцы, лаская себя, и через короткое мгновение Барри почувствовал, как горячая сперма толчками начала выплёскиваться ему на живот. Он со стоном потянулся вверх, прижимаясь губами к губам Леонарда. Он ловил каждый глухой рык, каждый тихий стон, чувствуя его оргазм каждой частью своего тела и ощущая затихающие отголоски собственного удовольствия, сходя с ума и уже мечтая повторить. Барри не знал, сколько прошло времени. Он лежал, ощущая на себе тяжесть чужого тела, и не хотел, чтобы это куда-то уходило. Но постепенно становилось холоднее, из открытого окна в комнату задувал колючий ветер, тихий дождь продолжал шуршать за окном, а тело после стольких потрясений отказывало функционировать, пульсируя болью, замерзая и требуя тёплой постели и здорового сна. Леонард медленно оторвался от него и сел, и Барри не увидел, но почувствовал на себе его взгляд. — Пойдём, — тихо прошептал Леонард, на ощупь находя его руку в темноте. — На втором этаже есть кровать. Барри не сопротивлялся и ничего не спрашивал. Он встал, повинуясь движению чужой руки, чуть пошатнулся, а потом нашёл в себе силы подхватить с пола свою одежду, пока Леонард закрывал окно и выключал печку. Не говоря ни слова, Леонард после этого взял его за руку и повёл в темноту, осторожно минуя двери, бесконечную лестницу, короткий коридор. Скрип двери, ещё несколько шагов, и Барри упал на кровать, прогнувшуюся под его весом. Следом улёгся Леонард, и Барри тут же развернулся к нему, улёгся на бок, кладя ладонь на его грудь и практически утыкаясь носом в подмышку, смутно пахнущую ненавязчивым дезодорантом и острее — свежим потом. Это был прекрасный запах, которым Барри хотел бы дышать всегда. Он улыбнулся этой мысли, проваливаясь в сон и чувствуя на самой границе между сознанием и полным беспамятством, как пальцы Леонарда невесомо поглаживают его волосы…

***

Проснулся он в одиночестве, лёжа на кровати и накрытый лёгким одеялом. Кроме кровати, в комнате больше ничего не было. Серый утренний свет сочился из окна, где-то там пела птица, и больше никаких звуков Барри не уловил. Он всё понимал. Леонард избавил их от неловкости: пробуждения в одной постели, незнания, как себя вести и как расставаться после такой ночи, мыслей, что говорить и что делать, как покидать этот дом. И Барри был ему за это благодарен. Когда он вышел в десятом часу утра на дорогу, намереваясь дойти до Грин-Стрит и там поймать такси, он знал, что его ожидает не самый лёгкий день. У него болела нога, болело лицо, болели рёбра; и он ещё не видел себя в зеркало. Голова немного гудела, и желудок настойчиво требовал еды. Но на помятом лице то и дело вспыхивала улыбка, совершенно глупая и безосновательная. Барри точно знал, что сегодня засядет за свой роман, и наконец-то он точно знал, что нашёл — главного героя своей истории; он нашёл дух своей истории, нашёл то самое вдохновение, которое так искал. И сквозь это тихое ликование пробивалось ещё одно чувство, похожее на надежду и на пророческую уверенность одновременно. Он был уверен, что они с Леонардом ещё встретятся.