Attraction

На улице сгущались сумерки, но в мужской казарме веселье продолжалось. — Разбодяжить брагу водой было просто охуенной идеей, Конни. Чего ты добивался? — Большего количества напитка, чтобы всем хватило. — А ты не учел, что процент алкоголя в нем уменьшился, гений блядь? — Ой, не хочешь — не пей, морда лошадиная. Больше другим будет. Голова Ржавая, как ты его терпишь, он в постели так же ноет? — Не знаю, — неопределенно ответила девушка и хмыкнула, отхлебнув из стаканчика. Кроме медового послевкусия на языке все приятные особенности браги заканчивались. Пойло третьесортное. — Слушай, а ведь это действительно отвратительно. — Что конкретно? — Спрингер, кажется, был вполне удовлетворен качеством своей работы по разбавлению целой чертовой бочки браги, которую мальчишки умыкнули из склада. — Отвратительно трахаться с Жаном? Охотно верю. — Да нет, я про твой коктейль. Точно водой разбавлял? А то на вкус будто нассали в бочку. Взрыв хохота. Бармен-самоучка Конни шутку не оценил и обиженно засопел, показательно хлебнув браги. А вот ему она по нраву и насрать, что эти олухи думают. Отомстить языкастой рыжей удалось уже через два хода игры «правда или действие». До этого момента Райнер заставил Кирштайна съесть ложку соли, а тот, в свою очередь, выместил всю свою злость из-за такого исхода событий на Конни, потребовав рассказать про свой первый поцелуй. Рассказывать в принципе было не о чем, так что мальчишке ничего не оставалось, кроме как неохотно в этом признаться. Не было пока что и все. Отъебитесь. Зато как он загорелся, когда горлышко раскручиваемой посередине кружка ребят бутылки остановилось на Сигрид… — Покажи сиськи! — победоносно заорал он первое возникшее в коротко стриженной голове унизительное действие, как только Вагнер выбрала, что ей предстоит — выполнять или отвечать. Сейчас-то она вкусит первородный стыд по полной программе. А то больно остро стала отвечать на его невинные шуточки. Все и так прекрасно знают, что у нее с Жаном ничего не было и они просто дружат, но почему бы все равно не постебаться над обоими и не насладиться реакцией? Нерушимая, странная логика. — Перегибаешь, Спрингер, — заметил Райнер, покручивая на дощатом полу полупустой стакан. Вкус пойла его тоже не особо устраивал, но выбирать было не из чего. — Сейчас схлопочешь по лысой башке, и дело с концом. — Не схлопочу, — уверенное заявление, зная, что за годы кадетства рыжая успела нагнать своих сотоварищей по физической силе, а некоторых и перегнать. Да и некогда расквашенная ею скула Кирштайна долго радовала глаз ребят и вызывала немалую волну подъебок. А ее поднимал известно кто. — Не имеет права. Вот будет ее ход, хай лупит кого пожелает. Пять пар глаз выжидающе уставились на Сигрид. Делать нечего, игра игрой, но она предусматривает обязательное выполнение требований, пусть и таких тупорылых. Хотя другого в кругу полупьяных молоденьких новобранцев в Разведку ожидать не приходилось. Загрубевшие белые рученьки взметнулись к вороту рубашки, освобождая пуговицу из петли. — Мне не слабо, — развязно ответила Вагнер. Пыльные глаза с насмешкой оглядели каждого в комнате. — Не одной же Сашке любоваться по ночам. — Ничего я не любуюсь! — вспыхнувшая алым цветом Блауз подала голос рядом с рыжевлаской и пихнула ее локтем в бок. Смешки на этот раз были совсем неуверенные, напряженные. Не каждый же день перед четырьмя юнцами обнажается девушка. — Нихуя себе, — случайно вырвалось у Кирштайна. Подобострастно следя за расстегиванием каждой пуговки, что открывали некогда остро желанное тельце (судя по шевелениям внизу живота, какие-то романтические чувства к холодной Сигрид еще остались), он поспешно опустил глаза, стоило белоснежной рубашке бессильно повиснуть на плечах. От сожранной соли или от стеснения нехило пересохло во рту. Взглянув искоса на примостившегося рядом Спрингера выяснилось, что тот тоже смутился, в отличие от продолжавшей спокойно сидеть жертвы его выбора. Бертольд с упорным интересом рассматривал трещины в полу. Одному только Райнеру было