Кровь на снегу

Когда-то Сансе казалось, что одного только присутствия Джона будет достаточно, чтобы ей было спокойно, но она не думала о счастье. Оно теперь казалось не более, чем красивой мечтой из прошлого. Безнадежная мечта о счастье, вкус которого Санса почти распробовала в тот момент, когда увидела Джона во дворе Черного Замка, когда он обнял ее, позволив на мгновение вспомнить, как чувствуется дом; момент, когда они вернули себе дом, разрушенный, оскверненный, опустевший, холодный и обескровленный — как и они сами. Вернули его для Арьи и для Брана. Для их семьи. Они вдохнули в него жизнь, сделали все для того, чтобы Винтерфелл снова стал их домом — теплым, уютным и безопасным. Сансе казалось, что она была счастлива. Несмотря на трудности и надвигающиеся катастрофы, она была счастлива. Счастье это было недолгим, но, может, оттого и ценнее были воспоминания о тех днях. Тем драгоценнее была каждая минута, которую она смогла провести со своей семьей. О том, что еще смогло подарить ей счастье, Санса старалась не думать. Как бы то ни было, покой она обрести не смогла. Джон был рядом. Все это время Джон был рядом, но вместе с тем он был чудовищно далеко. Он был учтив, вежлив, он не избегал Сансу, не играл в прятки и другие глупые игры. Джон обедал и ужинал вместе с ней, справлялся о ее комфорте и тепле, но все это — не более чем формальность. Санса была Королевой, и Лорду командующему полагалось обращаться с ней надлежащим образом. Он был учтив и он был рядом. Но Джон был холоден. Он казался Сансе незнакомцем. Чужаком с лицом и голосом ее брата. От этого ей становилось лишь тяжелее и тревожнее. На исходе своего третьего дня в Черном Замке Санса подумала, что это была плохая идея. Безрассудная, глупая, обреченная на провал затея, не сулящая ничего, кроме разочарования, сожаления и боли утраты родного человека. Санса поступила безответственно, оставляя Винтерфелл, повинуясь каким-то эгоистичным, детским прихотям. Это был поступок, недостойный Королевы. Но как сестра... Санса считала его правильным. Она не могла позволять Джону и дальше гнить в этом чужом и ужасном месте, нести наказание за поступок, который и преступлением нельзя было назвать. Теперь же Санса сомневалась в правильности своего решения. Быть может, ей и правда не стоило приезжать на Стену. Не стоило лелеять мысль о том, что Джон простил ее, что сможет принять ее, что он сможет вернуться домой, не оглядываясь назад, что он сможет... Санса закрыла глаза, судорожно вздыхая и крепче сжимая в тонких, ледяных пальцах почти опустевший кубок с вином. Несмотря на тепло огня из камина, несмотря на согревающее вино, ей все еще было зябко и некомфортно. Рассматривая извивающиеся языки пламени и прислушиваясь к тихому потрескиванию полен и завыванию вьюги за окном, Санса думала о том, что скоро ей придется вернуться домой. Она и так пробыла здесь слишком долго, непозволительно долго для Королевы Севера. Непозволительно долго для Старк, чье место было в Винтерфелле. Санса старалась прогнать ненужные мысли из головы. Она не могла терзать душу жалостью к самой себе, не могла позволить себе снова плакать, подобно маленькой беспомощной девочке. Она справлялась хорошо, но с каждым новым кубком вина становилось все сложнее держать себя в руках. Все сложнее было оставаться спокойной, сдержанной и равнодушной, когда хотелось только плакать, когда чувств было так много, что впору бы захлебнуться в них и пойти на самое дно. Она всегда боялась утонуть. Санса внезапно вспомнила, как однажды разбила зеркало в своих покоях в Винтерфелле. Мельком заглянув в него, она увидела не себя, но и на мать ее отражение было совсем не похоже. Она увидела Серсею Ланнистер, которая усмехалась, как будто знала, что чувствует Санса, о чем она думает и чего она по-настоящему желает. Она ухмылялась, и эту ухмылку Санса помнила с детства, она снилась ей в кошмарах, и Санса боялась, что однажды и она так ухмыльнется. Ее губы были красными от выпитого вина или чужой крови, а изумруды глаз недобро блестели в темноте, заставляя Сансу оцепенеть на мгновение, застыть на месте, почувствовать себя ничтожной и беспомощной голубкой с подрезанными крылышками. Санса помнила, как бросила кубок, проливая вино и разбивая зеркало на десятки маленьких и острых осколков. Она не позвала слуг убрать их, а занялась этим сама. Кажется, она изрезала пальцы, а может, просто испачкала в вине. Санса не знала. Тогда это мало ее волновало. Подняв самый большой осколок и взглянув в него немного испугано, Санса увидела свое лицо. Ее губы были красными от вина, а глаза блестели от непролитых слез. Слез страха, ненависти. Только вот Санса так и не смогла понять, кого именно она ненавидела. Проведя рукой по щеке, Старк вытерла одинокую слезинку, закрыла глаза и сделала глубокий вдох, стараясь дышать спокойно и размеренно. Она уедет. Вернется домой и наконец поймет, что ненавидит себя. За слабость, глупые надежды, за то, что она не смогла, не сумела сделать. И за то, что она сделала. Ей не следовало приезжать. Стук в дубовую дверь, глухой и короткий, вытащил Сансу из