Академия сверхъестественных существ

— Если я тебе столь противна, зачем держать рядом? Тело сотрясалось от холода и пережитого ужаса, но вместо того, чтобы отстраниться, я теснее жалась к нему, стараясь впитать живительное тепло. — Любовь, ненависть. Какая разница что за чувство связывает с тобой? — Для меня есть. «Не хочу быть алой тряпкой на корриде. Единственной, что вызывает трепет в сердце разъяренного быка». Мы ютились на маленьком пятачке отмели, высоко возвышающейся над темной бездной и слушали рваное дыхание друг друга. Инстинкт самосохранения призывал бежать как можно дальше, спрятаться за тридевять земель, но пальцы лишь отчаяннее цеплялись за юношу, боясь отпустить. Почему? Ведь так легко разжать их одним за одним и остаться на свободе. — Катия? — сквозь бешеный грохот в ушах пробилось ко мне собственное имя произнесенное хрипловатым шепотом. Сколько раз я слышала его, когда крик ужаса вырывался из груди, стирая грань между реальностью и сновидением. Неизменный голос, обволакивающий нежностью, был единственной соломинкой, которая удерживала меня в мире живых, не давая захлебнуться отчаянием. — Что? — ненавижу себя за слабость к нему, за противостояние. За то, что мгла, живущая в нем, привлекает, опаляя душу чернотой. — Куда-то собралась? «Как догадался? — вскинулась я». — Это место славиться утопленниками, — из-под мокрых прядей, спадающих на лицо, на меня смотрели спокойные и холодные глаза. — Даже зверьё обходит его стороной. — Хочешь сказать, что спас меня? — попытка высвободиться привела к тому, что хватка лишь усилилась. — Да от твоей помощи сдохнуть можно. Только идиот поставит купальню в самом опасном месте. — Сильное течение не только убивает, затягивая жертву на дно, — ладонь осторожно спустилась по спине к пояснице, обрисовывая пальцами позвонки. — Оно чистит это место, не давая хищникам облюбовать берег. Вверх-вниз, вверх-вниз скользила рука, вдавливаясь кончиками ногтей в отяжелевшую ткань: — Можешь попробовать сбежать, но вряд ли у тебя получиться. — Ты мне обещал, — горло сжалось, с трудом пропуская слова. Эта фраза, брошенная внезапно, имела совсем другой смысл. — Или это очередная ложь? — Когда я тебе врал? — настроение Рая имело удивительную способность менять выражение лица, сбивая с толку собеседника. И никогда нельзя было предугадать, когда невинность обернется безумием, а смятение и горечь полыхнуть едва сдерживаемой яростью, которая прямо сейчас сочилась наружу через сверкающие очи. — Все время, — в венах закипала кровь, а от давления в стиснутых зубах пульсировало в висках. — Я тебя защищу, — передразнила я принца, — А сам-то… Да на лютых врагов смотрят так же, как ты на нас.— заглушенные эмоции бурлили внутри стремительным водоворотом. — Хочешь поднять свой статус за счет редких артефактов? Думаешь из-за кучки людей тебя полюбит народ? Или хочешь каждому воздать по способностям? Уже решил кому что достанется или до сих пор не в силах определиться, как лучше доставить домой такую диковинку, одним куском мяса или живыми рабами? Кисть закрыла рот, заставляя замолчать, дрожа то ли от ледяной воды, то ли от гнева. — Я не ребенок, чтобы верить сказкам. И не жажду обрести вечность, гоняясь за бессмертием, — уголки губ дрогнули и поднялись в верх в легкой полуулыбке, от которой похолодело сердце. — Но если для того, чтобы ты стала моей, нужно поглотить тело, я сделаю это. — Убьешь? — Сожру. Кусок за куском, плоть, кости, душу. Ведь тогда ты останешься навсегда со мной, — он произносит это откровение бесстрашно, совершенно не задумываясь о том, как чудовищно звучит его обещание. — Это сумасшествие, — мысли смешались и пронизывающая стужа лизнула кожу, расходясь мурашками в стороны. « Никто в здравом уме не скажет… Нет, даже не подумает такого».  — У меня не безграничное терпение, — колючий взор впился в меня, царапая сердце, не давая возможности сбежать, отвернувшись. — Боюсь, что однажды, не выдержу твоего сопротивления и уничтожу. Я хочу тебя живой, но ежели твоя ненависть будет препятствием, то и мертвая не сбежишь от меня. — Но я не желаю! — Это ничего не меняет! — черты красивого лица исказились, уступив место хищнику, который бушевал внутри. — Пока я жив, ты никогда не переступишь границу моего мира, — протестующе рыкнув, Рай ощерился, хмуро сдвинув брови к переносице. — Я просто не смогу тебя отпустить. — А как же, — голос резко сорвался, потонув в судорожном выдохе. «Врал. Все это время он врал, забавляясь моими чувствами, зная наверняка, что домой я не вернусь. Вот почему так легко обещал, давая надежду». — Катия, — промозглый холод опустился на щеку и пополз вслед за кончиками пальцев. — Ты плачешь? «Молчи! — встрепенулся внезапно в голове голос, пытаясь не дать сорваться с губ опрометчивым словам». — Ненавижу, — злоба разрывала сердце на части, исторгаясь в мир страшным, глухим шепотом, который был в сотни раз мучительнее крика. Чужая ладонь замерла над подрагивающим горлом, то выпуская, то вытягивая когти. Без малейшего сочувствия он созерцал мою агонию, наслаждаясь произведенным эффектом. — Я сбегу, — собственное дыхание участилось, пытаясь многократными вдохами остановить кружащийся перед глазами мир. Отомстить резкими словами за то, что единственный оплот спасения, не дающий впасть в уныние, пошел трещинами. — Или умру. Ногти резко впились в мягкую плоть, стараясь разорвать душащие оковы. И отчаяние, обернувшись электрическим током, тонкими иглами вонзилось там, где пальцы соприкоснулись с его кожей, заставляя содрогнуться тело. Шаг назад, когда руки принца разжались, инстинктивный. Пытаясь оказаться как можно дальше от него, я лишилась опоры и набежавшая волна, толкнув в грудь, увлекла за собой. — Не позволю, — обдирая кожу о каменистую отмель, стопы соскользнули вниз. — Я заставлю тебя жить. — Как? Посадишь на цепь? — вырвался в ответ нервный смешок из моего горла. — А если я не хочу? Мое спасение снова заслуга кронпринца. Ведь та соломинка, о которой мечтает утопающий, его ладонь. Именно она давит на запястье, боясь не сломать кость, а отпустить. «Почему…? — мышцы живота свело судорогой, когда отрывистое хихиканье набрало силу, превращаясь в цунами, которое невозможно остановить. — Почему я никак не могу возненавидеть его? Что для этого нужно сделать? Сколько боли испытать?» — Пожалуйста, — слезы скапливаются в уголках глаз, скатываясь вниз одинокими каплями.— Я не хочу быть твоей игрушкой. — Ты ею и не будешь, — густые брови льнули к переносице, бороздя лоб складками. — Но не проси тебя освободить. — Никогда? — и снова эти тиски, эта обжигающая клетка. Ее нельзя покинуть не опалив крылья, но и сидеть, сдавшись на милость, ожидая, когда пламя утихнет, равносильно смерти. — Ни за что, — дрожь в надломленном голосе выдавала безумную взвинченность. — Просто смирись. И я, истерически хохоча, осыпая ударами свою темницу, зарыдала, смешивая ледяные капли воды с теплыми солоноватыми ручейками, которые породило мое бессилие. Не знаю, как долго продолжались заунывные стенания, пару минут иль больше часа. Время просто сжалилось над несчастной девчонкой, дав возможность спрятаться за опущенными ресницами. Скрыться, чтобы отвлечься, ожидая, когда схлынет волна безысходности, надеясь, что неистовый плачь опустошит сознание, выжав все эмоции до дна. Я так хотела перестать чувствовать, обратиться в статую, которую не волнует внешний мир, но это означало смириться с той участью, что уготовил мне принц. Разве это возможно вот так, без борьбы, уступить? — Нет, — сердце с силой сотрясло грудную клетку, громкими ударами возвещая о том, что пока жизнь течет по венам бурным потоком, сдаваться рано. Нужно продолжать бороться, не оставляя попыток, не слушая причитания тревожных мыслей, наполненных скорбью. Тук, тук, тук. Пусть горько, пусть непереносимо, но справиться необходимо. Ведь выход есть всегда. Даже если кажется, что он иллюзорен, что не можешь найти. Как-никак вера, хоть и ложная, сумеет озарить беспросветную тьму северным сиянием и дать силы для того, чтобы, отвернувшись от зияющей пропасти, сделать шаг вперед по новому пути. — Можешь меня отпустить, — я старалась придать голосу уверенность, но вместо четких фраз с губ слетел лишь едва слышимый шепот. — Я успокоилась. И это было правдой. Нахлынувшие эмоции быстро перегорели, излившись наружу яростным плачем, и теперь усталость сковала душу. — Рай? — холод постепенно охватывал тело, оттягивая промокшее сукно вниз, которое складками упиралось то в грудь, то в подмышку, облепляя словно вторая кожа. — Так и будешь стоять здесь, со мной? — его бездействие пугало.