***
Едва дверь квартиры открылась, Коннор влетел внутрь и устремился в ванную комнату. — Хочешь, наберу тебе ванную с пеной и солью? Ричард старался сохранять самообладание, но получалось это все хуже с каждой секундой. Особенно, когда он заметил неуверенную походку Коннора и перепачканную кровью куртку. — Нет. Я хочу в душ и спать как можно быстрее, — не оборачиваясь, ответил близнец и голос показался Ричарду как никогда похожим на голос Колина. Такой холодный, равнодушный тон был совершенно не свойственен их старшему брату — мягкому и жизнерадостному. Сейчас из него будто всю жизнь выбили. Когда дверь ванной захлопнулась, Рич обернулся к другому старшему брату, и нашел того сидящим на диване, изучающим свою ладонь. Всю красную, в запекшейся крови. У Ричарда внутри что-то защемило, и он инстинктивно полез в шкаф за аптечкой. — Не надо. Я сам. Колин одернул руку, когда младший брат попытался осмотреть ее. — Надо промыть рану, Колин. Ты сильно порезался. Или напоролся на что-то типа гвоздя. Это был один из юридических трюков Ричарда и он сработал. Колин сам стал рассказывать ему правду. — Это был не гвоздь. А нож. Мудила воткнул мне нож в руку. Но я ему отомстил, — Колин зло улыбнулся и сжал пальцы правой руки в кулак, снова представляя лицо Джея и готовый повторить свою расправу прямо сейчас. — За что он воткнул в тебя нож? Опять на рожон лез? — Ричард старался задавать вопросы как можно ненавязчивее, пользуясь возбужденным состоянием брата. Пока Колин забылся и выдавал младшему брату все как было, последний очищал раненую руку от крови перекисью и салфетками. Салфеток понадобилось много. — Нет. Они первые начали. Они напали на нас по пути домой, и потащили в подворотню. Колина залихорадило, пальцы в ладони Ричарда стали трястись и нервно сжиматься. Он гладил очищенную руку и успокаивал, быстро подняв глаза на близнеца и видя, что тот снова мысленно перенес себя в жуткие события ночи. Они… Значит, это был не один нападавший, а несколько. Что можно взять у двоих студентов, идущих ночью из кино пешком? Рич разглядывал открывшуюся его взору рану. Теперь действительно было видно, что нанесена она ножом. Младший из братьев собрал все свои медицинские знания, определяя какое понадобится лечение. — Колин, — отозвал Ричард брата и тот не сразу, но отвлекся. Перематывая рану бинтом, Рич лишил себя всей строгости и хладнокровия, пытаясь наполнить голос заботой и лаской, чтобы брат успокоился и доверился ему: — Все уже позади. Ты в безопасности, я рядом. Скажи только: почему ты не позвонил раньше? Порез снова начал кровоточить, от чего Рич устало вздохнул, размотал бинт и начал все сначала – промывать, зажимать тампоном и снова забинтовывать. Колин все это время сидел, не шевелясь и не обращая внимания на все проводимые с ним манипуляции. Хоть он и не подавал виду, но мысленно он все еще был в шоке от случившегося и внутри всё паниковало. Мысли шарахались как испуганные крысы при внезапно включенном свете, мышцы были напряжены, и ни в какую не хотели расслабляться, а глаза безжизненно уставились куда-то позади сидящего в коленях Ричарда. – Я хотел, но телефон сел. Да и что бы ты сделал? Их было четверо. Мне хватило того, что они сделали с Коннором, если бы и с тобой что-то случилось… Ну нахер. Только представив, что там мог бы быть еще и Ричард, Колин активно замотал головой, прогоняя свою бурную фантазию. Машинально выдергивая руку из чутких пальцев Рича, как раз когда тот только закончил бинтовать, Колин закрыл лицо и забрался на диван с ногами. – Что они сделали с Коннором? – нахмурившись, младший брат сел рядом и едва смог подавить волнение в голосе. Колин не отвечал, лишь обнимал колени и, уткнувшись в них лицом, шумно дышал ртом. Пока не почувствовал на своей макушке руку и инстинктивно отшатнулся в сторону. – Колин… – Ричард растерянно смотрел в заблестевшие от слез глаза. Теперь это уже и ему казалось ночным кошмаром. Он обернулся к ванной комнате, где до сих пор шумела вода, потом снова к Колину, всматриваясь в зажмуренное лицо, и в голове появились странные сомнения: кто из близнецов сейчас перед ним, а кто сейчас в душе? Испуганный и старающийся не расплакаться брат перед ним больше походил на Коннора своим поведением, а