Кровь на снегу

Королева Севера была самой завидной невестой во всем Вестеросе и даже за его пределами. По миру разносились песни о ее величественной красоте, сокрытой в пламени волос, в океанах больших глаз, повидавших слишком многое, в бледности молочной кожи, белой, словно сам снег, в изяществе рук и стройности стана. Ее называли Красной Волчицей, чарующей и манящей, но в то же время холодной и недоступной. Дело, конечно, было отнюдь не в красоте Сансы, это было, скорее, приятным дополнением к чему-то большему. К власти на Севере, простирующемуся на тысячи тысяч лиг. Женихи, от Севера до Дорна, от Дорна до Вольных Городов, пели ей одни и те же песни: о ее красоте, силе и мудрости. Санса была достаточно умной и наученной жизненным опытом, чтобы распознать неприкрытую, откровенную и вульгарную лесть. Будь она даже самой уродливой женщиной во всем мире, корона сделала бы ее в сотни раз привлекательнее в глазах желающих жениться на ней. Не на Сансе Старк, но на Королеве Севера. Конечно, были и те, кто был искренне поражен и очарован ею, кто грезил об одной ее улыбке и взгляде, но и они мало интересовали Сансу. Она закрылась в себе, покрылась льдом и сталью, которые не давали никому и шанса, чтобы пробраться к ней под кожу. Кожу, испещренную шрамами, длинными и уродливыми. На ней остались лишь шрамы от ножа, но Санса и через год, через пять и через десять, могла сказать, где именно были синяки, следы зубов и ногтей, а где жег огонь. Сансе казалось, что она все еще видела их, и это было невыносимо. Она не вспоминала того, кто сделал это с ней, не вспоминала его имени и даже научилась притворяться, что не помнила его лица, притворяться, что он не снится ей в редких оцепенелых кошмарах, с хищной ухмылкой на отвратительном лице, не скрытой за лживой учтивостью и заботой. Она научилась скрывать, что ее в холод бросает от любого прикосновения. Но от себя ей не скрыться. Она не хотела быть женой снова. В ней по-прежнему жил леденящий душу страх, фантомной болью отзывающийся во всем теле. Королева Севера осознавала важность сильного политического союза, всю пользу, которую можно из него извлечь, она также понимала, что ее королевство нуждалось в наследнике. Бледная тень прежней Сансы Старк покрывалась холодным потом от одной лишь мысли, что ей снова придется лечь рядом с мужчиной. Она бы не позволила мужу быть кем-то большим, чем просто консортом, но она и понятия не имела, что могло случиться, когда дело дойдет до их супружеского ложа. Санса могла бы все отдать, лишь бы избежать этого: замужества, попыток зачать, рождения ребенка. И боли, бесконечной, нескончаемой боли, которая стала частью Сансы. Некоторые страхи не исчезают. Даже по прошествии долгого времени. Есть вещи, которые забыть невозможно, как бы сильно ты ни старался это сделать. Санса не вышла замуж вновь. Она сомневалась, что это вообще когда-то случится. Казалось, Санса погрязла в собственном одиночестве, в печали, спряталась в своей ледяной пещере под названием Винтерфелл, но это был ее дом. Пока Санса оставалась здесь, она была готова мириться с одиночеством. Тем более, что был человек, который помогал ей его скрашивать. — У меня была подруга, — начала Санса свой рассказ, не уверенная даже, хотел ли Джон его слушать. Но он промолчал. Казалось, он правда слушал ее, хоть и по-прежнему смотрел в камин. Взгляд Сансы тоже был направлен в огонь. Она вспомнила Виллу, младшую из детей лорда Кондона, главы одного из малых домов Севера. Вилла была особенной. По крайней мере, так казалось Сансе. Она напоминала ей о детстве, о беспечных временах, о разговорах ни о чем с Джейни Пуль, о смехе и лете. Вилла была легкой в общении, а ее обаянию можно было позавидовать. Порой она напоминала Сансе о Маргери. Пусть они и не были близкими подругами, но воспоминания о ней были единственными приятными воспоминаниями из сохранившихся о Королевской Гавани. А во время одной из редких конных прогулок Санса и вовсе заметила в ней схожесть с сестрой, когда Вилла заявила, что такое времяпровождение всегда было ей по душе. Ее присутствие заставляло