Пасмурное небо

Волдеморт пал. Казалось, что на меня надели наушники с эффектом полного присутствия. Вокруг все кричали и радовались. И всем было всё равно, что я не считаю этот день праздничным. Я с трудом выбрался из толпы, которая пыталась меня то ли поздравить, то ли съесть. Все меня трогали и что-то орали прямо в уши. Но я не слушал. Смотрел перед собой. Безбашенная, но всегда понимающая Луна закрыла меня собой на секунду, и мне этого хватило, чтобы я надел мантию-невидимку. Возле трупа Беллатрикс стояли все Уизли и гордились тем, как неотразимо Молли убила миссис Лестрейндж. Как можно гордиться убийством, я не понимал. Рон стоял позади своей матери и крепко держал Гермиону за руку. Они молчали. Друзья. Настоящие. Верные. В этом и есть дружба и любовь, в молчании. Когда без слов понимаешь всё, без исключения. Было легко стоять сзади них и слушать о чем они молчат. Хотя я не сделал ни шагу, не дотронулся и даже не вздохнул, Рон и Гермиона одновременно повернулись точно в мою сторону. Одинаково грустно улыбнулись, робко и неуверенно протянули руки в воздух, нащупывая меня и крепко обнимая. И стало так свободно, так легко! Мы все были в ожогах, ранах, царапинах, синяках. Уставшие, истощенные. Но нам было так приятно, просто стоять обнявшись. Со стороны это, наверное, казалось диким, потому что меня никто не видел. Зато они меня чувствовали. Они точно знали, что у меня внутри. Что творится в моей душе. И я даже думаю, что Рон и Гермиона знали лучше меня, моё состояние, мои эмоции. Они хорошие друзья и я рад, что они вместе. Рон что-то шепнул матери, после чего, увел Гермиону и меня под мантией в гриффиндорскую башню. Мы зашли в спальню мальчиков. Я снял мантию. А потом и всю одежду, кроме джинсов. Удивительно, но двух палочек из правой руки я так и не выпустил. А на шее всё так же висел мешочек, в котором была моя родная сломанная палочка. Я достал ее. Аккуратно положив все три палочки на постель, я долго их рассматривал. Друзья наблюдали за моими действиями, не зная, что делать. Хорошо подумав, я взял в руки бузиновую палочку и мысленно произнес «репаро», направляя ее на мою палочку с пером феникса. Яркий свет ослепил всех нас и залил всю комнату белым сиянием. Когда мы смогли нормально видеть, мы обнаружили мою палочку целой, а бузиновая слегка дымилась – она умирала, как и многие за эту войну. - Мы гордимся тобой, Гарри, - тихо произнесла Гермиона, всё так же крепко держа Рона за руку. Я попытался им ответить, но не вышло. И я сделал то, что от меня никто, даже я, не ожидал. Я посмотрел ей в глаза, и направив свою палочку на себя самого мысленно произнес «легиллименс». Я, не мигая, смотрел ей в глаза. Я показывал ей всё. Как увидел ее в первый раз. Как впервые она подсказала на уроке. Как отвержено она защищала нас от МакГонаглл, когда мы оглушили тролля. Как смело она в первый раз пошла в Запретный лес. Как она искренне радовалась моим положительным оценкам. Как верила в меня до последнего, даже тогда, когда я сам в себя уже не верил, на первом, втором, третьем, четвертом, пятом, шестом курсе. Я показывал ей, как мы вместе танцевали, дурачились. Как вместе шли на верную смерть. Я показывал ей её улыбку, смех, слезы, её настойчивость, усердность, её безграничный ум… Её всегда протянутую руку помощи. А Гермиона, молча, смотрела мне в глаза, она улыбалась, а из глаз у нее лились слезы. Потом я перевел взгляд на Рона. Он не совсем понял, что произошло, и поэтому крепче обнял Гермиону. Но когда встретился со мной взглядом, всё понял. Я показывал ему, как он первый за всю мою жизнь и на всю мою жизнь протянул мне руку дружбы. Как он знакомил меня с магическим миром. Как он боялся пауков. Как круто он водил машину. Как заступался за Гермиону и меня. Как делал ошибки и неправильные выводы. Как он был для меня опорой, сам того не подозревая. Я показывал, что я чувствовал, когда Рон был на волосок от смерти. Как сам Рон вытаскивал меня с того света, и не раз. Показывал, что я искренне счастлив, когда слышу, как он хрипло смеется своим низким басом. Я показал