вот тот, что был в душе, вернувшийся в куртке Колина и говоривший его тоном, скорее походил именно на младшего близнеца. – Колин? – на всякий случай позвал Рич и на него медленно поднялись карие глаза. Он вздохнул с облегчением. Ричард никогда не путал своих братьев, значит, и сейчас сомнения были надуманными. Но что же такое произошло, что привело к таким переменам в поведении? – Ты ведь защищал Коннора? Молчание и медленный кивок. – Они хотели ограбить вас? Колин отрицательно покачал головой. А потом глубоко вздохнул и выдохнул так судорожно, что у Рича у самого в легких защемило. – Изнасиловать. Они Кона изнасиловали. Ну, минимум один из них, – Колин гладил шершавую от бинта руку, убаюкивая боль и стараясь успокоить себя. – Блять! У нас есть алкоголь? Лишившегося дара речи сначала от услышанного, а потом от гнева Рича пришлось толкнуть мыском ноги, чтобы привлечь внимание. Голубые глаза инертно поднялись на Колина, но источали ярость, а мозг судорожно представлял, как в темной грязной подворотне его брата насилуют какие-то извращенные ублюдки. И мысленно Ричард сворачивал шею каждому. Колин опустил глаза на сжимающиеся и разжимающиеся ладони, украдкой ухмыляясь. Ричард жаждал мести и если бы ему только дали наводку – не думая сорвался бы как бладхаунд, идя по кровавому следу за своими жертвами, пока не растерзает каждого на мелкие кусочки. – Я расквитался с троими… Четвертый убежал. – Что? Ты? Один? – Ричард непонимающе вскинул голову и Колин в ответ ухмыльнулся шире. Ему понравилось вершить самосуд. Понравилось слышать вопли и бессильную злобу в свой адрес, понравилось свое превосходство и чувство силы. Запах крови и звук страданий так вскружил голову, что своя боль стала ощущаться только сейчас – когда адреналин перестал захлебывать красной волной и постепенно спал на «нет», уступая место тревоге и стрессу. – Нужно обратиться в полицию, – отрезал Ричард и собрался встать к телефону, пока его не схватили за локоть, утягивая обратно на диван. – Нет! Там была полиция. Мы еле ноги унесли. – От полиции? Почему? – Потому что я не знаю, что я сделал, Рич. Я не помню. Все было как во сне. Как в долбанной компьютерной игре. Я нашел какую-то железяку и просто бил, бил, бил… – пальцы снова задрожали и Колин испуганно уставился на них, не веря, что мог сотворить подобное в одиночку. Голос внезапно сел и он с хрипотцой обратился к брату: – Скажи мне как юрист. Что мне грозит за это? – Ты никого не убил? – Нет… Вроде… – Главное, что не убил. А так ты оборонялся и защищал брата. Так поступил бы на твоем месте любой здравомыслящий человек. Но его слова не слишком успокоили Колина. Перед глазами снова всплывали корчащиеся от боли лица и собственное чувство возбуждения от содеянного. Это была уже не просто самооборона, а намерение причинить боль и получение удовольствия от процесса – в чистом виде садизм. – А что, если полиция придет? Что тогда? Унимая дрожь, близнец оглядывался в поисках пледа, чтобы согреться. Его все еще колотило, но вовсе не от холода. Ричард видя это подсел ближе, обнимая и прижимая Колина к себе, при этом стараясь как можно тактичнее прикасаться к напряженному телу, все еще ожидающему угрозу. – Когда придет, тогда и будем решать. А пока успокойся. Иди ложись спать, уже третий час. – Я не усну. Я хочу нажраться, чтобы просто вырубиться, ни о чем не думая. – Это не выход, – нахмурился Ричард. – Ты не сможешь вечно глушить воспоминания алкоголем. Ты же всегда был бойцом, Колин. Расправился с тремя мудаками, защитил себя и Коннора. Ты даже не представляешь, как я горжусь тобой. Колин хмыкнул, улыбнулся уголком губ и прижался к младшему брату сильнее, положив голову ему на грудь и слушая нервное сердцебиение. Ричард был прав: он переживет и это. Нужно только стиснуть зубы и перетерпеть, точно так же как эту ноющую, пульсирующую боль в руке. – Даже не знаю, смог бы я так же, будучи на твоем месте. Но ты поступил абсолютно правильно, Колин. – Может, хотя бы дашь мне свои прелестные таблеточки? Ну те, обезболивающее? – Колин чуть отклонился, смотря на Рича щенячьими глазами. Трюк не сработал: Ричард укоризненно покачал головой.***