все равно. Скрестив руки на широкой груди, он с усмешкой разглядывал Сигрид. — Неплохо, — с видом знатока сказал блондин. — Не струсила. Жаль, не в моем ты вкусе. — Была бы в твоем — все равно бы тебе ничего не светило, — криво ухмыльнулась хмельная девушка, неторопливо приводя себя в порядок пуговка за пуговкой. Саша заботливо поправила сзади воротничок. — А я думал, что мужчины-военные, в особенности высокие блондины, тебе по нраву. Разряженная атмосфера сгустилась моментально. Многие подозревали некую связь между юной разведчицей и командором, однако озвучить подобное при оной с некоторых пор больше не решались. Непредсказуемость рыжей была невообразимой, она могла и рассвирепеть, и остаться абсолютно глухой к подобным выпадам. Столь разные реакции не позволяли выявить правду, тем более, замечена в грязных делах не была, так что ничего, кроме парочки сплетен, вскоре не осталось. На этот раз завуалированная издевка пролетела мимо, и под потолком казармы пронесся облегченный выдох. Драка Райнера и Сигрид вошла бы в историю их службы как самая кровавая и ожесточенная, а это наблюдать не хотелось никому. — Ты прав, Браун, — безмятежно улыбаясь, разведчица поднялась на ноги и с хрустом прогнулась в спине, потянувшись. Куртка с новой нашивкой — крыльями свободы взамен кадетской — легла на ее плечи, а из кармана в ладонь перекочевал крохотный черный портсигар. Ханжа богатенькая, завистливо обозвал ее про себя Конни. — Какая женщина от такого мужчины откажется? На улице моросило, а небо затянулось мрачными, серыми облаками, скрыв звездное ночное небо. Засиделись они, однако. Почти так же, как и в тот раз. Тот раз. Прогоняя через мозг пленку памяти, Вагнер чуть осоловело улыбается и выуживает из портсигара загрубевшими от тяжкой солдатской доли пальчиками самокрутку. Вредная, гадкая привычка — курить. Абсолютно противная молодой леди. Каждый считал своим долгом спиздануть что-то из этого рода, завидя рыжую с тонкой сигареткой во рту. Эрвин же никогда не говорил ничего подобного, хотя как раз-таки именно его Сигрид послушала бы и навсегда бы бросила пагубную привычку. — Еще одна будет? — рядом на ступень шлепнулся кто-то, прервав неспешный ход мыслей. — Ты ведь не куришь, Жан, — чуть вздрогнув от неожиданного появления друга, Вагнер все же протянула тому раскрытый портсигар. Парень аккуратно вытащил самодельную сигарету, зачем-то ее обнюхал и вложил в губы. — Никогда не поздно начать, — чуть невнятно ответил он, подобрав со ступени лежащий спичечный коробок. — Так себе занятие. От слишком резко затянутого в легкие дыма Кирштайн побагровел неровными пятнами и шумно закашлялся. Что и следовало ожидать. Знатно выругавшись, он тут же сделал вторую затяжку. Та оказалась уже не такой отвратительной. Сигрид же ушла по уши в свои мысли, что позволяло в открытую, не таясь, рассматривать ее профиль. Светилось ли в нем благородство? Возможно. Жан не так часто сталкивался с представителями знати, чтобы отличить их от остальных людей. Видно, у них тоже прямые носы, бледные лица и вбитая изящность в движениях. Сигрид уже очень давно перестала быть существом из какого-то другого мира, коим раньше она виделась Кирштайну. Видно, всему виной была глупая влюбленность, и как следствие — идеализирование объекта воздыхания. Державшаяся особняком девочка из Сины набивала синяки и ссадины, с упоением трескала пресную солдатскую еду и крепко получала мокрой тряпкой по хребтине от недовольного результатами уборки капитана Аккермана. Как и все остальные. После той ссоры в лазарете утекло немало воды. Помирились они престранно — оказались в паре на время тренировки ближнего боя (кадет был уверен, что на это повлияли Конни и Саша, которым надоело видеть двух упрямцев старательно избегающими один другого). Прямо-таки морщась от омерзения друг к другу, мало-помалу их вялый бой перерос в увлекательную драку, эмоциональную, с матерными выкриками и валяниями по траве, за которую их наказали и отправили выполнять наряд на кухне. Само небо предвещало, что они сцепятся и