ему, как его крик «НЕТ!» пронзил моё сердце и душу, когда он решил, что я мертв. Я закрыл глаза. Глубоко вздохнул. И почувствовал, как в мою правую руку, в которой я держу палочку, ложится маленькая ручка. И как левую руку крепко сжали в тиски огромной ладонью. - Мы знаем, братишка, – сказал Рон, слегка ударив меня своим правым раненым плечом в моё левое плечо. Гермиона уже еле стояла на ногах. Рон подтолкнул ее к своей кровати и уложил, прямо в одежде, на простыню. Он снял с нее обожженные кроссовки и накрыл одеялом. Девушка сразу уснула. Рон тяжело снял с себя разорванную и обожженную футболку, кроссовки, носки. Я сел на свою кровать. Рон пошел в ванную, вымыл руки, лицо и волосы. Рон присел перед спящей Гермионой и тихо шептал заклинания, заживляя ссадины, синяки и раны везде, где видел. Еще пара заклинаний и Гермиона стала относительно чистой, без пепла в волосах. Рон тихо лёг с ней рядом, аккуратно обнимая её, и сразу уснул. Я смотрел на них и понимал, что они идеальная пара. Что у них всё ещё только начинается, но у них всё получится. Я был смертельно уставший. Но у меня еще было пару дел. Я встал. Умылся ледяной водой. Оделся. Накинул на себя невидимку, взял в правую руку свою палочку, а в левую – палочку Малфоя и бузиновую. Я быстро прошел нашу гостиную, вышел в коридор. Тут были слышны крики и песни, доносящиеся из Большого зала. Но я направился прямиком в подземелья. Всегда считал подземелья мерзкими и угрюмыми. Сейчас же они казались готически прекрасными. Огромные факелы, инкрустированные изумрудами. Картины в платиновых рамах, такие умиротворенные, в отличие от всех других, которые находятся в других частях замка. Я, молча, направил палочку на вход в гостиную Слизерина. Без каких либо препятствий я оказался внутри. Там было тихо, как на кладбище. Да и народу было мало. Там сидели сестры Гринграсс, Блейз Забини со своей матерью и вся чета Малфоев. Больше ни души. Посмотрев на них, я колебался секунду. А потом резко снял мантию. До того бледные, теперь же позеленевшие лица присутствующих пялились на меня. Все подорвались с кресел. Я смотрел на каждого из них. Моё лицо было лишено каких-либо эмоций. Хм. Странно. Раньше один только вид слизеринцев вызывал во мне шквал эмоций, а сейчас ничего, пустота. Они выжидающе смотрели на меня. Так хочется применить к ним легиллименцию, но я себя сдерживаю. Я сделал шаг вперед и все они вздрогнули. Неужели боятся? Чего? Меня? Странные. Я медленно подошел к Драко. Он немного скривил лицо. Я спокойно взял его за левую руку и закатал дорогой обугленный манжет рубашки. Хм. И я, и он с отвращением посмотрели на Черную Метку. Змея больше не двигалась. Я перевел взгляд на Нарциссу. В ее глазах был ужас. Она волновалась о Драко. Я дотронулся кончиком своей палочки до черепа на бледном предплечье Драко. Все замерли. Я приоткрыл губы и зашипел на парселтанге: - Исссчезни навсссегда. Метка стала растворяться. Из предплечья Слизеринского Принца потекли черные чернила. И когда они полностью выплеснулись, потекла кровь. Нарцисса схватилась за сердце. Я не обращал внимания. Эта стекающая кровь завораживала меня. Но я заставил себя собраться. Я посмотрел в серые, как ртуть, как пасмурное небо, глаза Драко, и не отводя взгляд прошелся палочкой от изгиба его локтя до запястья. На его предплечье не осталось и следа Метки или шрама. Разве что пара капель засохших чернил. Я отпустил его руку и развернулся, чтобы уйти не оглядываясь. Но потом вспомнил кое-что важное. Медленно повернулся обратно. Вновь встретившись с глазами цвета расплавленной платины. Я вложил в его правую руку его палочку, дотронувшись до его прохладных пальцев своими всего на секунду. После, я ушел. А они так и остались молча стоять. Я пошел на могилу Дамблдора. Пару минут я смотрел на умершее, но не изменившееся тело директора. Я положил бузиновую палочку в его одеревеневшие пальцы. Запечатал гробницу. И ушел. Я медленно прошелся по окрестностям Хогвартса. Утром я зашел в спальню, лег на свою кровать, и уснул. Надолго. Мне ничего не снилось, разве что пасмурное небо.