ее мыслей, заставил забыть на мгновение все свои чувства и переживания, забыть про вино и камин. Она едва вздрогнула от неожиданности, переводя свой взгляд на дверь. — Войдите, — сказала Старк тихо, вновь прикладываясь к кубку и возвращая свое внимание к огню. Она услышала, как заскрипела тяжелая дверь, слышала дыхание вошедшего, но поворачиваться не решалась, потому что знала, кто это. — Вы не пришли к ужину, Ваше Величество, — Сансе хотелось рассмеяться. Голос Джона звучал тихо, немногим громче потрескиваний камина. Санса не знала, зачем Джон пришел. Не хотела знать. Она понимала, что ей придется узнать, но не сейчас. Еще немного. Ясно было одно: навряд ли он и правда заботился о том, не голодала ли его сестра. «Ваше Величество... Я не его королева», — подумала Санса, криво ухмыльнувшись. Это было до безобразия, до слез смешно и невообразимо. Глупый, глупый Джон. — Я не голодна, — сказала она тихо, все еще не глядя на Джона. Она знала, что и он не смотрел на нее. Пялился в стену или же вглядывался в пламя. Вспоминал, как его ненаглядная превратила целый город в пепелище? Эта мысль показалась Сансе смешной и неуместной. — Это все, чего ты хотел? — у нее не было сил играть в эти игры. Не было сил терпеть это молчаливое напряжение, сжимающее руки у нее на горле и не дающее дышать. Еще немного, казалось ей, и она задохнется. — Я хотел узнать, когда вы... — Джон затих, и Санса посмотрела на него, вымученно и грустно улыбнувшись. Теперь он тоже смотрел на нее, хмурый, как будто злой и недовольный. Между его бровей залегла морщина. Санса вспомнила, как однажды провела по ней пальцем, и Джон улыбнулся ей, спросив, что она делает. Тогда он улыбнулся по-настоящему. И смотрел на нее совсем не так, как смотрел сейчас. Тогда она была всем, что у него было, как и он — у нее. Санса помнила это. А может, это был всего лишь сон. Нынче было сложно поверить, что Джон мог смотреть на нее иначе. Сложно было поверить, что когда-то он любил свою сестру всем сердцем и намного больше, а не презирал до такой степени, что не мог даже взглянуть на нее. — Не волнуйся, Джон, я завтра же уеду. Возьму своих людей и вернусь в Винтерфелл, — Санса буквально ощущала эту горечь, ощущала тяжесть этих слов, давящих на нее, как что-то непомерно большое. — Ты больше не увидишь меня, я обещаю. Джон кивнул, и Старк знала, что он не поверил. Навряд ли он поверит ей снова. «Это не моя вина. В этом нет моей вины. Я сделала то, что должно. Я поступила правильно. Это не моя вина», — твердила она себе снова и снова, как молитву перед сном. — Тогда не буду вам мешать, Ваша Светлость — проговорил Джон, сжимая ручку двери. Он уходил. Он снова уходил, и Санса знала, что это был последний раз. Она тихо позвала его, сдаваясь. — Останься. Выпей со мной, — попросила она тихо, кусая искусанную губу. Казалось, еще вот-вот, и она прокусит ее, и снова будет пить свою же кровь. — Пожалуйста. Санса чувствовала себя глупой. Непомерно глупой и жалкой, потому что Джон уйдет. Потому что она снова останется один на один со своими мыслями. Потому что больше никто не придет. Но Джон не ушел. Глубоко вздохнув, он закрыл дверь и поставил еще один стул у камина. Санса смотрела на него, скрывая удивление и сдерживая внутреннее желание поблагодарить его. Если она закроет глаза, то сможет представить, что ничего не происходило, что они в Винтерфелле, молоды и счастливы. Что они все еще семья. Но ничего уже не вернуть. Как и сказал Джон. Санса протянула ему мех с вином, и исподтишка, как воровка, как преступница, наблюдала за тем, как Джон припал к нему, делая глоток за глотком. Она подумала, что он, должно быть, не пил хорошего вина с тех пор, как оказался здесь снова. Ей стало так противно от самой себя, и Санса отвернулась, опять вперившись взглядом в камин. Огонь отражался в ее глазах, но она не видела его. На ее веках отпечатался образ ее брата. Он будет преследовать ее, когда Королева Севера вернется домой. Она не была против. Санса первая нарушила тишину спустя целую вечность молчания. Свой собственный голос показался ей чужим, незнакомым. Хотелось вцепиться ногтями в горло и вырвать его, бросить в камин тлеть вместе с углями, чтобы не слышать вновь. Не слышать, не вспоминать, никогда не произносить этого вновь. — Я бы хотела познакомить тебя с Недом, — эта мысль долго крутилась в ее голове. Когда-то она казалось сладкой мечтой, которая могла бы стать явью, теперь же она больше походила на насмешку. — С Недом? — переспросил Джон хрипло, взглянув на нее. Он все понимал, скорее всего понимал, но Санса не знала этого наверняка. — Ты бы понравился ему, — ее губ коснулась нежная улыбка, слабая, измученная. Сансе стоило бы замолчать, чтобы не ворошить этих ран, но было слишком поздно: они не переставали кровоточить. — Ты бы очень понравился своему племяннику. Джон улыбнулся. Искренне улыбнулся, и Санса так долго смотрела на эту улыбку, едва заметную, но настоящую, что у нее заслезились глаза. Джон видел эти слезы. Раньше он поцеловал бы ее в лоб, стирая соленую влагу с щек, уголки его губ дрогнули бы. Но сейчас он отвернулся.