там, на этот раз с поножовщиной. Однако этого не случилось. — Ну все, мы квиты? — шмыгнув разбитым носом с присохшим квадратиком пластыря на нем, Вагнер прекратила остервенело драить шваброй пол, и, оперевшись ладонями на гладкое древко, обернулась. — С такой-то рожей стыдно на людях показываться. Рожа действительно была знатной, чего стоили лиловые круги под глазами из-за расквашенного носа. Жан оставил в покое кастрюлю, начищаемую песком и фыркнул от смеха. — Моя не лучше, — вглядевшись в отполированную поверхность посудины, он увидел свое неестественно растянутое отражение, которое не скрывало ни разбитой губы, ни фонаря под глазом, переливающегося всеми оттенками синего. — Я про твою и говорю, красавчик. — Ой, пошла нахуй. Секунды молчаливых переглядок, и сдвоенный смех заполонил собой всю кухню. Незаметно для себя парень прикипел к девчонке душой и считал ее полноправной подругой, нехотя прекратив какие-либо попытки сблизиться в романтическом плане. Максимум, что было между ними дозволено — это валяться в одной постели, болтая или просто дремля. По этому поводу и возникало немало шуток или подозрений, что они наверняка еще и трахаются, пока никого нет. И пусть не существовало ни одного внятного доказательства, но Кирштайн был убежден — сердце его спасительницы и подруги в одном флаконе давненько занято другим. Иначе стала бы она так отпираться от ухаживаний — поддакивала самоуверенность. — Это ведь правда? — Мм? — покручивая в пальцах сигарету, Сигрид вопросительно взглянула на мальчишку. — То, что ты и командор… Старая песнь. Вагнер шумно выпустила воздух через трепещущие ноздри. — А сам как думаешь? — уворачиваться от вопросов, которые не по душе — ее конек. — На кой ляд ему такая, как я? Разве что только как девочка для секса — ядовито подсказывает мозг. Нет, это не может быть правдой. Несмотря на то, что их редкие тайные встречи частенько заканчивались в спальне, Сигрид чувствовала, что помимо страстных совокуплений существует нечто эфемерное и нежное. Взгляд небесно-голубых глаз, когда Эрвин внимательно, с легкой улыбкой слушает, о чем рассказывает Вагнер. Это заставляет ее картавить еще сильнее от волнения и в смущении замолкать. «Продолжай», не приказывал, а мягко просил он, и девушка продолжала говорить, согреваемая ласковым взглядом. Проникновенные, сбивающие начисто дыхание поцелуи в полумраке. Рыжеволосая нимфа изгибается в сильных руках как ива, скребет пальцами широкие плечи, становится на носочки, подставляя шею под горячие прикосновения губ и молится о том, чтобы никто сейчас не появился в этом сраном коридоре и не увидел их. Ласка, дарованная его руками в спальне, где мужчина любит ее долго и неспеша, извиняясь без слов за их первый раз, когда алкоголь вскипятил кровь в жилах и заставил втрахивать юное, еле сформировавшееся тельце в постель. Еще тогда, влажным полотенцем стирая с внутренней стороны бедер любовницы бордовые пятна крови, Эрвин клянется ей, что такого больше не повторится. И слово свое держит. Доверие, с которым командор говорит с подчиненной. Волнение, плохо скрытое за строгостью, когда рыжеволосая вновь лезет на рожон и валяется в лазарете неделю с сотрясением после падения с лошади. Долгие вечера, во время которых он перебирает осточертевшую документацию за столом, а Сигрид в его рубашке сидит поодаль в кресле, поджав голые ноги под себя и упоенно разрисовывая листы бумаги портретами возлюбленного. Любовь ли? Скрытое рано или поздно становится явным, но пока есть возможность — отсрочить момент необходимо. Жалкий окурок догорел и обжег пальцы. Ойкнув, девушка выронила его в траву и привычно притоптала ногой. — Не беспокойся, люблю я только тебя одного. Кирштайн поймал смазанный поцелуй в висок и от этого ни разу не развеселел, а только нахмурился, вертя в пальцах свою самокрутку. Сигрид вечно говорит то насмешками, то загадками, это раздражало прямолинейного мальчишку. — Ну да, конечно. Глядя вслед уходящей в сторону женских казарм Вагнер, Жан и подумать не мог, что увидит ее еще очень нескоро.