Все это время Коннор стоял под теплыми струями душа, методично натирая кожу мочалкой. Точнее, стирая ее до красноты, так что вода теперь обжигала. Ему хотелось содрать с себя весь кожный покров, где касались чужие пальцы, кусали зубы и похотливые фразочки вполне ощутимо липли к телу. Он все еще чувствовал на себе эти отвратительные грубые прикосновения, это влажное горячее дыхание в свой затылок, толкающие его бедра и самое незабываемое – твердый член внутри. От одного только воспоминания между ног снова откликнулись саднящая боль и дискомфорт. С ненавистью сжимая в кулаке мочалку, Коннор сполз спиной по стене, усевшись в обнимку со своими коленями. Это было мерзко. Он чувствовал себя мерзким. Грязным, испорченным, использованным. Это было совсем не так, как с Колином. Этот секс был лишен любых чувств, даже мести. Тупая и отвратительная похоть, абсолютный страх и противостояние тела и духа. Теперь было искалечено и то, и другое. Стоило сказать спасибо только за то, что тот урод додумался использовать резинку. Вода стекала по телу как и всегда до этого. Как стекала бы в любой другой день. Вот ты раздеваешься, встаешь в душ, смываешь грязь прожитого дня и выходишь свежим и отдохнувшим. А сегодня все было иначе. С сегодняшнего дня все будет иначе. Эта ночь разделила жизнь Коннора на «до» и «после». На то «до», когда он спокойно прогуливался по ночам и даже не ведал насколько же темно и грязно в подворотнях. На то «до», когда секс мог приносить удовольствие, даже если это происходит на общественной парковке и быть относительно безболезненным, даже если это твой первый раз. «До», когда Коннор испытывал наслаждение от власти над ним, подчинения кому-то, когда его возбуждало чувство неизвестности и сильные руки, дающие боль и дискомфорт. Сейчас же он знал все это с другой стороны. Со стороны «после». И стекающая по телу вода совсем не смывала грязь воспоминаний. Только горячие соленые слезы утекали в слив. Коннор просто сидел, в ожидании, когда все его тело так растворится и смоется в водопровод. Он вытянул перед собой руку, смотря на длинные пальцы и стертые о кирпичную стену ладони. Тогда он еще хватался за нее как за свою последнюю надежду, но его последняя надежда появилась с совершенно другой стороны – со спины, с куском трубы и таким же лицом, как у самого Коннора. Какой же я жалкий, черт возьми. Беспомощный и бессильный. Почему, я не такой как Колин? Я даже старше него, что должно быть моим преимуществом. У меня его же тело и руки, так почему я не могу взять арматуру и избить кого-то? Почему Ричард, который вообще младше на год, решительнее и круче, чем я? Что еще должно произойти, прежде чем я остепенюсь, и буду сопротивляться? Или что должно произойти прежде, чем меня убьют в какой-то другой подворотне? Коннор снова посмотрел на свои ладони. Изящные пальцы умели рисовать чертежи и графики, но никак не драться. А потом глаза метнулись на валявшуюся на полу куртку Колина. Кровь на рукаве застыла и потемнела, ставшая теперь почти черной. Коннор стиснул зубы, едва воображая, какую же адскую боль можно было испытать, прежде, чем рана так сильно закровоточит. В голове зародилось нездоровое желание проверить это на себе, но пока взгляд рыскал по ванной в поисках чего-то острого, здравый рассудок начал брать вверх над извращенным мазохизмом. И пока больная фантазия не довела его до ручки, Коннор быстро выключил воду, замотался в полотенце и вышел из ванной, по пути забросив бомбер Колина в стиральную машину.***
Ночь текла своим чередом. Как любая ночь до этого. Ей было пофигу – кого там изнасиловали или убили. Ей просто хотелось быть темной и скрывать в своей темноте всю порочность человеческих деяний. Как Колин и предполагал – уснуть он не мог. И виновата была не только раненая ладонь – мало того, что она болела так, будто в ней все еще торчал нож, и эта боль растекалась по всему телу и мучила, не давая покоя, так ко всему прочему пальцы на левой руке не подчинялись сигналам мозга и не шевелились, как бы Колин ни старался. Виновата была еще и очухавшаяся совесть. Колин лежал и перематывал все предшествующие этому мрачному событию моменты и каждый раз натыкался на свою вину перед Коннором. Если бы я не убежал из подворотни, может нам удалось бы отбиться и вырваться вместе. Или я бы переключил их