Такой же, как я

Распахнутая пасть лежащего на полу чемодана с жадностью поглощала мои вещи, которые я вытаскивала из шкафа, несколько секунд рассматривала, решая, брать с собой или нет, и отбрасывала либо на пол, либо в чемодан. Отражение в зеркале, прикреплённом на внутренней стороне дверцы шкафа и на которое я невольно бросала взгляд каждый раз, оборачиваясь за какой-нибудь футболкой или юбкой, выглядело весьма забавно: девушка в пижаме с пингвинами, с причёской а-ля «воронье гнездо» на голове и неприглядным шрамом на половину лица кое-как балансирует на крохотных, каким-то образом не заваленных одеждой участках пола, чтобы не грохнуться вниз лицом на кучу тряпья и не заработать ещё один шрам, раздражённо сдувает снова и снова падающую на глаза прядь русых волос и ругается вполголоса, когда очередная вещь падает из рук или цепляется за что-нибудь. Чемодан наполнился уже на треть, хотя я старалась брать только самое необходимое — несколько футболок, джинсы, пару юбок и немного белья. Я и не знала, что у меня так много одежды, обычно я ношу всего несколько комплектов, изредка меняя в них какие-то составляющие. Я же не мои одноклассницы, которые, похоже, одну и ту же вещь не надевают дважды. Вслед за одеждой в чемодан полетели документы, кое-какие книги и бумаги, которые, как я подозревала, могли мне пригодиться, и кошелёк со всеми накопленными мной деньгами. Оказалось, что сбережений у меня не так уж и много, вышло всего около десяти тысяч рублей, для огромного и дорогого Санкт-Петербурга это — копейки. Я смутно представляла, как буду существовать в таком гигантском мегаполисе, который для меня, привыкшей к тихому и размеренному темпу жизни в Александрове, казался настоящим муравейником, где никогда не стихает шум и ни на секунду не гаснет свет, однако решила, что буду разбираться с проблемами по мере их поступления. Стоит ли упоминать, что мои родители, мягко говоря, не обрадовались моему известию о том, что я собираюсь ехать в Санкт-Петербург на все новогодние каникулы, а может, и дольше? И была бы цель, так еду ведь, по сути, в никуда, наугад, и неизвестно, что со мной будет. Разговор на повышенных тонах быстро перетёк в настоящий скандал, в ходе которого я успела получить по лицу, а под ноги мне швырнули мой чемодан и заявили, что домой я могу не возвращаться. Я в запале послала всех и всё к чёртовой матери, подхватила вещи, хлопнула дверью и вышла на мороз, волоча за собой багаж. Изначально, когда я только начала продумывать свои действия, я хотела поступить так же, как Антон — просто уехать, никому ничего не объяснив, но поразмыслила и поняла, что это было бы слишком жестоко по отношению к родителям. Только-только они оправились от исчезновения сына, за которого они, как ни крути, переживают, как тут же пропадает и дочь. Пусть лучше они меня ненавидят, чем так же мучаются, не зная, что со мной и где я. — Делай, что хочешь! — крикнул мне вслед отец и с силой захлопнул дверь так, что та едва не соскочила с петель. Во мне кипела обида на родителей за эту ссору, за пощёчину, от которой щека всё ещё горела, но вместе с тем мне было стыдно за произошедшее. Я понимала маму и отца: моё решение было действительно абсурдным, и будь у меня дочь-подросток, которой взбрело бы в голову подобное, я ни за что не позволила бы ей воплотить столь безумную идею в реальность. А мои родители в какой-то степени дали мне шанс. Я знала, что они боятся за меня, ведь жизнь — очень непредсказуемая штука. Пару лет назад, до роковой аварии, никто в нашей семье и представить не мог, что всё может в одночасье так круто и необратимо измениться. И теперь мне предстоит снова испытать судьбу, но в этот раз отступать некуда, и помощи ждать не от кого. Знакомые многоэтажки скоро остались позади, и я сбавила шаг, а через некоторое время, к моей радости, впереди наконец показалось здание железнодорожного вокзала. Я довольно быстро нашла расписание электричек до Москвы, но оказалось, что ближайшая только через три часа. Однако другого выхода у меня, похоже, не было, и я потащила чемодан, от тяжести которого уже начало ломить руку, к одной из лавочек в зале ожидания. Заняться было абсолютно нечем, а впереди маячили три бесконечно долгих часа, и чтобы хоть как-то отвлечься от безрадостных дум, которые, кажется, окончательно