***

У мэра Стохеса чертовски сильно болела голова. Он предпочел бы сейчас послеполуденный отдых в кровати да мяту под язык заместо аудиенции, но дело особой важности вынудило назначить ее именно сегодня. Обширные части города разнесены в щепки благодаря драке двух титанов, человек, обязавшийся держать ситуацию под контролем, сейчас сидел с преспокойным видом перед мужчиной, а чертов мозг буквально кипятился в черепной коробке. Шикарный, прекрасный день. — Прежде чем мы начнем, я бы хотел пригласить сюда временного преемника обязанностей судьи и его помощника, так как по закону требуется их присутствие и в целом документирование всего сказанного сегодня, — растерев пальцами широкую переносицу, мэр устало вперился взглядом в главнокомандующего Разведкорпусом. Тот кивнул, не меняя спокойного выражения лица. Эрвину бояться было нечего — к любым обвинениям он готов. Единственное он не смог предугадать никоим образом — то, что в кабинет мэра вплывет Сигрид Вагнер. — Эрвин, либо ты запрещаешь очкастой набирать людей для своих безумий, либо я ее в окно вышвырну. — Вышвыривай. Этаж-то первый, — отпарировал светловолосый мужчина, беспечно балансируя в стоящем на задних ножках кресле и бегло просматривая письмо. В нем, находящаяся в районе Трост Ханджи Зое искренне, многословно просит дать добро на отлов титана. — Да и к тому же, если ей нужен титан для исследований, то почему бы и нет. Леви начинает понемногу закипать из-за непривычной безалаберности друга и начальника, но пока что держится, измеряя комнату шагами. Туда — обратно. — А если об этом пронюхают эти полицейские шавки и доложат куда надо? И без того рискованно работаем, они только и ждут хоть малейшей зацепки. — Вся наша жить — риск, Леви. Благодаря Ханджи и ее, как ты выразился, «безумиям» мы узнали немного больше о противнике. Ты сам это прекрасно понимаешь. О, кто-кто, а Аккерман прекрасно все понимал. Зое умна и по-своему незаменима, но порой ее идеи буквально валят с ног. Вот, с недавних пора она загорелась идеей поймать личного подопытного титанчика для исследований. Даже успела впаять капитану предпочтения насчет титана: чтоб мелким был, не больше пяти метров, и, желательно, брюнетом. «На кой-хер тебе именно брюнет?» — ледяной взгляд мужчины столкнулся с пылающими идеей глазами ученой. Лед и пламя. Борьба на равных. «В мужья себе подбираешь?» Единственное, что сейчас не мог понять Леви, как ни старался — что за чертовщина произошла с Эрвином за последние несколько месяцев. В данный момент его внешний вид заставлял волком выть педантичность — вместо идеально уложенных волос теперь было невнятное гнездо, галстук-болеро отсутствовал, а рубашка — о, ужас — неприлично застегнута лишь наполовину. Смита будто только что бесцеремонно вытряхнули из постели, а ведь уже седьмой час утра. В такое время командор давно не спит. А лицо-то довольное и сытное, как у кота, втихую нализавшегося сметаны. Аккерман зорко окинул продолжавшего раскачиваться на стуле командира и недовольно цыкнул. У него давненько появились некоторые догадки насчет странностей, правда, подтверждены они не были. — Ну хорошо, — на время сдался он и упал в излюбленное кресло, скрестив руки на груди. — Давай рассказывай, кто она. — Она? — Стены тут тонкие, Эрвин. Не поверю, если скажешь, что это ты по-женски голосил полночи. С кем ты шашни закрутил на этот раз? — Не понимаю, о чем ты. — В порядок бы хоть себя привел. Или нарочно похвастаться решил? Непонимающее выражение