Сансу забыть о гнетущем одиночестве и о тяжести короны, что она носила. Ненадолго, потому что эти чувства всегда возвращались к Сансе, но она была рада и этому. Она сделала еще один глоток вина и обнаружила, что ее кубок опустел. Наполнив его почти до самых краев, Санса сжала его тонкими пальцами. Без колец, которые она обычно носила, они выглядели даже почти костлявыми. Санса надеялась, что вино поможет ей спокойно рассказать обо всем, без риска заплакать прямо перед Джоном. — Вилла была моложе меня. Ей было шестнадцать, когда она прибыла в Винтерфелл. Она... Помогла мне справиться с некоторыми сложными для меня моментами, — Санса не знала, понял ли Джон, что именно прощание со всей своей семьей далось ей так тяжело, она не смотрела на него, но что-то внутри подсказывало ей, что он знал. Что он прекрасно понимал ее. Может, он тоже это чувствовал. — Я... На протяжении нескольких лет я получала столько предложений руки и сердца, что и сосчитать сложно. Даже при всем желании я не смогла бы это сделать. Стремящихся стать моим мужем и, что еще важнее, королем, было так много, что я могла и вовсе забыть их имена. Они присылали письма, но нередко претенденты даже преодолевали расстояние в несколько тысяч лиг, чтобы лично просить моей руки. Так поступил и младщий брат принца Дорна. Никогда не забуду, как он жаловался на холодную северную весну, — на секунду Сансе показалось, что она услышала тихий и хриплый смешок. По ее коже снова пробежались толпы мурашек. Она была бы рада, если бы смогла вызвать у Джона улыбку, даже едва заметную. Ее губы вновь коснулись кубка, а через мгновение она почувствовала тепло, спускающееся вниз по горлу, разливающееся у нее в груди. Возможно, Санса и правда стала слишком много пить, но сейчас она не думала об этом. Она вообще старалась не думать. — Я отказала ему, как отказывала всем до и после него. Однако же... Вилла рассказала мне о том, что у нее завязался роман с одним из дорнийцев, сопровождающих несостоявшегося жениха. А еще через три месяца... Она призналась мне, что ждет ребенка, — пальцы Сансы невольно сжались вокруг кубка, еще сильнее, костяшки побелели, и она судорожно вздохнула, закрывая глаза. — Вилла хотела избавиться от него, но было слишком поздно для того, чтобы пить лунный чай. Она сама узнала о своем положении слишком поздно, чтобы сделать хоть что-то. Вилла решила сохранить это в тайне, а после отдать ребенка в сиротский приют или еще куда-нибудь. Ей было все равно. Она не хотела, чтобы хоть кто-то узнал об этом, и я помогла ей сохранить эту тайну. Вилла надеялась покончить с этим и забыть, как страшный сон. Оказалось, что у богов были свои планы. Она... Она умерла на родильном ложе. Потеряла слишком много крови, и мейстер не смог спасти ее. Санса замолчала, стараясь подобрать слова. Перед ее глазами встало бледное лицо Виллы, обескровленные губы, мокрые светло-русые волосы, которые липли к такому же мокрому лбу. Санса вспомнила, как она сжимала ее холодеющую руку и кричала на мейстера Волкана, чтобы тот сделал хоть что-то, но не позволил ее единственному другу умереть. А еще Санса вспомнила, как в один момент голубые глаза Виллы, всегда такие теплые и радостные, стали холодными и безжизненными. — Я думала поступить так, как Вилла и хотела. Но когда я увидела ее сына, я... Я приказала позвать кормилицу. Я сама стала приходить к нему каждый день, брала на руки и пела колыбельные, оправдываясь перед собой же тем, что он еще слаб, что еще один день, и я отдам его, но... — на губах Сансы появилась слабая, но счастливая улыбка. — В конце концов я приняла решение воспитать его, как своего сына. Я назвала его Эддардом и дала фамилию Старк. Санса повернулась к Джону и обнаружила, что он смотрел на нее. Его взгляд был удивленным, и в то же время в нем читалось что-то, чего Санса не могла понять или угадать. Ей казалось, что в этот момент стук ее сердца заглушал все, даже потрескивания поленьев в камине и дуновений ветра за окном. — Ты действительно нарекла чужого ребенка Старком? — голос Джона звучал странно, будто он не мог поверить в