обосновались в моей голове, я полезла в чемодан за какой-нибудь книгой, благо, предусмотрительно прихватила с собой несколько художественных произведений. *** Я дочитывала очередную главу, когда наконец услышала долгожданное объявление: вслед за всем знакомой простенькой мелодией, которая обычно звучит на вокзалах, приятный женский голос сообщил, что нужная мне электричка вот-вот прибудет на платформу. Я торопливо убрала книгу, подхватила чемодан и поспешила к выходу из зала ожидания. На перроне яблоку негде было упасть, галдели люди, гремели колёса тележек. Меня то и дело пихали, задевали локтями, кто-то случайно едва не столкнул на рельсы, а пару раз прямо по моим ногам проехались колёса чьих-то тяжёлых чемоданов. Вдали показались серые с красной эмблемой бока электрички, шум вокзала тут же заглушили её пронзительные сигналы, и лично я почувствовала себя так, будто мне в уши засунули что-то острое, проткнув барабанные перепонки. Чертыхаясь, я кое-как пробралась к дверям и уже потянулась к ним, когда меня тотчас оттолкнули два каких-то шкафоподобных мужика, которым во что бы то ни стало требовалось зайти в поезд первыми. Я попятилась назад, но не удержала равновесие и, поскользнувшись, с размаху грохнулась спиной на собственный чемодан. Повезло, что не на рельсы, однако приятного было тоже мало. Вроде бы ничего не сломала, не потянула и не вывихнула, но мне пришлось полежать в такой весьма неудобной позе пару минут, прежде чем я смогла двигаться и кое-как встать на ноги. Электричка к тому времени уже закрыла двери и потихоньку двигалась. Вот чёрт. Стараясь не паниковать, я вернулась к кассам и поинтересовалась, когда будет следующий электропоезд, но получила ответ, что сегодня все электрички до Москвы, кроме только что ушедшей, отменены, и следующая придёт только завтра утром. Меня словно обухом ударили, и на секунду я растерялась — не ночевать же на вокзале, в самом деле… В каком-то оцепенении я медленно вышла из здания и села на холодные ступеньки. Домой вернуться я не могу, и здесь остаться тоже не вариант. И что делать? Мой взгляд, бесцельно блуждающий по весьма унылой картине ещё толком не проснувшегося города, упал на ряды автомобилей с шашечками, которых всегда много у вокзалов и аэропортов, и я буквально почувствовала, как возвращается ко мне потерянная было надежда. Я встала со ступени, взяла чемодан за боковую ручку и быстрым шагом направилась к ближайшей ко мне машине, водитель которой, увидев меня, уже опустил стекло. — До Москвы едете? — Еду, — из салона ощутимо пахнуло сигаретным дымом. Я поморщилась. — Сколько? — Пятьсот. — Поехали. — Я решительно дёрнула на себя дверцу и уселась на переднее сиденье, водитель вышел, чтобы убрать мой чемодан в багажник. Клацнул, защёлкиваясь, замок ремня безопасности. Я со вздохом откинулась на спинку кресла, подвигала плечами, согнула и разогнула руки, пытаясь хоть немного размять затёкшие мышцы. Таксист хлопнул дверцей, и автомобиль с гулом тронулся с места. В салоне было тепло, хотя и пахло куревом. Первые минут пятнадцать нашего пути мы с водителем провели в молчании, потом он, дымя сигаретой, как заправский паровоз, попробовал разговорить меня: — Значит, в Москву едешь? Я сдержанно кивнула. Терпеть не могу разговаривать с незнакомыми мне людьми. — А зачем? — Таксист крутанул руль, и автомобиль послушно свернул на нужную нам полосу. Я опустила голову и уставилась на свои покрасневшие руки, резко выделяющиеся на фоне чёрного шерстяного подола пальто. Рассказывать водителю про брата не хотелось. — Гостила у знакомых в Александрове, а теперь еду домой, — лихо соврала я и тут же уставилась в окно, показывая, что не имею желания разговаривать. Пейзаж снаружи постепенно менялся, оживлённые городские улицы уступили место полям, укрытым ровным белоснежным слоем снега, и рощам с деревьями, украсившими себя пушистыми снежными платками. Бессонная ночь давала о себе знать, мои глаза слипались, и в конце концов я, более-менее удобно устроив голову на натянутом ремне безопасности, позволила сну завладеть мной. Таксист разбудил меня, когда автомобиль уже стоял на оживлённой московской улице. Кое-как проснувшись и придя в себя, я вытащила кошелёк, протянула мужчине бордовую купюру, забрала из багажника свой чемодан и, зябко кутаясь в шарф и подняв