лица вкупе с прорвавшейся довольной ухмылкой конкретно подбешивает. Шумный вдох, процеженный сквозь плотно сжатые зубы, и капитан уронил свое бледное лицо в раскрытые ладони. Любимая стратегия Смита в случае, когда он не хочет отвечать на прямые вопросы — прикидываться дурачком. Ему это откровенно не идет, но проще гору передвинуть, чем переубедить непробиваемого упрямца. Еще и Ханджи со своим зоопарком… Помутневший от тяжких дум взгляд внезапно уловил сквозь пальцы некий блеск на солнечном пятне ковра. Отняв ладони от хмурого лица, Аккерман пристально посмотрел на находку и, осторожно, будто она может укусить, подобрал вещицу. Кажется, он припомнил, кому принадлежит эта незатейливая подвеска в виде полированного прозрачного камешка. В гладкой поверхности шарика призрачно отразился игривый оранжевый огонек. Находка со звонким стуком опустилась на стол, как незыблемое доказательство ночных прегрешений. — Дочка судьи, значит, — подметил Леви, откидываясь в теплоту кресла и сверля собеседника дымчатыми глазами. — Извращенец ты старый. Видимо, Вагнер как-то пронюхал о твоих с ней развлечениях и именно поэтому забрал. Только что расслабленно устроившийся в кресле командор взвился на месте. — Как забрал? Куда? Почему мне не доложено? — громыхнул он, сдвинув густые брови. Сладкую истому как рукой сняло. — Не доложено потому, что я не успел, — перемена в поведении начальника удовлетворила Аккермана. — Кирштайн видел ее этой ночью, как шла к женским казармам. Видимо, не дошла. А сейчас только ебаное раннее утро, Эрвин, и я как раз собирался тебе об этом сообщить после новостей от Ханджи. Куда ты, черт тебя раздери, намылился? — В Стохес, — кратко бросил мужчина, торопливо застегивая рубашку до конца. Она ожгла Смита взглядом только на мгновение и бесстрастно отвела глаза. — Следуя завещанию почившего Фридриха Вагнера, до того момента, пока не будет назначен новый судья, его место занимаю я, Сигрид Вагнер, — переняв у помощника лист бумаги, исписанный размашистым почерком с жирной печатью снизу, рыжевласая аккуратно возложила его на стол. — Вот само завещание с подписью покойного и его судебного помощника. — Благодарю, — кивнул мэр, недоверчиво глядя на столь молодую для подобной должности женщину. Но, будучи лично знакомым с ее отцом, мужчина подозревал, что Фридрих был полностью уверен в дочери, передавая ей бремя судейства. Пусть и временно. — Приступайте к протоколированию. На мгновение, пока Сигрид усаживалась в услужливо отодвинутое солдатом из Полиции кресло, она была очень близко, чертовски близко к Эрвину. Настолько, что он уловил чужеродный шлейф духов и мог с легкостью взять девушку за руку. Но не шелохнулся. Из головы, так некстати, повылетали все нужные слова, а на их месте застыл образ ее круглого, обтянутого бордовым бархатом платья живота. — Если все готово, можем начать, — мэр шумно прочистил горло. — Итак. Эрвин, у нас есть вопросы по поводу ваших действий. Почему для помощи в проведении операции вы не обратились за помощью к королевской гвардии, а сделали все своими силами?.. …Дело сделано. Перелистывая протокол и бегло его просматривая, необычайно довольная проделанной работой мисс Вагнер неспешно шла по коридорам мэрии в сопровождении помощника ее отца, который скончался совсем недавно от сердечного приступа. Эрл, статный черноглазый мужчина в летах, за несколько прошедших месяцев успел ознакомить юную затворницу с некоторыми тонкостями судейского дела, а так же подготовил