это. Быть может, подумала Санса, он вспомнил о Кейтилин, о том, что сам он носил фамилию Сноу. Но в голосе его не было непонимания или зависти. Пожалуй, он звучал даже мягко. — Пусть я и не родила его, но он мой сын. Я помню, как относились к тебе. Я сама... Вела себя отвратительно. И все это лишь из-за фамилии Сноу. Я не могла позволить, чтобы так относились к моему сыну. Я не хочу, чтобы так относились хоть к кому-то, — тихо призналась Санса, пожимая плечами. Сейчас, когда это напряжение немного спало, Санса буквально ощущала, что ей стало легче дышать. Джон кивнул, и на секунду Сансе почудилось, что его губы тронула улыбка. На какое-то время в покоях опять повисла тишина, но теперь она не была неловкой. Каждый из них будто бы что-то обдумывал, но так и не решался сказать первым. — Расскажешь мне о Неде? — Джон первым нарушил это молчание, задав этот вопрос. Он удивил Сансу, и на секунду, только на секунду, она почувствовала себя дома. Старк кивнула. И пусть к горлу подступал ком, она была рада поговорить о сыне. — Он... Он напоминает мне маленьких Робба и Арью, — в глазах Сансы заблестели слезы, но на губах ее как и раньше была улыбка. Мягкая, нежная и ласковая улыбка, которую она дарила исключительно Неду. Она давно так не улыбалась. — Он любит игры с деревянным мечом, стрелять из лука и бегать, как неугомонный. Я много рассказывала ему об отце и маме, о Роббе, Бране и Риконе. Об Арье. И о тебе. Он очень хотел познакомиться с тобой и просил написать тебе письмо, пригласить на его шестой день рождения. Нед надеялся, что дядя Джон расскажет ему про Дозор и научит паре секретных приемов. Очевидно, ты не прочитал его, но это, наверное, к лучшему, — Санса поджала губы, отворачиваясь и смаргивая слезы. — Почему? — осторожно поинтересовался Джон. — За два месяца до дня рождения Нед заболел. Лихорадка забрала его у меня. Я... — Санса тихо всхлипнула, качая головой. Не стоило ей начинать этот разговор. Не стоило ворошить воспоминания о том, что она так сильно старалась забыть. — Прошло уже два года, а я все не могу поверить, что его нет. Нед был т-таким... — Санса уже не пыталась остановить слез. Не пыталась скрыть свою слабость. Джон все равно не мог видеть ее лица. — Прости, п-просто... Лучше уйди. Сразу же Санса услышала, как отодвигается стул Джона и звук его шагов. Она ожидала услышать скрип открывающейся двери, но его не последовало. Джон подошел к ней, и Санса почувствовала, как его рука касается ее. Она была холодной и шершавой, грубой и большой, но сжимала осторожно и немного неловко. Сноу опустился на корточки рядом с ней и взглянул ей в глаза. — Мне жаль, что это случилось, — он буквально прошептал это, не убирая своей руки. Он все еще смотрел на Сансу. Она чувствовала исходящий от него запах выпивки, холода и едва уловимый аромат крови. Сансе захотелось упасть в его объятия, как тогда, двенадцать лет назад, но сейчас ей было достаточно и того, что он держал ее за руку. Ей было достаточно того, что Джон остался с ней, пусть это и можно было назвать прощанием. — Ты нужен мне, Джон, — хрипло, жалобно, умоляюще. Санса испытывала жалость и отвращение к себе, но не могла ничего с собой поделать. Она была готова упасть на колени. — Нужен. Я не смогу одна. Санса сжала его руку, будто боялась, что он тут же отпустит ее, встанет и уйдет, но Джон этого не сделал. Впервые за все эти дни он не вел себя с ней, как с чужой. Впервые Сансе казалось, что он ее не ненавидел. — Прошу, — Санса почти не слышала себя, она потерялась во всхлипываниях, слезах и боли. — Возвращайся домой. Ты все, что у меня есть. Взгляд Джона встретился с ее. Санса ослабила хватку, давая ему возможность уйти. Она знала, что не сможет удержать его, даже если захочет. Но Джон, к удивлению Сансы, не отпустил ее, а лишь сильнее сжал свою руку и кивнул. — Я вернусь в Винтерфелл, — Санса была готова поклясться, что ей послышалось. Игра воображения и нежелание признавать простейшую из истин: она осталась одна, и тут уже ничего не попишешь. Но ей не послышалось. И Санса убедилась в этом. — Я вернусь домой вместе с тобой.