Тонкая грань между нами казалось перестала существовать. — А как ты хочешь? — прошелестело рядом и испугавшись прозвучавшей хрипоты, я тут же вскинула голову, сразу пожалев об этом. Темнота не пощадила радужку, утопив под собой теплый огонь и оставив на поверхности лишь вязкую смолу, утягивающую на глубину. — Если скажу уходи, послушаешь? — Нет, — желваки напряглись, придав мягким чертам не бывалую жесткость, а взгляд заметался по купальне неохотно возвращаясь ко мне. — Смысл тогда спрашивать, — как разорвать это странное притяжение, что связывает нас? Мы словно спутник и планета кружимся вокруг друг друга, не в силах разойтись, вечно далекие, но неразделимые. — Если от моего ответа ничего не зависит. — Одиночество не для этого место, — капля воды проехалась по его переносице и упала во впадинку под горлом, замерев на несколько секунд. — Почему? — пакостница продолжила свой путь, чертя мокрые дорожки по груди, и безумное желание прикоснуться к ней ослепило разум. — Слишком опасно, — пальцы потянулись к ней, желая оборвать стремительное движение и поглотить манящие переливы цветов.— Даже сети не смогут защитить от мелких тварей, если они учуют твой запах. — Запах, а что с ним не так? Рука дернулась и тело застыло в напряжении. Я, конечно, знала, что благоухаю сейчас не как роза, но… — Соблазнителен, — кончик носа уткнулся в мою шею и воздух с шумом проник внутрь Рая, когда его грудь приподнялась. — Аромат человека чужд этому миру и потому привлекателен. Вряд ли есть тот, кто сможет устоять от возможности прикоснуться к его источнику. — мокрый хвост змеей скользнул по ноге, игриво потираясь шерстинками, и замер у края рубахи. — Даже одна маленькая царапина. Здесь, в воде, может стать пристанищем для нэнге. Они страшнее любых чудовищ, потому что слишком малы, чтобы быть заметными и чрезвычайно опасны, — кисть кронпринца покинула поясницу, направляясь вверх.  — Очень сложно спасти того, кого нэнге выбрали для своего дома. — фаланга пальца обводила позвонки, надавливая на каждый выступ будто на ступени лестницы, и взбиралась все выше и выше. — Потому что они плетут паутину не снаружи, а внутри своей жертвы — Хорошо, я поняла, — я чувствовала себя обнаженной рядом с ним. И теперь, когда его тело окутывало словно стеганое одеяло, лаская то мягкой шерстью, то жесткими ладонями, щеки запылали, как разгоряченные угли. — Ты необходим мне, чтобы выжить. — Да. Разум стремился разорвать эти путы, крича о том, что они опасны, но сердце не хотело покидать надежное убежище, в котором было так тепло и спокойно. — Но я не смогу мыться, если ты не отпустишь меня, — и снова этот затравленный взгляд, в водовороте которого всплывает то страх, то бешенство. — Рай, я не упаду. Буду стоять здесь и не двинусь с места. Нет, он все равно не верит. Лишь уголки рта стремятся вниз, а взор мрачнеет. — Может стоит попытаться довериться друг другу иначе так и погрязнем во лжи? Юноша долго молчал, созерцая колыхающиеся на воде пятна света, порожденные ослепительными лучами, что пронзали купальню, но наконец произнес: — Хорошо. Я облегченно выдохнула, с наслаждением разминая руки, когда капкан стальных объятий раскрылся, выпуская на свободу. — Мыла, так понимаю, у вас нет? Деревянный помост пустовал, ни тряпки, которую можно использовать, как полотенце, ни мочалки, ничего. Как и главное чем совершить древний обряд очищения? — Мыла? — принц задумался, обратив свой взор на поверхность реки, затем хмыкнул и резко скрылся под водой, оставив после себя лишь несколько вздувшихся пузырей, которые тут же лопнули. — Это подойдет? — справа от меня вынырнула золотистая голова, протянув в раскрытой ладони кусок чего-то черного. — Хорошо счищает грязь. — Боюсь даже спрашивать что это, — выбора не было, так что комок глины, по крайне мере я надеялась что это именно она, тут же перекочевал ко мне. — А теперь отвернись. — Катия? — Рай нахмурился, пытаясь побороть сомнение. — Я никуда не денусь, — попыталась успокоить его, но морщина, которая пролегла между бровями, стала только глубже. — Запомни, если обернешься, выцарапаю тебе глаза — предупредила я парня, когда он нехотя развернулся к мостику. «Ну и что теперь? — взгляд уперся в соски, которые топорщились от холода, натягивая ткань и обрисовывая груди. При мысли о том, что Рай мог это видеть, захотелось исчезнуть».  — Пусть даже так, — тихо буркнула я, стараясь унять быстрый стук сердца. — Чего смущаться-то? Будто в бассейне они тоже не выпирают. Утешение сработало слабо и горящее лицо не смогло потушить даже брызги ледяной воды. «Он принц, — продолжала вещать уже мысленно, скручивая рубаху тугим жгутом и вешая на шею. — Так что наверняка видел женщин и обнаженными. Поэтому не думаю, что стоячие сиськи могут поразить его воображение». Руки яростно растирали странный кусок по телу и черные линии едва заметными набросками появлялись на коже. Раз, еще раз. Только после того, как ладонь неоднократно прошлась по одному и тому же месту, царапая перекатывающимся частицами, они наполнились темнотой и слились, окрашивая все в единый цвет. — Слушай, — мучить волосы этой гадостью я не решилась. Подумав, что лучше сполоснуть тщательно каждую прядь в реке, чем вычищать из нее прилипшие комья. — А как ты познакомился с Орином? — Зачем тебе? Подушечки пальцев двигались по лицу, заштриховывая щеки, скрывая лоб под смоляной маской. «Ну чем не партизанка? — усмехнулась я своему отражению. — Обсохнуть, и дать деру в леса, собирая сведения о лютых врагах». — Скрасить мое омовение. Чем не причина? — Праздность, — в усталом голосе завибрировал утробный рык. — Ты часто о нем говоришь. — Это тебя беспокоит? В ответ была лишь тишина, тяжелая, осязаемая, давящая словно пресс на одинокую купальню, норовя сломать. И лишь когда по воде начали расползаться угольные разводы, поднимаясь с глубины словно дымка, нерешительно прозвучало: — Нет. Его отец и мой дядя были друзьями. — А вы? — я начала медленно опускаться вниз, стирая налипшую грязь в набегающих волнах. — Мы? Зачем? Разве у принца они могут быть? — небрежным тоном заметил Рай, — Только те, кому выгодно. Река сомкнулась над головой, донимая колючим холодом, и сердце громыхнуло, сжавшись от подступившего отчаяния. «Плохо дело, — злость забушевала в душе. — Неужто судьба решила, что одного дождя мне мало и теперь придется шарахаться еще и от водоемов? Надеюсь эта участь хоть ванну не постигнет». — Так вот почему ты смотришь на него, как на пустое место, — я закашлялась, выплевывая воду, оказавшуюся внутри, искоса наблюдая за настороженной фигурой, которая явно желала обернуться и проверить мое благополучие. — Ты не права. Он  один из мечей, которыми я управляю. Поэтому чтобы не случилось всегда знаю, где он находиться. — Оружие порой ранит хозяина, — убедившись, что на теле не осталось темных пятен, я натянула свою рубашку. — Не только оно ранит, если быть неосторожным, — мой слух уловил нотку грусти, прозвучавшую в тихом голосе, точно отголосок далекого воспоминания. Он явно не хотел, чтобы спрашивали дальше, напрягаясь все сильнее, сжимая руки в кулаки. Выжав волосы, я поспешно заплела косу, чтобы влажные пряди не липли к лицу, залезая то в глаз, то в рот. Приблизившись к помосту, рядом с которым стоял кронпринц, взгляд в последний раз прошелся по купальне, зацепившись за поджарое тело и солнечный нимб из золотистых кудрей. — Рай, — увидев огромную сколопендру алого цвета на спине юноши я сначала опешила, вспомнив рассказ о жутковатой нэнге, но затем, когда с кожи сошли приглушенные блики света, рассмотрела длинный бугрящийся шрам, тянувшийся вдоль поясницы к животу. Он видимо прятался за поясом брюк, не привлекая к парню излишнего внимания, но сейчас, когда они сползли вниз, открывая еле заметно выступающие бедренные косточки, стал виден. — Что это? Ладонь легла на неровную поверхность, поражаясь контрасту ощущений. Неправильно сросшиеся края раны наслаивались друг на друга, нависая над кожей и превращаясь в уродливый рубец, который казался чужеродным наростом. — Это подарок от той кто меня породил, — появившаяся на миг улыбка не коснулась глаз, а только исказила милые черты мучительной гримасой. — По этому я не понимаю, отчего ты так рвешься обратно. — Но почему? Она же твоя мать. — Любовь к детям не является обязанностью царицы. Внутри все оборвалось, накатила паника. Но любопытство слишком беспечно, чтобы следовать голосу разума, предостерегающему об опасности, о том, что ответ на вопрос, который слетел губ, может не понравиться: — Что с ней случилось? — Я убил её. — Это безумие! — гневно бросил я, отшатнувшись. — Как ты мог расправиться со своей матерью?. Нет, Рай не может быть таким чудовищем! — Эта женщина предала отца, забыв о короне, — пронзительные глаза, взирали на меня со спокойной жестокостью. — Ей не было места в нашей семье. — Почему ты так спокойно говоришь о её смерти? — мышцы натянулись от яростного желания ударить его, причинить боль этому холодному истукану — Она ведь тебя родила. — И что? — рот юноши искривился в оскале, — Ты думаешь я ей благодарен за это?