ее к сегодняшней аудиенции. В принципе, он и целил на место самого судьи, а пока что скромно выжидал, когда наследница добровольно передаст обязанности. Оклик позади. Сигрид мгновенно поняла, кому принадлежит звучный голос и застыла изваянием. Только не это, лихорадочно пронеслось в голове. Нет, нет, нет, уходи прочь, оставь меня в покое. Я не успела отвыкнуть. — Командор Смит, а не вам ли нужно в Розу? — Эрл был ядовит как плющ. Он всегда холодно относился к такому роду войск, как Разведка, а тем более к их командующему. Про него мужчина услышал немало нехорошего от Фридриха в последние дни его жизни. — Только что ведь передали. — Всенепременно вернусь к своим прямым обязанностям, как только обговорю несколько вопросов с вашей начальницей. Сэр. Называть взбалмошную девицу, что в три раза младше, его начальницей, было крайне оскорбительно и задевало самолюбие. Но Эрл отступил, поджав тонкие губы. — Я жду вас в карете, мисс Вагнер, — сухо бросил он, и чинно удалился. Ну вот, теперь не деться никуда. — Оставь меня в покое, Эрвин, — не разворачиваясь, тихо проговорила она. Без злобы, просто с усталостью и печалью. В первые в жизни обратилась к нему на «ты». — Я искал тебя, — Смит нетерпеливо развернул ее за плечи и обжегся об тоскливые, серые глаза. Будто через них душу высосали. — Свои люди в Военной Полиции каждый сантиметр Сины обсмотрели. Где ты была все это время? Упрямое молчание. Но крепкое сжатие хрупких плечей заставило Сигрид зашипеть и гневно заблестеть глазами на мужчину. Хоть какая-то живая эмоция. — В Розе, — неохотно отозвалась та и прижала к животу тонкую папку с бумагами. Прятала. — Какого черта ты была там? Почему даже не написала мне? Почему ты не сказала еще раньше, что ты бе… — Потому что я сидела взаперти в ебаном подвале, вот почему, Эрвин. Что-то, державшее ее на плаву все это тоскливое время, надломилось и полетело в пропасть отчаяния и боли, и больше ничего не сдерживало ураган истерики. Она стойко выдержала аудиенцию, прислушиваясь к столь родному голосу, но не смея и головы поднять. А теперь... Впервые за долгие годы щеки Сигрид ощутили слезы. И не просто одинокие слезинки, а целые потоки, соленые реки, собиравшиеся на маленьком подбородке и капающие на вырез. Вагнер упоенно плакала и мутным от влаги взглядом мечтала сжечь Смита. Ее боль искала выход. — Потому что мой дражайший отец сделал все, чтобы ты меня не нашел, а я не сбежала, — судорожно выдохнув, рыжая захрустела сжатой в руках папкой. — По всему Разведкорпусу ходили слушки о нас. Все, кому не впадлу, об этом говорили. Вот и доползло. Кадет Томас, которого в Тросте аномальный сожрал — братец мой двоюродный, по-видимому он и наговорил лишнего отцу моему. Тот мне весь мозг выел, когда посреди ночи забрал в поместье в Розе. Орал, что я шлюха и позорю род, морали читал. Сигрид перевела дыхание и зажмурилась. — А потом живот было не скрыть, как бинтами не утягивай… Она была на грани истерики. Отведя изрядно помятую папку в руках Вагнер в сторону, командор привлек девушку к себе. Знатная округлость несколько мешала прижать всхлипывающую бывшую разведчицу поближе. Его несчастная девочка. В который раз Эрвин проклял себя за то, что посмел опорочить столь юное создание и оставить на нем жгучие следы похоти. Порой случались ночи, когда он не сдерживался и, как неопытный мальчишка, с протяжным полустоном-полувыдохом изливался в разгоряченное лоно, за что потом извинялся тысячу раз и ненавидел себя еще