внимание на себя. Если бы я зарядил телефон, то мог бы позвонить или написать Ричарду. Если бы я не грубил тем придуркам, может они и отстали бы от нас. Если бы я выбрал сеанс пораньше, мы бы успели на автобус и не пошли бы пешком. Если бы Коннор не пошел бы со мной в кино, может ничего бы вообще не случилось. Если бы у этого придурка Трэвиса не было бы девушки, я бы пошел в кино с ним, а не с Коннором. Если бы я тогда не трахнул Коннора на машине Рича, то мы бы ее не испортили, и Рич бы нам давал ее использовать. Если бы… Если бы… Этих «если бы» было бесконечное множество, но все они сводились к одному: виноват Колин. И какие бы варианты развития событий он бы себе ни придумывал, реальность устало качала головой: все уже случилось, время вспять не вернуть. Если бы, да кабы… Рука еще больше разнылась, и Колин обнял ее второй, убаюкивая как ребенка. Вот был бы я андроидом, – мечтал близнец, – перепрошил бы себя, удалил бы эти воспоминания и отключил бы эту руку нахрен, лишь бы она не болела. Но андроидом Колин не был. И поэтому пришлось жить с той памятью, какая у него была и противной чувствительностью человеческого тела. Спустя час бесполезного лежания в кровати, он не выдержал и пошел на первый этаж в поисках обезболивающего, обещающего заглушить и боль и разум. К удивлению Колина, на кухне горел свет, и он мысленно напрягся, ожидая увидеть на ней кого-то из той четверки в подворотне. Ему все еще казалось, что за ними кто-то следил, и последний уцелевший тип теперь проник в дом, чтобы отомстить за всю компанию. Но это был Коннор. Брат-близнец сидел за столом в домашней одежде, пил какао и молча уставился глазами в пространство перед собой. – Не спится? – полушепотом окликнул его Колин и тут же повернул голову в сторону спальни Ричарда. Дверь в нее была закрыта. Коннор заметно вздрогнул, широко раскрытыми глазами посмотрев перед собой, и сначала не узнал брата. Но приглядевшись и поняв, что это Колин, расслабил плечи и нервно отпил из кружки. – Не могу уснуть. Лежал больше часа и ни в какую. Вот, – он поднял свою любимую фиолетовую кружку, демонстрируя ее брату. – Подумал, может какао с молоком поможет. – Не поможет, – хмыкнул Колин и пошел искать аптечку. Ричард уже успел убрать ее обратно в шкаф, но близнец быстро отыскал нужный ящик, а там, внутри уже и знакомые таблетки. Одной правой рукой открывать упаковку оказалось ужасно неудобно и Колин искренне недоумевал: как некоторые люди живут без руки, а то и без двух. – Рука болит? – догадался Коннор, глядя как младший брат расправляется с пачкой таблеток, а потом разводит маленькую белую шипучку в стакане с водой. – Угу. – Сильно? – Угу, – не дожидаясь, когда все обезболивающее растворится, Колин в один заход опустошил стакан и вытер губы тыльной стороной ладони – по привычке левой, и поморщился от шершавой перевязи. – Лучше обратись к врачу. Вдруг что-то серьезное. – Ричард меня подлатал, все заживет. Больше, чем полицию, Колин не любил только врачей. Запах медикаментов и суета вокруг него, будто он беспомощный ребенок, раздражали близнеца. – Ричард не врач, – Коннор хотел уже начать привычные нравоучения, но по напрягающемуся лицу Колина, понял, что не стоит. Поэтому вовремя прикусил язык и отвел глаза. – Будешь? – Колин помахал пустеющей упаковкой обезболивающего. – Нет. У меня ничего не болит. Боль в заднице была не в счет. Переводить на нее таблетки Коннору не хотелось, как и приучать свой организм засыпать только с помощью снотворного. – Зря отказываешься. От этих таблеток быстро вырубаешься. – Это наркотик вообще-то. И от боли он тебя не избавит, а только приглушит ее на время. – Блять, Коннор, – Колин закатил глаза и облокотился на столешницу. – Не врубай «папочку». Иди спать уже. – Я не могу уснуть, – робко напомнил старший брат, заглянул в опустевшую кружку и медленно перевел взгляд на Колина. – Можно я сегодня буду спать с тобой? – И не мечтай! Мне уже не четыре года, чтобы я спал вместе с тобой на одной кровати. Колин фыркнул и пошел ставить стакан в раковину, когда услышал в спину тихое: – Пожалуйста. Тяжело вздохнув, он на пятках развернулся к старшему брату: – У меня не двуспальная кровать, как у Ричарда. Иди спать к нему, уверен, что он с радостью