повыше воротник пальто, зашагала вперёд по припорошенному снегом тротуару, лавируя в толпе идущих мне навстречу прохожих. В Москву пришёл настоящий суровый декабрь, было довольно холодно, в лицо хлестал пронизывающий ледяной ветер, швырявший навстречу пригоршни снежинок, острые грани которых, казалось, словно ножом царапали онемевшую кожу, а меня со сна ещё и бил озноб, не спасало даже тёплое зимнее пальто. В общем, впечатление от столицы было основательно попорчено. Промучившись некоторое время на морозе, я нашла в одном из зданий небольшое уютное кафе. Там было тепло и пахло выпечкой, отчего мой и без того ноющий от голода желудок взбунтовался окончательно и прямо-таки потребовал его накормить. С усилием втащив объёмный чемодан в заведение, я устроилась за одним из столиков и купила себе кофе и два пирожка. Картонный стаканчик обжигал озябшие руки, пар приятно обдавал теплом замёрзшее лицо. Я выбрала себе столик у панорамного окна, выходящего на многолюдную улицу, и теперь с удовольствием наблюдала за кипящей снаружи жизнью. Мимо кафе проезжали автомобили и проходили люди, мигали яркие вывески магазинов напротив, мерцали новогодние гирлянды в окнах, а вдалеке над крышами домов виднелись подёрнутые синей дымкой верхушки башен Кремля, среди которых я различила и Спасскую. Снег продолжал идти, но уже не так заметно, не сплошной стеной, а мелкой россыпью, похожей даже не на снежные хлопья, а на микроскопические блёстки. Здесь, в столице, приближение праздника было намного ощутимее, и вопреки всему, с чем мне пришлось столкнуться за последние несколько месяцев, я впервые за долгое время почувствовала себя счастливой. Когда с завтраком было покончено, я с сожалением снова взялась за ручку чемодана и вышла из тёплого уютного кафе на улицу, под ветер и мороз. Как бы я ни любила Москву, остаться здесь невозможно, моя цель всё ещё очень далеко, и нужно торопиться, время идёт. Я вышла к дороге и стала голосовать в надежде поймать попутку, однако лимит везения на сегодня, похоже, оказался исчерпан, стоять пришлось долго. Я уже успела снова продрогнуть до костей, прежде чем водитель видавших виды «жигулей» сжалился надо мной и остановился. — Куда едете? — В Зеленоград. — Подбросите? — Садись. Я кое-как с чемоданом забралась на заднее сиденье, и машина тронулась с места. Водитель оказался совсем молодым парнем, на вид лет двадцати пяти. На пассажирском сидении расположилась девушка примерно того же возраста, на её руке я заметила кольцо, а приглядевшись, увидела, что и у водителя на безымянном пальце такое же. Супруги, значит. Девушка то и дело посматривала на меня с каким-то подозрением, думая, видимо, что я этого не замечаю, однако мне было всё равно, к тому же я уже привыкла к подобным взглядам — внимание людей притягивает мой шрам, прохожие на улицах частенько бесцеремонно на него пялятся, а дети в транспорте интересуются у меня, что это такое, или громко спрашивают у родителей: «Мам, а что у девочки с лицом?». Я уже смирилась, что это будет меня преследовать всю жизнь, так что пришлось привыкать. Я порылась в сумке и через несколько минут наконец вытащила из царящего внутри бардака плеер и наушники. Мои уши, уже изрядно уставшие от шума и грохота, неотъемлемых спутников путешествий на машине, наконец смогли расслабиться, когда их наполнило звучание одной из моих любимых песен: Я был так далеко от дома, Я сам сделал этот выбор, Потеряв надежду на что-либо И контроль над самим собой… Я поймала себя на мысли, что снова вспомнила Антона. Мне казалось, что это сам брат разговаривает со мной с помощью песни, настолько крепко связались для меня эти слова с его образом. Ощущение, что её написали про него. Мысли переплетались с музыкой, и перед глазами снова вставали воспоминания: от совсем ранних, когда та роковая авария ещё не случилась, до последних из тех, где мы с Антоном ещё были вместе — двухмесячной давности. Я с ужасом осознала, что начинаю забывать, как выглядит брат — общая картинка ещё кое-как сохранилась в памяти, но отдельные детали словно размыты. Наконец, всё в моих руках, Последний пункт в моём списке — Никогда не оборачиваться назад. Я не позволю своей жизни пройти мимо меня. Со вздохом закрываю глаза и понимаю, что в мире стало на одного отчаявшегося человека больше. И этот человек — я.