сильнее. Но она никогда не злилась. Гладила по растрепанным светлым волосам, целовала в нахмуренный лоб и льнула к груди, заставляя отвлечься от горького самобичевания. Даже сейчас она не держала обиды и не гнала его прочь, прижимаясь все так же доверчиво. Совсем еще дитя, по воле судьбы вынужденное вырасти раньше, чем хотелось бы и перенять на свои плечи непомерный груз ответственности. — Как думаешь, кто там? — неожиданно спросил Смит. Не только потому, что ему было интересно, а чтобы отвлечь девушку. — Мальчик, — мгновенно прогундосила рыжая в плечо мужчины. — Я так чувствую, да и врачи подтверждают. Он сильно пинается и требует, чтобы я ела мясо. Блондин тихо, почти беззвучно рассмеялся, целуя возлюбленную в теплую макушку. Все такая же забавная и очаровательная. Эгоистично будет забирать ее обратно, как бы того ни хотелось. Сильные руки сомкнулись вокруг нежного стана еще крепче. — Я счастлив, что ты в безопасности, — сглотнув ком в горле, проговорил Смит, невидящим взглядом вперившись в окно впереди. — Да, теперь мое место здесь, — нехотя выбравшись из объятий и следом вытащив узкую, в тяжелых перстнях ладонь из его, Сигрид опустила голову. Свободные от прически локоны цветом в осень скрыли исхудалое лицо. — Я ведь должна обеспечить нам максимальную защиту. Плюс ко всему, не хочу поспешно отдавать судейство этому скользкому типу, Эрлу. Уверена, при удобном случае он тебя на эшафот отправит. Необходимо найти более достойного преемника. А потом… Как время покажет. — Подумай хорошо, Сигрид, — Смит убрал непослушный завиток пряди девушке за ухо. Он был целиком и полностью убежден, что при большом желании проницательная, обладающая изворотливым умом и развитым чувством справедливости Вагнер стала бы достойной заменой своему отцу. — Может, не стоит так поспешно сдавать позиции? В Сине ты будешь в безопасности, и ребенок тоже. Кроме того, ты можешь стать информатором для Разведки. Выгоду стоит находить везде и во всем. — Об этом я еще не размышляла, — призналась юная судья и задумалась. Это было мудро. Возможно, действительно не стоит так быстро покидать родные стены в угоду собственным интересам. По крайней мере сейчас ее положение не давало вернуться в легион Разведки, и должно пройти немало времени, чтобы позволить себе это сделать. Размышления прервал нарастающий на нижних этажах гомон голосов и беготня по лестницам. Время поджимало и больше не разрешало им обоим побыть вместе. — Кажется, солдаты потеряли своего начальника, — Сигрид спрятала печаль за улыбкой, но и она получилась какой-то вымученной. Прикосновение к животу заставило ее удивленно распахнуть глаза, поднять лицо и наткнуться губами на чужие. Сладко. Нежно. Жаль, что всего-то на несколько мгновений. — Береги себя, — прошелестел шепот в поцелуе. — И моего сына. Уходя, мужчина не позволил себе обернуться — знал, что если еще раз посмотрит в эти серые глаза с чуть раскосым разрезом, то заберет возлюбленную отсюда. Вопреки сложившемуся положению дел. Успокаивало истерзанную душу только предчувствие, ранее никогда не подводившее командора — сейчас оно упорно давало понять, что они обязательно встретятся. Когда — неизвестно. Возможно, что не завтра, не через неделю и не через месяц. Но судьба успела соединить их тонкой красной нитью, не разрываемой ни обстоятельствами, ни трудностями. Однажды она вернется. Снова зайдет в его кабинет, пряча руки за спиной и прокартавит набившее оскомину «командор». Она ведь всегда возвращается.