тебя примет. – Но Рич уже спит. Не хочу его будить, ему вставать через несколько часов в универ. – Нам будет тесно. И ты пихаешься во сне. – Я буду спать у стены и обещаю не пихаться. Коннор смотрел отчаянно и жалостливо. Губы так и дрожали, а глаза снова стали блестеть, готовые заплакать. Нет, Колин. Не сдавайся. Он должен это сам пережить. Не можешь же ты вечно брать его в свою постель. Если ты отойдешь от случившегося, то он тоже сможет. – Я не могу спать один, – Коннор виновато отвел взгляд. – Мне страшно. Только закрываю глаза, как сразу снова оказываюсь там… один. Его снова затрясло всем телом и пальцы беспокойно обхватывали пустую кружку, не в силах ее поднять. Не поддавайся, Колин. Нет. Блять. – Хорошо, – сдался младший брат и закатил глаза, мысленно коря себя за жалость. – Но только на одну ночь. – Конечно, – Коннор так обрадовался, что готов был сейчас пойти на любой компромис.***
Он уже давно не был в спальне Колина. Настолько давно, что помнил ее еще пустой, а теперь она вся была уставлена бейсбольными наградами, увешана плакатами со звездами спорта, а одежда неряшливо свисала с кровати и стула. Аккуратностью Колин не отличался и хорошо себя чувствовал именно в бардаке. Его импульсивность даже в убранстве спальни нашла свой отклик. Коннору было не по себе от такого беспорядка, поэтому он даже обрадовался, что все это время не посещал комнату брата-близнеца. Скорее всего, ему бы остро захотелось все это прибрать, а что-то даже выкинуть. – Ты спишь зубами к стенке, тише воды, ниже травы. Ясно? – Да, – кивнул Коннор и босыми ногами прошел к односпальной кровати. Разобранной, помятой, пахнущей Колином. Этот запах он уже выучил наизусть. Все эти годы не замечал и игнорировал, а теперь проникся им и приучил себя воспринимать этот аромат как что-то родное, домашнее, успокаивающее. В комнате было прохладно. Колин открыл окно, в надежде, что это поможет ему уснуть, но этот фокус не удался. Поэтому закрыл обратно, заодно заглушая пение первых пробуждающихся птиц. Время шло к рассвету, а ни один из близнецов еще никак не мог успокоиться и сомкнуть глаза, чтобы отдохнуть и привести в порядок мысли. Как ни крути, но нужно было как-то жить дальше. Они оба это понимали и оба не знали как. Пока единственной их надеждой было время. Говорят, время лечит. Нихуя оно не лечит, только если ты не планируешь обзавестись склерозом. А так оно только точит боль, как скальпель грифель карандаша. Когда старший брат устроился, как и оговаривалось, у стены, Колин выключил свет и прошелся по темной комнате к кровати. Свою спальню он давно знал наизусть и мог по ней хоть закрытыми глазами ходить и не наступить ни на один валяющийся носок. Он быстро забрался под одеяло, поежился и перевернулся к Коннору спиной. Таблетки начинали действовать. Боль гасла и сознание тоже. Мысли покачивались как лодочка на волнах, постепенно становясь все неуловимее. На этот раз понадобилось всего несколько минут, прежде чем проклятый реальный мир исчез, а долгожданный мир сновидений принял Колина как родного, обнимая и лаская в темноте. Так ему казалось, когда на последних секундах перед провалом в мрачную бессознательность, близнец почувствовал дыхание на своей коже, а следом за ним – гладящие руки. Коннор не удержался. Развернулся и незаметно прильнул к младшему брату, утыкаясь сначала носом ему между лопаток, а потом потираясь о расслабленные мышцы спины щекой. Пальцы сами стали гладить обнаженные бока, обмякшие руки, останавливаясь на левой перебинтованной кисти и особенно трепетно поглаживая ее. Колин уже крепко спал и совсем не сопротивлялся. Коннор мог беспрепятственно изучать чужое тело как свое. Находить каждую родинку на том же месте, где была и у него. Мог гладить, прижиматься, целовать и дышать на кожу, и Колин не заворчал бы и не отпихнул от себя. Но Коннор уже сам обессилил. Все, чего он хотел – прижаться к спине младшего брата, вдыхая его запах и чувствуя между ним и стеной себя в защищенности. Просунув свои руки под руками Колина и обняв спящего близнеца за плечи, Коннор зарылся носом в темные волосы на затылке, притиснулся как можно плотнее под одеялом и осмелился закрыть глаза. За спиной Колина ему было спокойно и страх отступил в темноту.